Лонг, Эрл Кемп

Эрл Кемп Лонг
губернатор Луизианы

Эрл Кемп Лонг (англ. Earl Kemp Long; 26 августа 1895 — 5 сентября 1960) — американский политик, трехкратный губернатор штата Луизиана от Демократической партии, родной брат сенатора Хьюи Лонга и дядя сенатора Рассела Лонга.

Биография

В 1936—1939 гг. был заместителем губернатора Луизианы и еще как минимум трижды имел возможность занять эту должность. Однако в 1932 г.. Эрл уступил спикеру легислатуры штата Джону Б. Форнету (John B. Fournet), в 1944 г.. Дж. Эмилю Вретище (J. Emile Verret), а в 1959 консервативно настроенному Кларенсу Айкок (Clarence C. Aycock). Первый раз Форнета поддержал брат Эрла Хьюи, поскольку несмотря на родственные отношения в политике отношения между братьями не складывались.

Эрл родился в Уинфилд в семье Хьюи Пирса Лонга старшего (1852—1937) и Каледонии Палестины Тисон (1860—1913). Эрл был младшим братом будущего конгрессмена Джорджа Шеннона Лонга и будущего губернатора Луизианы и сенатора Хьюи Лонга. Эрл получил образование в Университете имени Лойоллы и в Ново-Орлеанской школе права.

Впервые Эрл стал губернатором в 1939 г. после того, как губернатор Ричард Лече был арестован за экономические злоупотребления и коррупцию.

На праймериз Демократической партии Лонга обошел консервативно настроенный адвокат Сэм Джонс (Sam H. Jones).

В 1944 г.. Лонг баллотировался на должность заместителя губернатора в паре с бывшим конгрессменом. Однако на внутрипартийных праймериз уступил Дж. Эмилю Вретище.

В 1948 г.. Лонг побеждает на губернаторских выборах Джимми Дэвиса.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Лонг, Эрл Кемп

В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.