Локк, Мэтью

Мэтью Локк

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Мэтью Локк (англ. Matthew Locke; ок. 1621, Эксетер — август 1677, Лондон) — английский композитор и теоретик музыки эпохи барокко. Наиболее значительный (до Пёрселла) автор музыки для национального театра.

Очерк биографии и творчества

Детство и юношество Локка связаны с (англиканским) кафедральным собором Эксетера, где он пел в хоре и учился музыке у Эдварда Гиббонса (брата известного композитора Орландо Гиббонса). В возрасте 18 лет ездил на континент в Гаагу, где вероятно был крещён в католики.

Одно из первых музыкальных сочинений Локка (совместно с Кристофером Гиббонсом, сыном Орландо) — маска «Купидон и смерть» (постановка 1653 г.). Совместно с четырьми другими композиторами написал музыку к пьесе У. Давенанта «Осада Родоса» (пост. 1656), которая считается важной вехой в истории английской национальной оперы, а также к пьесам Давенанта «Жестокие испанцы в Перу» (1658) и «История сэра Фрэнсиса Дрейка» (1659). Локк стоял у истоков специфически английского жанра семиоперы; его перу принадлежат «Макбет» (1673, по одноимённой трагедии Шекспира), «Зачарованный остров» (1674, по «Буре» Шекспира; Локк — автор инструментальных вступлений ко всем актам) и «Психея» (1675; танцевальную музыку написал Дж.Б. Драги).

Помимо работы в музыкальном театре Локк писал светскую инструментальную музыку, он — автор торжественного марша для коронации Карла II (1661), музыки для придворного духового оркестра (англ. His Majestys Sagbutts and Cornetts), танцевальных сюит и другой музыки для консорта. Менее оригинальным считается вклад Локка в духовную музыку (написал двенадцать английских антемов и другие сочинения для англиканского богослужения, а также двенадцать латинских мотетов).

Ряд канонов Локка на латинские тексты вошёл в его научный труд «Соображения по поводу недавней книги <...> Томаса Сэлмона» (1672), основная проблематика которого — полемика с музыкантом-любителем Т. Сэлмоном (1648-1706), предлагавшим реформировать музыкальную нотацию путём её радикального упрощения.

В 1673 году Локк издал книгу с псевдо-греческим заголовком «Melothesia» (полный заголовок см. ниже), представляющий собой (первое английское) пособие для обучения инструменталистов новейшей технике игры basso continuo. В качестве моделей для упражнений Локк разместил собственную клавирную музыку (танцевальные сюиты и прелюдии), а также сочинения восьми других композиторов. На титульной странице он представляет себя как «ординарный композитор Его величества и органист капеллы Её величества» (имеются в виду Карл II и его супруга Екатерина Брагансская).

Локк и Пёрселл

Влияние Локка музыковеды отмечают в ранней музыке Пёрселла, который, возможно, был прямым учеником Локка. В любом случае, оба английских композитора были несомненно знакомы, о чём свидетельствует элегия Пёрселла «На смерть дорогого друга, господина Мютью Локка» (Z 472). Пёрселл занял административно важный пост Локка (органист Вестминстерского аббатства) немедленно после кончины последнего.

Издания сочинений

• Observations upon a Late Book Entitled "An Essay to the Advancement of Musick" Written by Thomas Salmon, M.A. of Trinity College in Oxford. London, 1672.
• Melothesia, or Certain General Rules for Playing upon a Continued-Bass, with a Choice Collection of Lessons for the Harpsicord and Organ of all Sorts: Never before Published. London, 1673; издание в редакции К. Хогвуда — Oxford, 1987.

Литература

• Harding R. A thematic catalogue of the works of Matthew Locke with a calendar of the main events of his life. Oxford: Alden Press, 1971.
• Caldwell J. The Oxford history of music: from the beginnings to ca. 1715. Oxford: Oxford University Press, 1999.
• Локк, Мэтью // Музыкальный словарь Гроува, под ред. Л.О. Акопяна. Москва, 2007, с.500.

Отрывок, характеризующий Локк, Мэтью

Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.