Лолита (роман)

Лолита
Lolita
Обложка первого издания книги
Жанр:	роман
Автор:	Владимир Набоков
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1955
Издательство:	Olympia Press

«Лоли́та» — роман Владимира Набокова. Написан на английском языке, опубликован в 1955 году в парижском издательстве «Олимпия Пресс», впоследствии, во второй половине 1960-х годов, переведён автором на русский. Считается одной из самых выдающихся книг XX века: он назван четвёртым в списке ста лучших романов всех времён по версии The Modern Library, и попал в список ста лучших романов столетия по версии журнала Time.

«Лолита» является наиболее известным из всех романов Набокова и демонстрирует любовь писателя к сложной игре слов и описательным деталям, которые характерны для всех его работ.

Принятие романа

Издательство «Сандей экспресс» посчитало книгу порнографической и полностью изъяло тираж. Книга была запрещена во Франции, с 1955 по 1959 год запрет действовал и в Англии, в ЮАР книга была запрещена с 1974 по 1982 год. Ограничения были в Аргентине и Новой Зеландии.

Роман был отмечен как № 4 в списке 100 лучших романов Новейшей библиотеки, вошёл в список 100 лучших романов по версии журнала Time, в список 100 книг века по версии французской газеты Le Monde и дважды был экранизирован (в 1962 и 1997 годах).

История романа

Путешествуя во время отпусков по Соединённым Штатам, Набоков работает над романом «Лолита», тема которого была немыслимой для своего времени — история взрослого мужчины, страстно увлёкшегося двенадцатилетней девочкой.

Набоков вспоминал, что собирался сжечь рукопись романа: он сам испугался его тематики. Потом, опасаясь скандала и преследования, он планировал опубликовать его анонимно. Публикация «Лолиты», действительно, вызвала небывалый скандал — но на карьеру и славу Набокова он отрицательно не повлиял. Напротив, «Лолита» принесла автору огромный доход, позволивший ему оставить преподавательскую работу в США, переселиться в Швейцарию и сосредоточиться на творчестве. Кроме того, роман привлек внимание к таланту Набокова, мгновенно превратив его в одного из самых значительных писателей Европы и Америки.

Интересно, что первоначально роман был опубликован во Франции в одиозном издательстве «Олимпия Пресс», которое, как Набоков понял уже после публикации, выпускало «полупорнографические» и близкие к ним романы.

Образ сексуально привлекательной девочки впервые появляется у Набокова в берлинском стихотворении «Лилит» (1928). В 1939 году он пишет повесть «Волшебник», схожую сюжетом с «Лолитой».

Считается, что материал для романа Набоков мог почерпнуть в анонимной «Исповеди Виктора Х.», опубликованной в качестве приложения к 6-му тому французского издания работы Хэвлока Эллиса «Исследования по психологии пола». Виктор Х., дворянин родом с Украины, живущий на Западе, откровенно рассказывает о своей половой жизни, включающей разнообразные практики, в том числе и педофилию. Известно, что Набоков просил своего знакомого американского писателя Эдмунда Уилсона прислать ему книгу Эллиса, что и было сделано в 1948 году, когда Набоков начал работать над «Лолитой».

Русский перевод

Набоков самостоятельно перевёл «Лолиту» с английского на русский; перевод вышел в 1967 году в нью-йоркском издательстве «Федра» (англ. Phaedra).

В СССР книга была запрещена и впервые увидела свет только в перестройку в 1989 году в издательстве «Известия» в серии «Библиотека журнала „Иностранная литература“». Это второе и последнее англоязычное произведение Набокова, переведённое на русский язык самим автором. Первым был авторский вольный перевод автобиографии «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») (1946—1950), в русском варианте получившей название «Другие берега» (1953).

