Ломбардцы в первом крестовом походе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Ломбардцы в первом крестовом походе
I Lombardi alla prima crociata
Композитор

Джузеппе Верди

Автор(ы) либретто

Темистокле Солера

Язык либретто

итальянский

Действий

4

Первая постановка

1843

Место первой постановки

Ла Скала

Ломбардцы в первом крестовом походе (итал. I Lombardi alla prima crociata) — опера в четырёх действиях, написанная Джузеппе Верди на либретто Темистокле Солера, базирующееся на эпической поэме Томмасо Гросси. Первая постановка произошла в Ла Скала в Милане 11 февраля 1843 года. Верди посвятил её Марии-Луизе Австрийской, умершей через несколько недель после премьеры.

В 1847 году опера была существенно переработана и стала первой большой оперой Верди. Переработка шла для постановки на французском языке в Парижской опере под названием Иерусалим.





История постановок

XIX век

Джулиан Будден отмечает, что "на протяжении многих лет Ломбардцы пользуются такой же популярностью, как и Набукко[1], но он утверждает, что опера не прижилась в Италии и в основном ставилась за границей. Однако опера была первой оперой Верди, поставленной в Соединённых штатах 3 марта 1847 года в Нью-Йорке. В предшествующем году, 12 мая 1846 года, произошла премьера в Великобритании в Театре Её Величества в Лондоне[2]. Верди, которому было предложено приехать театральным импресарио, Бенджамином Люмли, написал: «…..Я поеду в Лондон, чтобы написать оперу»[3]; но болезнь помешала ему сделать это[4].

Движение к объединению Италии 1850-х годов повлияло на известность оперы, Ломбардцы пробуждали в людях патриотизм, но, несмотря на это, в 1865 году после просмотра постановки Арриго Бойто сказал, что опера начинает устаревать[1].

Роли

Роль Голос Исполнитель на премьерном показе 11 февраля 1843 года[5]
(Дирижёр: — Евгенио Кавалинни)
Арвино, сын лорда Фолько тенор Джованни Сивери
Пагано, сын лорда Фолькo бас Проспер Деривис
Виклинда, жена Арвино сопрано Тереза Ругери
Джизельда, дочь Арвино сопрано Эрминия Фреццолини
Оронте, сын Аччано тенор Карло Гуаско
Аччано, правитель Антиохии тенор Луиджи Варио
София, жена Аччано сопрано Амалия Гандалья
Пирро, оруженосец Арвино бас Гаетано Росси
Приор Милана тенор Наполеон Маркони
Жители Милана, дворцовая охрана, крестоносцы, паломники, монахини, разбойники, рабыни, воины

Сюжет

Время: 1096—1097 года
Место: Милан, Антиохия, местность неподалёку от Иерусалима

Акт 1: Месть

Сцена 1: Площадь перед церковью Сант-Амброджо в Милане.

Примирение двух сыновей лорда Фолько, Пагано и Арвино, когда-то враждовавших из-за девушки по имени Виклинда. Пагано, тогда чуть не убивший брата, вернулся из изгнания. В церкви Сант-Амброджо собирается на праздник толпа. Виклинда, теперь жена Арвино, и её дочь Джизельда засвидетельствуют примерение. Уже объявлено о походе в Святую землю, и Арвино собирается возглавить его. Пагано тайно рассказывает Пирро, оруженосцу Арвино, о том, что он не раскаялся; он по прежнему любит Виклинду (Sciagurata! hai tu creduto / «Ничтожная женщина! Поверила, что я мог тебя забыть?…»). Под звуки пения монахинь Пирро и его воины соглашаются помочь Пагано украсть Виклинду.

Сцена 2: Дворец Фолько

Виклинда и Джизельда не верят раскаянию Пагано. Арвино просит их навестить его престарелого отца, лорда Фолько, ночующего в комнатах дворца. Джизельда молится (Ария: Salve Maria / «Радуйся, Мария!»). Пирро, Пагано и их воины нападают на дворец. Пагано обнажает меч и отправляется в комнаты Арвино. Возвращается он с уже окровавленным мечом и пытается увлечь за собой Виклинду. Внезапно появляется Арвино, и Пагано потрясён, узнав, что убил своего отца, а не брата (Orror! / «Адом рожденный, чудовище…»). Толпа требует смерти Пагано, но Джизельда выступает против кровопролития. Пагано снова отправляется в изгнание.

Акт 2: Человек из пещеры

Сцена 1: Дворец Аччиано в Антиохии

Аччиано и правители других прилегающих территорий организовали сопротивление крестоносцам. Они захватили в плен Джизельду, которая сейчас помещена в гарем Аччиано. Появляются София, жена Аччиано и тайная христианка, и её сын Оронте. Оронте влюбился в пленницу Джизельду (Ария: La mia letizia infondere / «Всю радость мою безмерную хотел бы влить ей в сердце»). После признания Оронто в своей любви Софи видит, что его любовь к Джизельде может помочь ей обратить сына в христианство (Come poteva un angelo / «Как могли небеса создать такого чистого ангела?»).

