USS Long Beach (CGN-9)
USS Long Beach (CGN-9) — атомный ракетный крейсер флота США. Первый в мире надводный боевой корабль с ядерной силовой установкой. Также последний корабль в ВМФ США, построенный на корпусе крейсера (последующие ракетные крейсера имели обводы корпуса эсминцев и лидеров). Построен специально для взаимодействия с атомным авианосцем «Энтерпрайз».
Содержание
История создания
Конструкция
Вооружение
Зенитное ракетное вооружение
Изначально проектировавшийся как ракетоносный корабль, выполняющий, в первую очередь, задачи противовоздушной обороны авианосных соединений, «Лонг Бич» был сконструирован исходя из требований уничтожения самолетов и крылатых ракет противника на большой дистанции.
Основу его противовоздушного вооружения составлял дальнобойный зенитный ракетный комплекс RIM-8 «Talos», способный поражать воздушные цели на расстоянии до 150 километров. Комплекс, относившийся к позднему типу Mk-12 размещался в кормовой части корабля. В основании кормовой надстройки размещался бронированный ангар, в котором ракеты проходили предстартовую подготовку (установку крыльев и стабилизаторов) перед помещением на пусковую. Под ангаром находился погреб боеприпаса, где 52 заправленные ракеты лежали на стеллажах и подавались вверх специальным лифтом. В боекомплекте присутствовали как ракеты с обычными, так и ядерными боевыми частями.
Крыша ангара служила основанием для размещенных на высоких пилонах РЛС, входивших в состав комплекса: двух РЛС управления ракетами AN/SPW-2, и двух РЛС сопровождения и «подсветки» цели AN/SPG-49. Первые формировали узкий вращающийся луч, в котором запущенные ракеты двигались на маршевом участке. Вторые использовались для самонаведения (полуактивного) ракет на терминальном участке. Имея две пары РЛС каждого типа, комплекс мог одновременно сопровождать и обстреливать две цели любым количеством ракет.
В носовой части крейсера размещались линейно-возвышенно два комплекса ПВО среднего радиуса действия RIM-2 «Terrier». Каждый из них состоял из двухбалочной пусковой установки, горизонтального магазина-ангара на 60 ракет (размещавшихся на трех горизонтальных вращающихся барабанах, по 20 на каждом) и двух РЛС сопровождения и «подсветки» цели AN/SPG-55. Передний комплекс размещался на верхней палубе крейсера с барабанами под палубой; второй комплекс был смонтирован позади и выше первого. Передние две РЛС AN/SPG-55 были смонтированы на высоких пилонах, вторые две — установлены на крыше массивной прямоугольной надстройки крейсера.
В результате, общие возможности противовоздушной обороны позволяли крейсеру одновременно сопровождать шесть целей, и обстреливать две из них ракетами «Талос» на расстоянии до 150 км, и еще две — ракетами «Терьер» на расстоянии 25-50 км (в зависимости от модели).
Противолодочное ракетное вооружение
Противолодочное ракетное вооружение было представлено одной 8-зарядной контейнерной пусковой установкой противолодочных ракет RUR-5 ASROC. Комплекс предназначался для обороны как самого корабля, так и соединения, и обеспечивал поражение подводных лодок на дистанциях от 1 до 20 километров. В боекомплект входили как ракето-торпеды (снаряженные в качестве боеголовки малогабаритной самонаводящейся торпедой Mark 46, так и тактические ядерные глубинные заряды W44, эквивалентом до 10 килотонн. Перезарядка пусковой установки выполнялась через палубные люки. Общий боекомплект состоял из 20 ракет.
В качестве вооружения самообороны крейсер нес на каждом борту по трехтрубному 324-миллиметровому торпедному аппарату, жестко зафиксированному в корпусе.
Наведение противолодочных средств осуществлялось с помощью активного сонара AN/SQS-23, установленного в носовом обтекателе под килем. Сонар обеспечивал обнаружение и сопровождение субмарин на дистанции от 1 и до 36 км.