В интервью журналу Playboy в 1964 г. писатель так сообщил о своих планах:

Мне однажды пришло в голову, — в ту минуту я разглядывал разноцветные корешки переводов «Лолиты» на языки, которых не знаю, — на японский, финский или арабский, — что список неизбежных промахов в этих пятнадцати или двадцати версиях составит, если собрать их вместе, томик потолще любого из них. <…> Затем я представил себе ещё кое-что. Я представил, как в некотором отдалённом будущем некто возьмёт да и издаст русскую версию «Лолиты». Я настроил свой внутренний телескоп на эту точку отдалённого будущего и увидел, что каждый абзац, и без того полный ловушек, может подвергнуться уродливому в своей неверности переводу. В руках вредоносного ремесленника русская версия «Лолиты» могла бы полностью выродиться, оказаться испятнанной вульгарными пересказами и промахами. И я решил перевести её сам. Сейчас у меня готово около шестидесяти страниц.

Отношение писателя к русскому языку неоднократно менялось. В послесловии к американскому изданию «Лолиты» автор пишет:

Личная моя трагедия — которая не может и не должна кого-либо касаться — это то, что мне пришлось отказаться от природной речи, от моего ничем не стеснённого, богатого, бесконечно послушного мне русского слога ради второстепенного сорта английского языка <…>

Однако русский перевод включает послесловие, в котором Набоков пересматривает своё отношение к родному языку. Ссылаясь на послесловие к английскому изданию, Набоков останавливается на том, что

Научная добросовестность побудила меня сохранить в русском тексте последний параграф вышеприведённого американского послесловия <…> История этого перевода — история разочарования. Увы, тот «дивный русский язык», который, сдавалось мне, всё ждёт меня где-то, цветёт, как верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим, и за воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней безнадёжной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку.

В 2003 году Александр Свирилин указал на отсутствие в русской «Лолите» пространного пассажа из третьей главы второй части. По его мнению, которое разделил сын писателя Дмитрий, фрагмент был выпущен по невнимательности Набокова. В позднейших изданиях романа, вышедших в «Симпозиуме» и «Азбуке», лакуна восстановлена, текст приводится в переводах Александра Свирилина и Дмитрия Набокова соответственно.

Роман «Лолита» и его образы на экране и в театре

«Лолита» была дважды экранизирована (в США):

• «Лолита» (фильм 1962 года) — англо-американский фильм режиссёра Стэнли Кубрика. В ролях: Джеймс Мэйсон, Шелли Уинтерс, Питер Селлерс и Сью Лайон (Лолита). Сценарий для экранизации написал сам Набоков, однако использован он был лишь в незначительной мере.
• «Лолита» (фильм 1997 года) — американо-французский фильм режиссёра Эдриана Лайна. В ролях: Джереми Айронс, Доминик Суэйн и Мелани Гриффит.

Сценические адаптации романа включают:

• Lola (1970) Нормана Таддеуса Вэйна, поставленная Ричардом Доннером (в главной роли Чарлз Бронсон).
• Постановка Романа Виктюка (1992).
• «Лолита» — опера Родиона Щедрина (1992).
• …и другие (подробнее см. в [en.wikipedia.org/wiki/Lolita#Adaptations статье английского раздела Википедии])

Сюжет

Часть первая

Повествование ведётся от лица главного героя, называющего себя Гумбертом Гумбертом (по его собственным словам, это — псевдоним). Гумберт испытывает влечение к совсем юным девочкам, причём девочкам особой внешности и склада — он именует их «нимфетками» и приписывает им некую внутреннюю «демоничность». Корень этой нездоровой страсти он видит в своей детской влюблённости в девочку по имени Аннабель Ли, с которой его навсегда разлучили взрослые (в скором времени после их расставания Аннабель умерла от болезни). Гумберт грезит о связи с «нимфеткой», но не осмеливается осуществить свои мечты из страха перед законом; ему приходится обходиться услугами молоденьких проституток, а впоследствии он женится на молодящейся, похожей на девочку женщине.

