Ловиц, Товий Егорович

Иоганн Тобиас (Товий Егорович) Ловиц
нем. Johann Tobias Lowitz
Дата рождения:	25 апреля 1757(1757-04-25)
Место рождения:	Гёттинген
Дата смерти:	7 декабря 1804(1804-12-07) (47 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	химия
Альма-матер:	Гёттингенский университет
Известен как:	открывший явление адсорбции на угле, первооткрыватель редких форм гало - дуг Ловица

Иоганн Тобиас (Товий Егорович) Ловиц (нем. Johann Tobias Lowitz; 25 апреля 1757 г. — 7 декабря 1804 г.) — русский химик, академик Петербургской Академии наук (с 1793).

Биография

Родился в Гёттингене. В 1768 г. вместе с отцом, астрономом Г. М. Ловицем, приехал в Россию. После трагической гибели отца во время Пугачёвского бунта воспитывался у математика Леонарда Эйлера. Был учеником в Главной аптеке в Петербурге (до 1780). Учился в Гёттингенском университете (1780—1782). В 1784—1797 гг. вновь в Главной аптеке в Петербурге, где и выполнил значительную часть своих исследований. С 1797 г. работал в домашней лаборатории, находясь официально на службе в Петербургской АН в качестве профессора химии.

Научная работа

Исследования посвящены различным проблемам химии. В 1784 году обнаружил явление пересыщения и переохлаждения растворов; установил условия выращивания кристаллов. В 1785 году открыл явление адсорбции углём в растворах и подробно исследовал его. Предложил использовать древесный уголь для очистки воды, спирта и водки, фармацевтических препаратов и органических соединений. Изучал кристаллизацию солей из растворов. С целью использования индивидуальных кристаллических модификаций при анализе солей изготовил 288 моделей различных веществ и классифицировал их по химическим признакам. Разработал несколько рецептов охладительных смесей.

Открыл (1789) способ получения ледяной уксусной кислоты. Впервые получил кристаллическую глюкозу (1792), дигидрат поваренной соли и кристаллические едкие щёлочи (1795). Приготовил (1796) безводные (абсолютные) диэтиловый эфир и этиловый спирт; последний использовал для разделения солей бария, стронция и кальция. Обнаружил и описал (1790) названные его именем дуги Ловица [1] - оптическое явление, иногда сопровождающее гало.

Литература

• Фигуровский Н. А., Ушакова Н. Н. Товий Егорович Ловиц, 1757—1804 / Отв. ред. А. Н. Шамин. — М.: Наука, 1988. — 192 с. — (Научно-биографическая серия). — 1 500 экз. (обл.)
• Волков В. А., Вонский Е. В., Кузнецова Г. И. Выдающиеся химики мира. — М.: Высшая школа, 1991. 271 с.
• Сало В. М. К открытию Т. Е. Ловицем явления адсорбции углем. // Фармация. 1985. — Т. 34. № 2. С. 82-84.
• Егоров В.А., Абдулмананова Е.Л. / История фармации 2002. 225 с.

Ссылки

• Д. Н. Трифонов [www.chem.msu.su/rus/elibrary/trifonov/tobias-lovitz.html Товий Егорович Ловиц]
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51132.ln-ru Профиль Товия Егоровича (Тобиаса Иоганна) Ловица] на официальном сайте РАН

[1] The 1790 St Petersburg Display www.atoptics.co.uk/halo/lowpete.htm

Отрывок, характеризующий Ловиц, Товий Егорович

Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.