Ударное ракетное вооружение
При разработке проекта крейсера значительное внимание уделялось расположению на нем стратегического ракетного вооружения. В исходном проекте была предусмотрена установка ангара и пусковой рампы для стратегических крылатых ракет SSM-N-8 Regulus, в дальнейшем переработанные под размещение сверхзвуковых ракет SSM-N-9 Regulus II.
Окончательный проект предусматривал размещение на крейсере четырех пусковых шахт для баллистических ракет среднего радиуса действия UGM-27 «Polaris». Аналогичные размещаемым на подводных лодках, ракеты предназначались для нанесения стратегических ядерных ударов по наземным целям в радиусе 1600—1800 км. Для размещения ракет было зарезервировано место в центральной части корпуса крейсера; однако, к моменту принятия ракет на вооружение, от размещения стратегических арсеналов на надводных кораблях было решено отказаться, и планируемое вооружение так и не было установлено.
В итоге, единственным ударным вооружением крейсера первоначально была возможность применять ракеты RIM-2 «Talos» с ядерными и конвенционными боевыми частями для ударов по наземным и надводным целям. При обстреле наземных целей, «Талос» с ядерной боевой частью запускался по баллистической траектории и подрывался по команде СУО крейсера (специально для баллистических бомбардировок на борту имелась отдельная ЭВМ). При обстреле кораблей или радиоконтрастных объектов в пределах радиогоризонта крейсера, таковой подсвечивался радаром AN/SPG-49, и ракета пикировала на цель. Энергии удара пикирующего на скорости порядка 2,8 МаХа полуторатонного «Талоса» вполне хватало, чтобы тяжело повредить или уничтожить военный корабль даже без детонации боевой части ракеты.
В конце 1960-ых, на вооружение были приняты противорадиолокационные модификации ракет «Талос», наводящиеся на излучение наземных РЛС или корабельных радаров. Таковые были успешно применены для поражения РЛС во Вьетнаме, став тем самым первыми американскими управляемыми ракетами, примененными с корабля по наземной цели.
Артиллерийское вооружение
Исходный проект не предусматривал артиллерийского вооружения. После отказа от размещения стратегических ракет UGM-27 «Поларис», освободившееся место было использовано для размещения в центральной части корпуса пары 127-мм/38 универсальных установок Mk-32, предназначенных для самообороны против самолетов и легких кораблей.
Радиоэлектронное оснащение
Крейсер воплощал все новейшие достижения военной электроники того времени. Впервые в мировой практике на военном корабле был смонтирован обзорно-поисковый радар SCANFAR с фазированной антенной решеткой. Являясь развитием предшествующей (не принятой на вооружение) программы создания радара с ФАР AN/SPG-59, система SCANFAR представляла собой комплекс из двух радаров — двухкоординатной обзорной РЛС AN/SPS-32 и трехкоординатной РЛС сопровождения AN/SPS-33.
Пары антенн обеих РЛС были смонтированы на сторонах огромной квадратной «башни» в носовой надстройке крейсера. В оптимальном режиме, система SCANFAR обеспечивала обнаружение воздушных целей на дистанции до 740 км, и сопровождение на сопоставимой дистанции. Однако, так как система не была интегрирована в СУО, для поражения целей все три корабельных ЗРК использовали собственные радарные комплексы, получая от SCANFAR лишь общую информацию.
Для поиска и обнаружения надводных целей служил двухкоординатный радар AN/SPS-10, также используемый как навигационный и артиллерийский. Он размещался на мачте над носовой «башней» крейсера.
РЛС бортовых ракетных комплексов («Талоса» и «Терьера») были описаны выше.