Скоро, однако, брак его разваливается, и, поправив душевное здоровье в санатории, Гумберт едет в маленький новоанглийский городок Рамздэль, чтобы в тишине и покое продолжить свои занятия литературоведением. Он снимает комнату у тридцатипятилетней вдовы по имени Шарлотта Гейз, в одиночку воспитывающей двенадцатилетнюю дочь Долорес (дома её называют «Ло», «Лола» или «Долли»). Гумберта шокирует сходство Долорес с покойной Аннабель, и он решает остаться в доме. На его удачу, Шарлотта влюбляется в своего постояльца, и, пока Долорес находится в летнем лагере, они заключают брак. Гумберт не испытывает к Шарлотте никакого влечения (как, впрочем, и к большинству взрослых женщин), но использует эту возможность, чтобы находиться рядом с Долорес (которую он называет уменьшительным именем Лолита).

Через некоторое время Шарлотта обнаруживает дневник Гумберта, в котором он описывает свои «наблюдения» за Лолитой и чувства, которые она в нём вызывает. Потрясённая, она обличает Гумберта, назвав его «отвратительным, подлым, преступным обманщиком», и наспех планирует побег, но, спеша на почту со срочными письмами к Лолите и знакомым, попадает под машину и умирает на месте. Гумберт забирает Лолиту из летнего лагеря, но лжёт ей, что её мать всего лишь попала в больницу. Ночью он пытается овладеть Лолитой, подмешав ей в напиток снотворное, но отказывается от этой затеи, решив, что доза была слишком мала — девочка спит неспокойно. Но наутро Лолита соблазняет его сама — как выясняется, она уже не невинна: её лишил девственности сын начальницы лагеря.

Позднее Гумберт признаётся Лолите, что её мать погибла и она осталась на его попечении. Вместо возвращения в Рамздэль он везёт её в путешествие по Америке, останавливаясь в небольших гостиницах. Гумберт балует Лолиту, покупая ей модные наряды, комиксы и сладости, и грозится, что, если она расскажет кому-нибудь об их связи, ей придётся лишиться всего этого и отправиться в детский дом, где властвуют суровые, почти монастырские порядки.

Часть вторая

После почти полугода странствий они останавливаются в городке Бёрдслей, где Лолита начинает посещать школу для девочек. Гумберта снедает ревность к ровесникам Лолиты и пугает её растущая самостоятельность, он начинает отслеживать каждый её шаг и запрещает ей бывать на школьных вечеринках и общаться с мальчиками. Новые соседи воспринимают это как заботу любящего, но слишком старомодного отца. С неохотой он разрешает ей записаться в драмкружок, где она с другими девочками разучивает пьесу неких Клэра Куильти и Вивиан Дамор-Блок. Накануне премьеры Гумберт обнаруживает, что Лолита прогуливала занятия, пропадая в это время неизвестно где, и между ними случается крупная ссора. Лолита убегает из дома, он ищет её по всему городу; когда они наконец встречаются, Лолита заявляет, что «приняла большое решение» и предлагает ему уехать из города.

Они снова путешествуют по Америке, но Гумберт скоро обнаруживает, что их всюду преследует незнакомый ему человек. Он подозревает, что этот человек в сговоре с Лолитой, но предпринять ничего не может. В пути Лолита заболевает, и Гумберт вынужден отпустить её в больницу. Скоро девочка идёт на поправку, но, когда Гумберт собирается её забрать, обнаруживается, что она сбежала из больницы с человеком, которого назвала своим дядей. Гумберт бросается на яростные поиски Лолиты и её похитителя, но безрезультатно. Со временем он оставляет поиски и вступает в отношения с женщиной по имени Рита, но не забывает Лолиту.

Через несколько лет Гумберт получает от теперь уже семнадцатилетней Лолиты письмо, в котором она просит его помочь с деньгами. Она замужем, беременна, её муж ничего не знает о её прошлом. Гумберт приезжает в дом её мужа, и она раскрывает ему тайну личности «похитителя»: это Клэр Куильти, автор пьесы, которую они ставили в Бёрдслее. Он был знаком с родителями Лолиты, и она знала его с детства; он помог ей покинуть больницу, но позднее попытался принудить к съёмкам в порнографических фильмах, и девушка сбежала и от него. После этого она подрабатывала на различных работах, пока не встретила своего будущего мужа.

