Лодейное Поле (станция)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 60°43′41″ с. ш. 33°33′22″ в. д. / 60.728100° с. ш. 33.556000° в. д. / 60.728100; 33.556000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=60.728100&mlon=33.556000&zoom=16 (O)] (Я)
Станция Лодейное Поле
Свирь - Волховстрой I
Октябрьская железная дорога
Отделение ж. д.:

Волховстроевское

Дата открытия:

1916 [1]

Тип:

пассажирская и грузовая

Количество платформ:

3

Количество путей:

23

Тип платформ:

боковая и островные

Форма платформ:

прямые

Ток:

постоянный, =3кВ

Выход к:

Вокзальная ул.

Расположение:

Лодейное Поле, Ленинградская область.

Расстояние до Санкт-Петербурга:

243 км 

Код станции:

049106

Код в «Экспресс-3»:

2004678

Лодейное Поле — железнодорожная станция в городе Лодейное Поле (Ленинградская область). Является узлом трёх направлений: на Санкт-Петербург, Мурманск и Янисъярви.

Станция относится к Волховстроевскому региону Октябрьской железной дороги. Через станцию ежедневно следует от 4 до 10 пар пассажирских поездов дальнего следования (интенсивность меняется в зависимости от сезона).

По линии Лодейное Поле — Янисъярви до февраля 2011 года ежедневно курсировала одна пара грузо-пассажирских поездов, по август 2011 года он курсировал в категории местных поездов, с сентября 2011 года он упразднен, в феврале 2012 года восстановлен как пригородный поезд с сообщением до Питкяранты, но в августе 2014 года снова упразднен.

Пригородное сообщение через станцию малоинтенсивное: в сутки проходит три пары пригородных электропоездов (одна пара по маршруту Санкт-Петербург-Ладожский — Свирь, одна — по маршруту Волховстрой I — Свирь и одна — по маршруту Волховстрой I — Лодейное Поле).





Дальнее сообщение

Круглогодичное обращение поездов

Сезонное обращение поездов

Напишите отзыв о статье "Лодейное Поле (станция)"

Примечания

  1. Железнодорожные станции СССР. Справочник. — М., Транспорт, 1981


Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
Шамокша
Санкт-Петербург — Мурманск
Следующая остановка:
Янега

Отрывок, характеризующий Лодейное Поле (станция)

Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.