Лозоплетение

Лозоплете́ние — ремесло изготовления плетёных изделий из лозы: домашней утвари и ёмкостей различного назначения, таких как короба, корзины, вазы и др., мебели (столы, стулья, сундуки, колыбели) и др. Под лозой подразумевается любой природный материал растительного происхождения, способный при определённой обработке с лёгкостью гнуться, а в обычных условиях держать форму. Название материала — «лоза» произошло от виноградной лозы, из которой плели корзины. Часто материалом для плетения служит ивовый прут, он используется для плетения как в Европе, так и в Азии, кроме того, в Азии плетут из такого материала, как ротанг и бамбук. Техника плетения из лозы может быть самой разнообразной.

История ремесла

Плетение, как ремесло имеет долгую историю и возникло оно раньше, чем металло- и деревообработка, что обусловлено большим количеством природного материала и отсутствием орудий производства. Оно уходит своими корнями к эпохе неолита, или каменного века, в этот период в разных частях света человек начал изготавливать циновки, сосуды, корзины и орудия для рыболовства и охоты. С помощью плетения строились стены домов для жилья и хозяйства. По одной из версий плетение явилось прародителем ткачества.

При раскопках в гробнице Тутанхамона были обнаружены два плетёных стула, которые хорошо сохранились и выглядят вполне современно.
В Древнем Риме патриции возлежали на ложах, сделанных из прутьев ивы. Одно из них, изготовление которого датируется II столетием новой эры, хранится в музее Треве.

В античную эпоху для плетения использовали ветви деревьев и кустарников, особенно ивы, а также корни и другие материалы. Основным видом плетёных изделий были корзины, разнообразные по форме и назначению.

Художники в эпоху Возрождения сохранили на своих полотнах совершенство интерьера и быта, сплетенного из ивового прута: повозки, колыбели, корзины, шкатулки, хлебницы, которое было достигнуто в Средние века.

Россия

В России из лозы первоначально плели корзины, верши, мерёжи и другие снасти для рыболовства. К 1913 г. плетением занимались уже 37 тысяч кустарей в 17 губерниях, а в 1920 г. был выпущен каталог, который предлагал тщательно разработанные формы книжных полок, кресел, столов, шестиместных скамей и пр.

Наиболее крупные центры плетения из ивовой лозы были сосредоточены в бывшей Московской губернии и Звенигородском уезде.

Строительство железных дорог способствовало развитию торговли, а изделия из лозы являлись прекрасной упаковкой для перевозимых товаров.
В 1840 г. в Нижегородской губернии, в с. Богородском, был организован промысел, где работало около 500 мастеров, которые за сезон плели более 240 тыс. корзин.

Развитию промыслов способствовали школы по обучению плетения. Одной из первых в 80-х годах XIX столетия была открыта школа при бумагопрядильных фабриках Вознесенской мануфактуры, в 25 км от ст. Пушкино Ярославской железной дороги. Такие же мастерские с производственным обучением были от крыты в Киеве, Полтаве, Черкассах, под Курском, в Молдавии.

Начали организовываться фабрики по производству плетёных изделий. Появились мастера, способные удовлетворить самый взыскательный спрос. Народные умельцы создавали, используя простые материалы и доступные способы их обработки, высокохудожественные предметы плетёной мебели, ярко отражающие национальные черты быта и художественные вкусы народов различных регионов нашей страны. Плетёные изделия производились как для богатых, так и для бедных слоёв населения, соответственно повышенной и низкой стоимости.

Ассортимент товаров был очень велик: различная мебель (кресла, диваны, столы, стулья, этажерки, ширмы, кровати, цветочницы и т. д.), дорожные принадлежности (сундуки, чемоданы, сумки, саквояжи, игрушки, посуда, кукольная мебель, погремушки) и пр. Во время Великой Отечественной войны окультуренные плантации ив, заросли рогоза пришли в запустение. Мастерские и фабрики по производству плетёных изделий были разрушены. После окончания войны, в период восстановления народного хозяйства вновь стали открываться при промкомбинатах цеха плетёных изделий, восстанавливались ранее действовавшие фабрики. Началось создание плантаций.

Пионерами в возрождении производства плетёных изделий различного назначения в системе лесного хозяйства являлись Ивантеевский селекционный опытно — показательный питомник и Сорокский лесхоз (Молдова), которые являлись школой передового опыта в данном виде промысла.