Гумберт решает отомстить Куильти. Он находит его и убивает, после чего попадает под стражу. Свою историю он пишет в тюрьме. Из фиктивного «предисловия редактора» в начале романа мы узнаём, что Гумберт умер от сердечного приступа, не дождавшись решения суда, а «миссис Ричард Скиллер», то есть Лолита, скончалась при родах, произведя на свет мёртвую девочку.

Литературные аллюзии и произведения-предшественники

Литературовед Александр М. Люксембург называет Лолиту «чрезвычайно сложным текстом, богатым на каламбуры, литературные аллюзии, элементы пародии и перекрёстные ссылки». В 1970 году Альфред Аппель выпустил «Аннотированную Лолиту» с подробными комментариями, раскрывающими эти отсылки и аллюзии.

Как отмечают исследователи, в романе очень много отсылок к творчеству Эдгара Аллана По и, в частности, его поэме «Аннабель Ли». Имя Аннабель Ли (но в другом написании — Annabel Leigh, у По — Lee) носила умершая в детстве возлюбленная Гумберта; изначально роман должен был называться «В королевстве у моря», по строке из поэмы. В поэме По красавица Аннабель Ли, в которую лирический герой влюбляется ещё ребёнком, также умирает после тяжёлой болезни. Прототипом этой героини называют Вирджинию Клемм, юную супругу По, которая вышла за него замуж в возрасте тринадцати лет. Некоторые отмечают, что псевдоним главного героя — Гумберт Гумберт — напоминает о рассказе По «Вильям Вильсон», в котором главного героя преследует его собственный двойник (этот мотив эхом отзывается в преследовании Гумберта Клэром Куильти). В одной из гостиниц главный герой останавливается под псевдонимом Эдгар Г. Гумберт.

В 2005 году немецкий учёный Михаэль Маар заявил, что Набоков позаимствовал сюжет и имя главной героини из рассказа малоизвестного немецкоязычного писателя Хайнца фон Лихберга, также озаглавленного «Лолита». По его мнению, фабула рассказа имеет существенное сходство с романом Набокова: в обоих произведениях немолодой протагонист влюбляется в юную дочь домовладелицы, в обоих девушка в финале умирает. Сообщение Маара встретило смешанную реакцию в среде литературоведов: некоторые сочли приведённые Мааром параллели натянутыми, тем более что Набоков неоднократно заявлял, что не знает немецкого, а на русский «Лолита» фон Лихберга не переводилась. Ещё одним потенциальным предшественником романа называют «Кстати о Долорес» Герберта Уэллса. Здесь имя Долорес носит не девочка, а жена главного героя, во многом напоминающая Шарлотту Гейз. Она подозревает, что он влюблён в свою дочь от первого брака (он считает, что она вбила себе в голову эту мысль, тайком прочитав его дневник — как Шарлотта в «Лолите»). В финале Долорес умирает от передозировки снотворного, и главный герой, как и Гумберт, втайне радуется смерти жены.

Литература

• Проффер К. Ключи к «Лолите» / Пер. с англ. и предисл. Николая Махлаюка и Сергея Слободянюка; Послесл. Дональда Бартона Джонсона. — СПб.: Симпозиум, 2000. — 303 с. — 3000 экз. — ISBN 5-89091-092-2.

Ссылки

• [drugieberega.com/2004/4/lolita Петр Вайль: Герои времени. Лолита] — Сергей Гандлевский, Родион Щедрин, Олег Ковалов, Роман Виктюк и Александр Полеев в обсуждении на радио «Свобода» 1 августа, 2004.
• [www.libraries.psu.edu/nabokov/hamrit-lolita.doc Lolita’s Subjectivity] — о Долорес Гейз

Отрывок, характеризующий Лолита (роман)

– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.