Лонгйир

Город Лонгйир Longyearbyen Герб Страна НорвегияНорвегия Регион ШпицбергенСвальбард Координаты 78°13′00″ с. ш. 15°33′00″ в. д.78.21667° с. ш. 15.55000° в. д. / 78.21667; 15.55000    Мэр Кристин Кристофферсен Основан 1906 Население 2040 человек (2008) Часовой пояс UTC+1, летом UTC+2

К:Населённые пункты, основанные в 1906 годуЛо́нгйир (норв. Longyearbyen, по-русски транскрибируется также как Ло́нгъир, Ло́нгьир, Ло́нгиир или Лонгиер а также Ло́нгйирбюэн) — крупнейший населённый пункт и административный центр норвежской провинции Свальбард (архипелаг Шпицберген).

Лонгйир — самое северное в мире поселение с населением свыше тысячи человек. Рядом с городом расположен аэропорт Свальбард — самый северный в мире аэропорт с регулярными рейсами. В городе находится Свальбардский международный университет.

В посёлке под эгидой ООН построено подземное Всемирное семенохранилище на случай глобальной катастрофы.

История

Город был основан в 1906 году американским инженером-предпринимателем Джоном Манро Лонгйиром, заложившим здесь угольный рудник. В 1916 году поселение было продано норвежской компании Store Norske.

Во время Второй мировой войны, после оккупации Норвегии в 1940 году, 2 сентября 1941 года все 765 жителей Лонгйира были эвакуированы в Великобританию. Сам город и многие из шахт были уничтожены 8 сентября 1943 года обстрелом с немецкого линкора «Шарнхорст» и двух эсминцев, но после войны были быстро отстроены заново.

С середины 1970-х годов норвежское правительство взяло курс на нормализацию жизни в городке и развитие социальной инфраструктуры. Угледобыча в городе и его окрестностях почти сошла на нет к началу 1990-х годов, и на сегодняшний день продукция единственной действующей шахты в городе используется в основном для нужд городской электростанции. В те же годы начинается значительное развитие туризма и научно-исследовательской деятельности.

29 августа 1996 года при подлёте к Лонгйиру разбился самолёт Ту-154М Внуковских авиалиний, совершавший рейс 2801, перевозивший из Москвы на Шпицберген российских и украинских шахтёров. Погиб 141 человек: 130 пассажиров и 11 членов экипажа.

География и климат

Лонгйир находится на острове Западный Шпицберген, на берегу Адвентфьорда, по обоим берегам пересыхающей зимой реки.

Климат в Лонгйире — арктический, большую часть года температура ниже нулевой отметки. Среднегодовая температура воздуха −6 °C, средняя температура января −14,6 °C, июля 6,5 °C. Самая высокая температура 21,3 °C была зарегистрирована в июле 1979, самая низкая −46,3 °C — в марте 1986. Средний годовой уровень осадков составляет всего 210 мм.

Полярная ночь длится около четырёх месяцев, с конца октября по середину февраля, полярный день — с середины апреля по середину августа.

Климат Лонгйира
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Абсолютный максимум, °C	−3,5	−3,8	−0,1	4,8	10,2	18,4	21,3	15,6	8,8	3,4	0,6	−2,8	21,3
Средняя температура, °C	−14,6	−14,5	−13,7	−9,8	−5,2	3,4	6,5	4,0	−3,8	−8,9	−12,9	−14,2	−6
Абсолютный минимум, °C	−42,6	−40,3	−46,3	−37,2	−19,4	−6,6	−6,4	−5,1	−10,3	−21,6	−30,8	−34	−46,3
Норма осадков, мм	22	28	29	16	13	18	24	30	25	19	22	25	271
Источник: [svalbard.nordicvisitor.com/travel-guide/climate-and-daylight/ Nordic Visitor]

Экономика

До начала 1990-х гг. практически вся жизнь городка была сконцентрирована вокруг добычи угля, и по сей день в этой отрасли занята значительная часть населения Лонгйира, хотя почти вся добыча ведётся теперь в Свеагрува. На протяжении практически всей своей истории добыча угля в Лонгйире крайне редко приносила прибыль, но постоянное поселение на Шпицбергене было важным инструментом норвежской политики в этом регионе, и правительство всячески поддерживало его.

За последние два десятилетия в Лонгйире произошла значительная диверсификация экономики, активно развивается туризм.

Средства массовой информации

Газеты

В Лонгйире выходит еженедельная местная газета «Svalbardposten», издающаяся с ноября 1948 года. В 2004 году у газеты имелся 3271 подписчик, что превышает общую численность населения Шпицбергена.

Панорама Лонгйира

Интересные факты

• В городе действует закон, который запрещает умирать на его территории. Если кого-нибудь сразила тяжкая болезнь или произошёл несчастный случай с потенциально летальным исходом, пациента должны немедленно переправить по воздуху или по морю в другую часть Норвегии, где он и умирает. Но даже если смерть происходит в городе, хоронят покойника всё равно на «Большой земле». Эти вынужденные меры вызваны тем, что в условиях вечной мерзлоты тела после погребения совершенно не разлагаются и привлекают к себе внимание таких хищников, как белые медведи.
• Шпицберген — страна медведей. Поэтому каждый студент в местном университете в первый день занятий учится исключительно стрелять.

См. также

• Самые северные поселения в мире

Литература

• Зингер Е. М. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/NATURE/ZINGER.HTM Страна гор и ледников] // Природа : журнал. — 1997. — № 8.
• [echo.msk.ru/programs/historyofcity/502447-echo/ Эхо Москвы: История одного города: Лонгийербюен (Шпицберген)]

Отрывок, характеризующий Лонгйир

– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.