Крейсер имел стандартные средства РЭБ в виде комплекса AN/WLR-1 на передней мачте. Комплекс включал систему антенн и детекторов, выполняющих задачи обнаружения радиоизлучения противника и определения параметров такового, и систему активных постановщиков помех, позволяющих ставить как шумовые помехи, так и прицельные по конкретным параметрам. В отличие от более поздних систем, этот комплекс РЭБ не был автоматизирован, и управлялся вручную, что существенно снижало его эффективность против радиолокаторов, действующих на изменяемых частотах. В качестве дополнительных средств защиты, по бортам крейсера были установлены пусковые установки неуправляемых ракет, снаряженных заградительными боевыми частями из дипольных отражателей.
Силовая установка
Силовая установка состояла из двух реакторов C1W, являвшихся представителями первого поколения американских атомных корабельных реакторов. Реакторы производили пар, приводивший в действие два турбозубчатых агрегата производства "Дженерал Электрикс". Полная мощность достигала 80000 л.с. Максимальная скорость крейсера превышала 32,5 узлов на пробе, и, благодаря практически неограниченной автономности по топливу, крейсер мог поддерживать полный ход значительно дольше, чем паротурбинные корабли.
Модернизации
На протяжении карьеры, крейсер неоднократно модернизировался. Так, в 1963 были установлены 127-мм артустановки, отсутствовавшие в исходном проекте. В 1968 году, в связи с неудовлетворительной надежностью SCANFAR, радарное оснащение крейсера было дополнено обзорно-поисковым радаром AN/SPS-12.
В 1980-ых корабль подвергался капитальной модернизации, значительно изменивших его характеристики:
- Устаревшая и недостаточно надежная система SCANFAR была демонтирована, и заменена РЛС трехкоординатного обзора AN/SPS-48 (на носовой мачте) и двухкоординатной поисковой РЛС AN/SPS-49 (на кормовой мачте)
- две носовые ПУ ЗРК «Терьер» заменили на 2 ПУ универсальных ЗРК «Стандарт»;
- кормовые ПУ ЗРК «Талос» демонтировали и заменили двумя 4-зарядными контейнерными ПУ ракет BGM-109 «Томагавк»; весь кормовой радарный комплекс демонтировали.
- на кормовой надстройке линейно-возвышенно были смонтированы 2 автоматические зенитные установки «Вулкан-Фаланкс».
- по бокам на кормовой надстройке были добавлены две 4-зарядные ПУ ПКР «Гарпун».
- Устаревший навигационный радар AN/SPS-10 заменили новым AN/SPS-67.
- Сонар SQS-23 был заменен новым SQQ-23B
- Установлен модернизированный комплекс систем РЭБ, включавший станцию РЭБ AN/SLQ-32, постановщики помех AN/SLQ-34 и пусковые установки для ложных целей Mk 36 SRBOC.
Модернизации, основной целью которых было заменить устаревшее вооружение на современное и расширить спектр выполняемых кораблем задач, добавив возможность нанесения ударов по наземным и морским целям в целом, повысили боевую мощь и универсальность корабля.
В 1980-х годах, после появления более крупных атомных советских крейсеров проекта «Киров» ВМФ США, пытаясь обосновать их существование, вывели концепцию применения подобных кораблей, названную CSGN или «ударный крейсер» (англ. Strike Cruiser). В рамках разработки программы предполагалось модернизировать как прототип «Лонг Бич». Корабль должен был быть капитально перестроен с полным изменением архитектуры.
- Старое ракетное вооружение и радарное оснащение полностью демонтировалось, с целью установки радаров AEGIS и двух пусковых Mk-26 для ракет SM-2MR.
- Артиллерийские установки заменялись на 203-миллиметровые артсистемы Mk.71, использовавшие снаряды с лазерным наведением.
- Предполагалась установка большого (до 32) количества ПУ «Томагавк» и ракет «Гарпун».
Проект так и не был реализован из-за высокой стоимости и отсутствия в ВМФ США прямой необходимости в создании подобных кораблей.