Одним из таких мест, где лозоплетение является традиционным промыслом считается Одинцовский район Московской области, где есть целые деревни и посёлки, названия которых связаны с плетением корзин.

Это Большие и Малые Вязёмы (там плели, то есть вязали корзины), названные по имени речки Вязёмки, вдоль которой растут разные виды лозы. Это и Петелино, где жили и работали петельщики — так называли в старину людей, которые плели корзины.

Сейчас лозоплетение утратило былую распространённость, но до сих пор является любимым занятием многих деревенских жителей от Дуная до Волги.

Европа

Особенно широкое распространение плетёные изделия получили во второй половине XIX и начале XX веков.

В XIX в. в Париже фирма Тиротена выпускала плетёные корзинки различного назначения, пользовавшиеся большим спросом, плетёную мебель, коляски для кукол и другие изделия. Их изготовляли из тонкой окорённой ивовой лозы и покрывали различными красителями, позолотой и серебром. Французские сорта лозы вывозили в Швецию, Германию. В 50-70-е годы XIX в. в Западной Пруссии и Баварии разведение лозы становится одним из новых, развивающихся промыслов.

В 1890 г. группа австрийских и немецких архитекторов тщательно исследовали возможности тростника — мягкого и экономичного мебельного сырья, которое таило в себе неисчерпаемые возможности. Их эксперименты привели к серийному выпуску плетёной мягкой мебели.

Формы плетёной мебели продолжали совершенствоваться. Дизайнеры одной из известных в Англии художественных школ Дж. Флетчер и К. Крамптон представив на выставку произведения плетёной мебели, которые стали эталоном качества и красоты и приобрели такую популярность, что заполнили клубы, дома, кафе и дворцы.

Азия

В Корее лозоплетение относилось к ремеслам, которым занимались местные "неприкасаемые"

Основными материалами являются бамбук и ротанг.

Африка

• Лозоплетение в Африке
• Woman weaving baskets near Lake Ossa.jpg

  Женщина плетёт корзину. Камерун, близ озера Осса

Америка

Корзины калифорнийских индейцев, пожалуй, известны не только в Америке, но и во всём мире. Они являются неотъемлемой частью индейской культуры, традиций и богатейшей истории. Корзина для индейца больше, чем простая посуда, хотя основное назначение конечно утилитарное. Рисунок на корзине — это рассказ о какой-либо истории, часто известной только самому плетельщику или рассказ о истории семьи или целого клана. Интерес к традиционной индейской корзине сейчас достаточно велик и плетельщики в настоящее время получают хорошую прибыль от продажи корзин. Мастерство нарабатывается не один год и мастер может брать учеников и зарабатывать уроками плетения.

Для основы в корзине использовалась осока (белый цвет), багряник (красный цвет), ива и камыш, а также ситник и сумах трёхлистный. В качестве материала оплётки могли использоваться как шерсть животных, так и расщеплённые иглы дикобраза. Материалы окрашивались в различные цвета при помощи растительных красителей.

Корзины использовались для различных нужд — не только для хранения пищевых продуктов и различных вещей, но и для приготовления пищи. В корзины с широким верхом складывались раскалённые камни, от которых нагревалось содержимое корзины. Камни не вынимали, пока пища не будет готова. Такие корзины, как и корзины для хранения воды должны были быть сплетены очень плотным плетением. Кроме того, в корзины складывались различные вещи — от ценностей до одежды. Корзина могла быть подарком и тогда она украшалась бисером, бусинами, перьями. Это считалось очень ценным подарком.

• Лозоплетение в Америке
• Maidu woven coiled bowl.jpg

  Корзины племени майду (Калифорния, США)

• Nuu-chah-nulth Basket.jpg

  Корзина диаметром в 5см. Племя нутка, Канада

• Yavapai p1070211.jpg

  Плетёное блюдо начала XX века, ивовая и камышовая лоза. Племя явапай, юго-запад США

См. также

• Плетень

Литература

• Караманский С. А. Плетёные изделия. Издательство: Экология, 1992.

Ссылки

• [spleteno.ru Сайт о народных промыслах. Плетение из берёсты и лозы, помощь художнику]
• [eco-hobby.ru/?cat=377 Блог о ремёслах, о плетении из различных материалов, о мастерах, плетущих корзины, о событиях в мире лозоплетения]

Отрывок, характеризующий Лозоплетение

Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.