Лонг (автор)

Лонг
Λόγγος
Иллюстрация Рафаэля Коллена к изданию романа «Дафнис и Хлоя» (1890)
Дата рождения:	II век (?)
Место рождения:	Лесбос (?)
Род деятельности:	Писатель, поэт
Жанр:	Античный роман
[www.lib.ru/POEEAST/LONG/long1_1.txt Произведения на сайте Lib.ru]

Лонг (Λόγγος) — древнегреческий писатель и поэт предположительно II века нашей эры.

Лонг — автор знаменитого пасторального романа «Дафнис и Хлоя», который обнаруживает большое влияние, оказанное на писателя пастушескими идиллиями Феокрита, Мосха и Биона. В отличие от их произведений, роман Лонга написан прозой с регулярными стихотворными вставками, возникающими спонтанным образом в наиболее поэтических фрагментах текста. Такое соединение поэтического и прозаического нача́л было новым приёмом в истории древнегреческой литературы и выдаёт в Лонге образованного литератора, способного новаторски и, вместе с тем, убедительно совместить в своём произведении традиции различных жанров.

Лонг, как и его предшественники — авторы идиллий, одухотворяет и поэтизирует природу, населяя её в духе эллинистического мировоззрения традиционными образами низшей мифологии. Изображаемая писателем естественность пастушеской жизни соединяется с поэтичным и очень откровенным изображением эротических, чувственных сцен с участием юных Дафниса и Хлои, соблазнительницы Ликэнион и любителя однополых отношений Гнафона.

О личности автора практически ничего не известно. Высказывалась даже гипотеза, что имя Лонг получилось из неправильно написанного переписчиком греческого слова «λογου», т. е. «повести», где была удвоена буква γ («λογγου»). От этого «λογγου» и был образован именительный падеж «λογγος» (Лонг) и истолкован как имя автора. Примерное время его жизни — II век — устанавливается только исходя из языковых особенностей романа. Судя по этому произведению, писатель жил в чисто языческой обстановке и был родом с острова Лесбоса, где происходит действие романа. Правда, сведения о самом острове у Лонга неполны и неточны, хотя он и упоминает о Митилене, главном городе острова. Также весьма приблизительно он определяет расстояния между отдельными географическими пунктами. Описывая же зиму на Лесбосе, он изображает её столь суровой, что это представляется маловероятным фактом. Интеллектуализм и отточенность языка выдаёт в нём городского жителя, чьим идеалом стали идеалистически понимаемая сельская жизнь на лоне природы и естественная чувственность личных отношений.

Ссылки

• [www.lib.ru/POEEAST/LONG/long1_1.txt «Дафнис и Хлоя» в Библиотеке Мошкова]
• [ancientrome.ru/antlitr/long/ «Дафнис и Хлоя» на сайте ancientrome.ru]

Отрывок, характеризующий Лонг (автор)

– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.