Ломоносов, Сергей Григорьевич

Сергей Григорьевич Ломоносов
Посол России в Нидерландах
06.12.1853 — 13.10.1857
Предшественник:	Франц Петрович Мальтиц
Преемник:	Александр Павлович Мансуров
Посол России в Португалии
11.03.1848 — 06.12.1853
Предшественник:	Алексей Григорьевич Строганов
Преемник:	Иван Петрович Озеров
Посол России в Бразилии
16.03.1835 — 11.03.1848
Предшественник:	Аполлон Петрович Мальтиц
Преемник:	Александр Иванович Медем
Рождение:	1799(1799)
Смерть:	13 октября 1857(1857-10-13)
Место погребения:	Ливорно
Род:	Ломоносовы
Отец:	Григорий Гаврилович Ломоносов
Награды:

Сергей Григорьевич Ломоносов (1799 — 13 октября 1857, имение Сан-Данелло, близ Флоренции) — российский дипломат, тайный советник (1850), чрезвычайный посланник и полномочный министр при нидерландском дворе; лицейский товарищ Пушкина.

Биография

Происходил из московской дворянской семьи. Отец — генерал-майор Григорий Гаврилович Ломоносов (1767—1810), командир Сводного гусарского полка, участник итальянского похода Суворова (1799), «неустрашимо храбрый» военачальник.

Брат — Николай Григорьевич Ломоносов (1798—1853), ему посвящено стихотворение «К Н. Г. Л — ву» с подписью «1...14—16» — псевдоним юного Пушкина.

Воспитывался первоначально в Московском благородном университетском пансионе, откуда в 1811 году перешел в Царскосельский лицей. Лицейское прозвище — Ломоносик, крот («Человек способный и умный, но ещё более хитрый и пронырливый; в лицее по этим свойствам мы называли его „кротом“», писал М. А. Корф в своем дневнике).

По окончании Лицея с серебряною медалью (1817) был определен (вместе с Пушкиным) в Коллегию иностранных дел с чином титулярного советника. При жизни Пушкина был секретарем русских посольств в Вашингтоне, Париже, Копенгагене; впоследствии посланник в Бразилии, Португалии и Нидерландах.

В 1818 году был определен к посольству в Вашингтоне, но в 1821 году вернулся в Петербург и в том же году отправился в Испанию, где был назначен состоять при поверенном в делах, графе М. Н. Булгари. Пробыв некоторое время в Мадриде, Ломоносов переведен был секретарем посольства в Париж, где оставался до 1829 года.

В 1831 году поверенный в делах в Копенгагене, а в конце того же года первый секретарь посольства в Лондоне.

В 1841 году Ломоносов был назначен посланником в Бразилию. За время его пребывания в Америке он объехал побережье её от Рио-де-Жанейро до устья реки Амазонки и едва ли не первый познакомил русских с Южной Америкой. В «Современнике» за 1841 год помещена его статья под заглавием «События в области Пара».

В 1848 году Ломоносов был переведен в Португалию. Посланник был любим королевой Марией да Глорией, жил на широкую ногу, обеды его славились в Лиссабоне — великий гастроном, он нашел себе повара-португальца, прежде служившего у римского папы, повар был искусник необыкновенный, только из риса умел готовить двадцать пять блюд, секрета которых, кроме него, не знал никто.

В Португалии посоветовал Карлу Брюллову посетить Мадейру: «Он объяснил Брюллову, что до острова Святой Екатерины почти четыре тысячи миль, а до Мадейры неполных шестьсот, между тем и климатом и природой последняя не только не уступает бразильскому острову, но несравненно его превосходит».

С 1853 году по день смерти занимал пост чрезвычайного посланника и полномочного министра при Нидерландском дворе.

В свои частые приезды в Россию встречался с Пушкиным. Об одной из таких встреч — у А. Д. Гурьева — П. А. Вяземский писал жене 9 апреля 1828 из Петербурга.

В сентябре 1828 Пушкин передал А. И. Тургеневу с уезжавшим в Лондон Ломоносовым шесть глав «Евгения Онегина» и другие произведения. По утверждению Вяземского, Пушкин «был не особенно близок к Ломоносову».

Скончался в Сан-Донато недалеко от Флоренции и был похоронен в Ливорно.

Зоология

Интересовался зоологией и в своих поездках составил коллекцию чучел животных, часть из которой в 1851 году он передал в Зоологический музей Казанского университета. Из них сохранились 9 видов птиц, в том числе чешуйчатый и воробьиный дятлы, 2 вида пуховок, южный трогон, и 3 вида обезьян – черный и рыжий ревуны и буроголовая коата.

Награды

Российской Империи:

• Орден Святого Владимира 3-й степени (1834)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1843)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1847)
• Знак отличия за ХХХ лет беспорочной службы (1850)

Иностранных государств:

• Испанский Орден Карлоса III малый крест (1823)
• Французский Орден Почетного легиона (1825)
• Бразильский Орден Южного креста командорский крест (1841)
• Бразильский Орден розы большой крест (1846)
• Баварский Орден Святого Михаила большой крест (1849)
• Португальский Орден Христа 1-й степени (1850)

Литература

• Руденская М., Руденская С. Они учились с Пушкиным. — Л.: Лениздат, 1976. — 293 с.: ил.
• [feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v20/v20-189-.htm Черейский Л. А. Пушкин и Н. Г. Ломоносов // Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Отд-ние лит. и яз. Пушкин. комис. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. — Вып. 20. — С. 189—191.]
• Список гражданским чинам первых 4 классов. 1850 год.

Отрывок, характеризующий Ломоносов, Сергей Григорьевич

– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.