Ловмянский, Генрик

Генрик Ловмянский
польск. Henryk Łowmiański
Место рождения:	дер. Даугудза близ Вилькомира Виленская губерния, Российская империя) ныне Укмергский район, Литва
Научная сфера:	медиевистика, история, славистика
Место работы:	Университет Стефана Батория; Университет имени Адама Мицкевича в Познани
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Университет Стефана Батория
Известен как:	автор работ по истории Польши и Великого княжества Литовского
Награды и премии:	Государственная премия ПНР I степени

Ге́нрик Ловмя́нский (польск. Henryk Łowmiański; 22 августа 1898, дер. Даугудза близ Вилькомира, Виленской губернии, Российской империи (ныне Укмергский район Литвы) — 4 сентября 1984, Познань) — польский учëный, историк-медиевист, славист, профессор, доктор наук, академик Польской Академии наук (с 1952). Автор монументального 6-томного труда «Начала Польши».

Биография

Среднее образование получил в Вильно и Чернигове. В 1916 году записался в Киевский университет св. Владимира. Затем перевёлся в Виленский университет Стефана Батория, где изучал историю. После окончания университета, был оставлен там для продолжения научной работы.

В 1924 году защитил докторскую диссертацию по истории литовских городов XVI века (польск. Wschody miast litewskich w XVI wieku). Стал первым доктором истории в обновлённом Виленском университете. Прошёл процесс хабилитации в 1932 году с 2-томным трудом «Исследование начал общества и государства литовского» (польск. Studia nad początkami społeczeństwa i państwa litewskiego).

В 1932 получил звание почётного доктора за исследования по истории Великого княжества Литовского.

В 1933—1939 заведовал кафедрой истории Восточной Европы Виленского университета.

С 1938 — член Польской академии знаний.

Во время Второй мировой войны работал в виленском архиве. В 1945 переселился в Польшу, некоторое время жил и работал в Лодзи. Затем переехал в Познань.

Работал профессором на кафедре истории Восточной Европы (названную позже кафедрой истории народов СССР) познаньского Университета им. Адама Мицкевича.

С 1963 — руководитель отдела истории средневековья Института истории Польской академии наук.

В 1951—1957 — председатель исторических кафедр Познанского университета, а в 1957—1968 — директор института истории этого же университета.

Из-за плохого зрения трагически погиб под трамваем в Познани. Похоронен в г. Жгув.

Избранные научные труды

• Wschody miast litewskich (1923—1924)
• Witold wielki książę litewski (1930)
• Studia nad początkami społeczeństwa i państwa litewskiego (1931-32)
• Uwagi o sprawie podłoża społecznego i gospodarczego Unii Jagiellońskiej (1934)
• The Ancient Prussians (1936)
• Wcielenie Litwy do Polski w 1386 roku (1937)
• Handel Mohylewa w XVI w. (1938)
• Struktura gospodarcza Mohylewa w czasach pomiary włócznej (1939)
• Imię chrzestne Mieszka I (1948)
• Podstawy gospodarcze formowania się państw słowiańskich (1953)
• Zagadnienia roli Normanów w genezie państw słowiańskich (1957)
• Historia Polski do roku 1764 (1957—1958)
• Geneza państwa ruskiego jako wynik procesu wewnętrznego (1962)
• Początki Polski t. I—VI (1963—1985)
• Religia Słowian i jej upadek (w. VI—XII) (1979)
• Studia nad dziejami Wielkiego Księstwa Litewskiego (1983)
• Studia nad dziejami Słowiańszczyzny, Polski i Rusi w wiekach średnich (1986)
• Prusy — Litwa — Krzyżacy (1989)
• Zaludnienie państwa litewskiego w wieku XVI: zaludnienie w roku 1528 (1998)
• Polityka Jagiellonów (1999)

Награды

• Орден «Знамя Труда» II степени (1954)
• Орден Строителей Народной Польши (1974)
• Государственная премия ПНР I степени (1964)

Ссылки

• [history.franko.lviv.ua/yak_intro.htm Генрик Ловмянский] (укр.)

Отрывок, характеризующий Ловмянский, Генрик

– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.