Служба
Оценка проекта
Крейсер «Лонг Бич» был первым ракетным крейсером специальной постройки в мире, одним из первых атомных надводных кораблей, и первым военным кораблем, на котором были применены радары с ФАР. На момент как проектирования так и ввода в строй, этот крейсер воплощал все новейшие достижения военно-морской техники США, и являлся, без сомнения, сильнейшим кораблем в своем классе.
Основным назначением крейсера было прикрытие авианосных соединений от воздушных и ракетных ударов. Для этой цели большой атомный крейсер подходил практически идеально. Неограниченный запас хода, обеспечиваемый атомной силовой установкой, позволял крейсеру сопровождать непрерывно идущие полным ходом авианосцы (в то время как обычные крейсера и эсминцы при движении на полной скорости быстро истощали запасы топлива). Развитое радарное оснащение позволяло засекать враждебные цели на большой дистанции и сопровождать значительное количество целей, а многочисленное и эффективное ракетное вооружение позволяло уничтожать любые типы самолетов и крылатых ракет на дистанции до 150 километров. Суммарные возможности ЗРК крейсера позволяли ему одновременно обстреливать 6 (шесть) целей, две ракетами "Талос" на дистанции до 150 километров, и четыре ракетами "Терьер" на дистанции до 50 километров.
В возможности крейсера также входила борьба с подводными лодками. Хотя нанесение ударов по надводным и наземным целям не было основной задачей крейсера, возможности RIM-8 «Talos» также позволяли ему эффективно поражать надводные корабли (и наземные РЛС) и наносить тактические атомные удары по береговым объектам.
Главным недостатком проекта «Лонг Бич» была недостаточная надежность и эффективность его поисково-следящей РЛС SCANFAR. Этот комплекс из двух радаров с ФАР, воплощавший новейшую технологию начала 1960-ых страдал от постоянных поломок и недоработок. Его значимость дополнительно снижал тот факт, что SCANFAR, являясь результатом упрощения амбициозной программы AN/SPG-59, был не способен осуществлять целеуказание ракетам крейсера. Из-за этого реальная огневая производительность крейсера «Лонг Бич» оказалась не выше чем у ракетных крейсеров типа «Олбани», оснащенных более старомодными радарными системами.
Еще одним недостатком крейсера были его значительные размеры и цена. Серийное строительство крупных 15000-тонных неавианесущих кораблей представлялось для американского флота 1960-ых слишком дорогим. Кроме того, дальнобойный зенитный комплекс «Талос», спроектированный еще в середине 1950-ых, воспринимался уже как устаревший, и его установка на новые корабли не имела смысла. Планировавшийся на замену «Талосу» дальнобойный ЗРК «Тайфун» не был принят на вооружение из-за проблем с AN/SPG-59; в результате, основным противовоздушным вооружением американского флота оставался RIM-2 «Terrier», который вполне устанавливался на меньшие, 5000-10000 тонные корабли.
Как следствие, несмотря на свои значительные возможности, крейсер «Лонг Бич» остался единственным представителем своего класса.
Состав серии
| Название | Номер | Верфь | Заложен | Спущен | В строю | Списан | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Long Beach | CGN-9 | Bethlehem, Куинси, Массачусетс | 02.12.1957 | 14.07.1959 | 09.09.1961 | 01.05.1995 |
Напишите отзыв о статье "USS Long Beach (CGN-9)"
Примечания
- ↑ Все данные на момент вступления в строй, приводятся по справочнику Conway.
Ссылки
- [www.navysite.de/cg/cgn9.htm USS Long Beach (CGN 9)] (англ.). — неофициальный сайт крейсера «Лонг Бич». Проверено 4 ноября 2011. [www.webcitation.org/66JuFpQDP Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск: Харвест, 2007.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995. — Annapolis, Maryland, U.S.A.: Naval Institute Press, 1996. — ISBN 978-155-75013-25.
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий USS Long Beach (CGN-9)
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