Сцена 2: Пещера на склоне горы в Антиохии

Отшельник ждёт прихода крестоносцев. В пещеру приходит человек и просит отпустить ему грехи. Это Пирро, который теперь служит Аччиано и контролирует охрану ворот Антиохии. TОтшельник говорит Пирро, что тот добьётся прощения, если поможет крестоносцам и откроет им ворота. Затем появляются крестоносцы во главе с Арвино. Они рассказывают отшельнику о том, что дочь Арвино похищена воинами Аччиано. отшельник собирается помочь им взять Антиохию.

Сцена 3: Гарем Аччиано

Рабыни из гарема издеваются над любовью Джизельды к Оронто. В то время, когда Джизельда молится (Aria: Oh madre, dal cielo / «О, мать моя, с небес помоги мне в моей печали») раздаются крики, предупреждающие о том, что крестоносцы захватили Антиохию. Прибежавшая София рассказывает, что её муж и сын убиты. Также появляются Арвино и отшельник. София указывает на Арвино как на убийцу своих близких. Когда тот пытается обнять Джизельду, она в ужасе отшатывается. Она провозглашает, что этот поход не был волей божьей. Арвино хочет убить свою дочь за богохульство, но отшельник и София останавливают его. Арвино признаёт, что его дочь сошла с ума.

Акт 3: Обращение в новую веру

Сцена 1: Долина Иосафата неподалёку от Иерусалима

Крестоносцы, а с ними и христианские паломники, поют о красоте Святой земли и Иерусалима. Джизельда гуляет вдали от лагеря своего отца. Внезапно появляется Оронто! Он не убит Арвино, а только ранен. Джизельда и Оронто решают бежать вместе (Duet: Oh belle, a questa misera / «О, прекрасные ломбардские шатры, скажите „прощай“ несчастной деве!»).

Сцена 2: Палатка Арвино

Арвино в ужасе от предательства дочери. Солдаты приходят, чтобы сообщить ему, что они видели в лагере Пагано. Они требуют его пленения и смерти. Арвино согласен на это.

Сцена 3: Грот рядом с Иорданом

После скрипичной прелюдии появляются Джизельда и Оронте. Оронто тяжело ранен, и Джизельда горько плачет о жестокости бога. Появляется отшельник. Он говорит Джизельде и Оронто, что их любовь греховна и может быть очищена только принятием Оронто христианства и крещением. Отшельник проводит обряд, а Джизельда плачет, видя, как у неё на руках умирает Оронто, обещающий, что они встретятся на небе (Трио: Qual volutta trascorrere / «Какое блаженство ощущать, как она пробегает по жилам»).

Акт 4: Святая могила

Сцена 1: Пещера рядом с Иерусалимом

В мечтах Джизельды ей видится Оронто, говорящий, что Господь услышал их молитвы: крестоносцы обретут силы в купели Сиоламской (Ария: In cielo benedetto / «На небеса благословенно, Джизельда, благодаря тебе попал я!»). Джизельда просыпается и поёт о совём чудесном видении (Ария: Qual prodigio . . . Non fu sogno! / «То не сон был!»).

Scene 2: Стан ломбардцев

Крестоносцы и паломники в отчаянии; Господь бросил их в пустыне (O signore, dal tetto natio / «О Господи, с насиженных мест призвал ты нас»). Джизельда бросается к ним, возвещая об источнике воды. Всеобщее ликование, и Арвино уверяет крестоносцев, что теперь они освободят Иерусалим.

Scene 3: Палатка Арвино

Джизельда и Арвино вносят священника, умирающего от ран. Отшельник признаётся, что на самом деле он — Пагано. Умирая, он просит у Арвино прощения за убийство отца. Арвино обнимает своего брата, и тот просит в последний раз увидеть Святой город. Вдали виден Иерусалим, Пагано умирает, а крестоносцы возносят хвалу небу (Te lodiamo, gran Dio di vittoria / «Бог победы, Тебя прославляем»).

Напишите отзыв о статье "Ломбардцы в первом крестовом походе"

Примечания

  1. 1 2 Budden, Julian. From Oberto to Rigoletto // The Operas of Verdi. — London: Cassell, 1984. — С. 134-135. — ISBN 0-304-31058-1.
  2. Holden, Amanda. The New Penguin Opera Guide. — New York: Penguin Putnam, 2001. — P. 980. — ISBN 0-14-029312-4.
  3. Письмо от 7 ноября 1845 года
  4. Phillips-Matz, Mary Jane. Verdi: A Biography. — London & New York: Oxford University Press, 1993. — P. 184-186. — ISBN 0193132044.
  5. Lсписок исполнителей из Budden, Vol. 1, p. 114

Ссылки

  • [www.giuseppeverdi.it/stampabile.asp?IDCategoria=162&IDSezione=581&ID=19889 Либретто на итальянском]
  • [www.cdvpodarok.ru/pages-classic/library/obj_cd399442/%C2%C5%D0%C4%C8+%CB%CE%CC%C1%C0%D0%C4%D6%DB+%C2+%CF%C5%D0%C2%CE%CC Перевод либретто]
  • [www.aria-database.com/cgi-bin/aria-search.pl?opera=I+Lombardi+alla+Prima+Crociata&a Информация об ариях]
  • [www.belcanto.ru/lombardi.html Информация об опере]

Отрывок, характеризующий Ломбардцы в первом крестовом походе

9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.