Логографическое письмо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Логогра́мма, или логогра́ф, — графема, обозначающая слово или морфему. Противопоставлена фонограмме, которая может выражаться фонемой или комбинацией фонем, и детерминативом, который определяет грамматические категории.

Логограммы также известны как «идеограммы» или «иероглифы». Строго говоря, идеограмма представляет собой некую идею, а не слово или морфему. Ни одна из логограмматических систем, описанных в данной статье, не будет по-настоящему идеографической.

Логограммы состоят из различно расположенных зримых элементов, в отличие от алфавитных языков, использующих сегментные фонемы. Таким образом, легче узнать или запомнить звуковою форму слов, написанных на алфавите, а в случае с идеографами, легче запомнить или догадаться о значении слов. Ещё одной отличительной чертой логограмм является то, что одна логограмма может использоваться множеством языков для обозначения слов со схожими значениями. Хотя различные языки могут использовать одинаковые или схожие алфавиты, абугиды, слоговые азбуки и т. п., степень идентичности репрезентации слов с разностью произношений гораздо более ограничена.





Логограмматические системы

Логограмматическая система, или логография, считается наиболее ранней действительной письменной системой. Множество первых цивилизаций в Индии, Китае, Центральной Америке и на Ближнем Востоке использовали логограмматическое письмо.

Неизвестно ни одной чисто логограмматической письменности, так как её использование было бы непрактичным. Вместо этого все использовали принцип ребуса с целью увеличения фонетического диапазона письма. Термин логосиллабическое письмо часто употребляется для акцентирования частично фонетической природы данной письменности, хотя касательно иероглифов этот термин будет некорректен. В китайском языке происходил дополнительный процесс слияния подобных фонетических элементов с детерминативами. Такие фонетические образования составляли основную часть письменности.

Логограмматическое письмо включает в себя:

Ни одна из вышеперечисленных систем не являлась правильной. Это можно продемонстрировать на примере китайского языка. Несмотря на то, что большинство китайских иероглифов представляют собой морфемы, существуют исключения, когда взаимно однозначное соответствие между морфемой и слогом сводится к нулю. Около 10 % морфем в классическом китайском языке являются двусложными. На письме они обозначаются двумя иероглифами, а не одним. Например, китайское слово 蜘蛛 zhīzhū (паук) создано путём слияния 知朱 zhīzhū (досл. «знать киноварь») с детерминативом 虫 , обозначающим насекомое. Ни 蜘, ни 蛛 не встречаются по отдельности, кроме случаев, когда они используются вместо 蜘蛛 в поэзии. Кроме того, в древнекитайском были биморфемные односложные слова; их изображали одним иероглифом. Например, в 王 транскрибируются как wáng (король), так и wàng (править). Последнее, очевидно, произошло от первого слова с суффиксом, *hjwang-s, который сохраняется в современном варианте с нисходящим тоном. Однако в современном путунхуа биморфемные слоги пишутся в два иероглифа: 花儿 huār (цветочек).

Логограммы используются в современной стенографии при написании общеизвестных слов. Также, числительные и математические символы, используемые в алфавитных системах, являются логограммами — 1 один, 2 два, + плюс, = равно, и т. д. В английском языке знак & употребляется вместо and или et (&c как замена et cetera), % вместо процент, $ — доллар,  — евро, и т. д.

Идеографические и фонетические величины

Все полностью логограмматические системы имеют фонетическую величину (например, «a» в логограмме @ at). Бывают случаи, как в аккадском варианте клинописи, когда подавляющее большинство иероглифов используются не в логограмматическом смысле, а для выражения звукового значения. Многие логограмматические системы имеют идеографический компонент, называемый «детерминативом», как в случае с египетским языком или «радикалами» в китайском. Типичное употребление в египетском заключается в приращении логограммы, которая может представлять собой несколько слов с разными произношениями, с детерминативом для сужения значения, и фонетическим компонентом для уточнения произношения. В китайском языке большинство иероглифов являются фиксированными комбинациями радикала, который указывает на семантическую категорию, и фонетического компонента в качестве уточнителя произношения. Система майя использовала логограммы с фонетическими осложнителями, как и в египетском языке, хотя в ней отсутствовали идеографические компоненты.

Преимущества и недостатки

Разделение письма и произношения

Главное отличие логограмм от других письменных систем состоит в том, что графемы напрямую не связаны с произношением. Преимуществом в данном случае является то, что человеку не нужно понимать произношение или язык, на котором говорил пишущий. Читающий поймёт значение 1, независимо от того, звучит ли оно в языке писателя один, one, ити или wāḥid. Таким образом, люди, говорящие на различных диалектах китайского языка, могут не понять друг друга во время разговора, но в определённой степени поймут во время переписки, даже если они не умеют говорить на нормированном китайском. Более того, в Восточной Азии (Китай, Вьетнам, Корея, Япония и т. д.) до Нового времени письменная коммуникация была нормой в международной торговле и дипломатии. Глухие люди также находят логографические системы более лёгкими для изучения, так как слова не связаны со звучанием.

В то же время, подобное разделение представляет собой огромный недостаток, требующий запоминания множества логограмм в процессе обучения чтению и письму отдельно от произношения. Хотя это обычно несвойственно для логограмм, в японском языке почти у каждой имеется несколько вариантов произношения. Фонетический ряд иероглифа пишется точно также как и произносится, хотя небольшое различие в произношении может стать причиной появления двусмысленности. Многие алфавитные системы, такие как в греческом, латинском, итальянском или финском языках, находят компромисс, выражающийся в нормировании написания слов и сохранении чёткого соответствия между буквами и их произношением. Орфография английского более сложна, нежели у вышеупомянутых языков, и комбинации букв часто произносятся по-разному. Хангыль, корейская система письменности, является примером алфавита, специально разработанного на замену логографическому письму ханча для повышения уровня грамотности.

Напишите отзыв о статье "Логографическое письмо"

Литература

Отрывок, характеризующий Логографическое письмо

Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.