Ловягин, Александр Михайлович

Александр Михайлович Ловягин
Дата рождения:	25 (13) августа 1870(1870-08-13)
Место рождения:	Ревель
Дата смерти:	5 октября 1925(1925-10-05) (55 лет)
Место смерти:	Ленинград
Научная сфера:	Книговедение, Библиография, Библиотековедение
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Петербургский историко-филологический институт
Известен как:	публицист, переводчик

Ловя́гин Алекса́ндр Миха́йлович (25 августа 1870 года, Ревель — 5 октября 1925 года, Ленинград) — книговед, библиограф, библиотековед, публицист, переводчик.

Биография

В 1892 году окончил исторический факультет Петербургского историко-филологического института.

Один из организаторов и президент Русского библиологического общества (1899—1919), почётный член Русского библиографического общества при Московском университете. С 1 марта по 1 июля 1917 года являлся директором-распорядителем Петроградского телеграфного агентства. После революции — учёный секретарь Научно-исследовательского института книговедения в Петрограде. Выступал с докладом о его работе в 1920-24 гг. на 1-м Всероссийском библиографическом съезде в Москве (1924 г.). Далее, директор библиотеки Ленинградского государственного университета. Научным вкладом А. Ловягина является разработка им вопросов методологии библиографии и предложение концепции классификации книговедения. Теория А. М. Ловягина в целом определяет последовательный отход от узкого академизма к социологизму, то есть осознанию факта участия книги в процессе социального переустройства общества.

В 1894—1901 годах опубликовал много статей и заметок разнообразного содержания в «Энциклопедическом словаре» Ф. А. Брокгауза и И. А. Эфрона. А. М. Ловягин был автором многочисленных статей по книговедению, сборника «Библиологические очерки» (1916). Основной труд — «Основы книговедения» (1926 г., издан посмертно).

Также известен как переводчик. К его работам относится книга А. Олеария «Описание путешествия в Московию» опубликованная в 1906 году и переизданная в 2003.

Некоторые работы

• Ловягин А. М. Николай Витсен из Амстердама у патриарха Николая // Исторический вестник. 1899. № 9.
• Ловягин А. М. А. Н. Неустроев // Литературный вестник : журнал. — 1902. — № 4.

Ссылки

• [www.itar-tass.com/c337/402275.html/ Ловягин Александр Михайлович]. Информационное телеграфное агентство России
• [www.ncknigaran.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=212%3Alovyagin&catid=3&Itemid=32 Ловягин Александр Михайлович на сайте Ncknigaran.ru]
• Баринов Д.А., Ростовцев Е.А. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/905.html Ловягин Александр Михайлович // Биографика СПбГУ]

Отрывок, характеризующий Ловягин, Александр Михайлович

Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.