Лондонский струнный квартет

Лондонский струнный квартет (англ. London String Quartet) — британский струнный квартет, выступавший в 1908—1934 гг. и базировавшийся в Лондоне.

Был создан по инициативе Чарльза Уорика-Эванса, ставшего бессменным виолончелистом коллектива; на протяжении почти всего существования квартета вторую скрипку играл Томас Петри (с перерывом в 1916—1918 гг., когда он был призван на военную службу), другие исполнители менялись. Музыканты квартета, стремившиеся к ансамблевой игре на уровне солистов-виртуозов, репетировали около полутора лет прежде чем дать премьерное выступление 26 января 1910 года (прозвучали произведения Эрнеста фон Донаньи, Петра Чайковского и игравшего в ансамбле на альте Гарри Уолдо Уорнера). Дебют квартета был благожелательно встречен критикой, и вскоре коллектив выдвинулся в первые ряды британского камерного исполнительства. После первых выступлений под названием «Новый квартет» в 1911 г. было принято окончательное имя ансамбля.

Преодолев трудности Первой мировой войны (в ходе которой квартет дал более 100 «лёгких» концертов для поднятия духа лондонцев), ансамбль с 1917 года начал записывать полностью камерные ансамбли, во многих случаях впервые, — среди осуществлённых записей квартеты Бетховена, Гайдна, Моцарта, Шуберта и др. Как утверждал скрипач квартета Альберт Саммонс, одна из ранних записей (струнный квинтет Моцарта, с участием Альфреда Чарльза Хобдея) была сделана 13 июня 1917 года непосредственно во время немецкой бомбардировки Лондона. Коллектив гастролировал во Франции, Испании, Португалии, Германии, скандинавских странах, США (под патронатом Элизабет Кулидж) и Канаде, в том числе с недельными сериями концертов, в ходе которых исполнялись все квартеты Бетховена.

В 1934 г. квартет был распущен по финансовым причинам. В 1941 г. участники последнего состава квартета по приглашению Элизабет Кулидж дали четыре концерта в Лос-Анджелесе, заявив при этом, что чувствуют себя так, будто они никогда не расставались.

Состав

Первая скрипка:

• Альберт Саммонс (1908—1917)
• Джеймс Ливи (1917—1927)
• Джон Пеннингтон (1927—1934)

Вторая скрипка:

• Томас Петри (1908—1916)
• Уинн Ривз (1916)
• Эдвин Вирго (1917—1918)
• Херберт Кинзи (1918)
• Томас Петри (1919—1934)

Альт:

• Гарри Уолдо Уорнер (1908—1930)
• Уильям Примроуз (1930—1934)

Виолончель:

• Чарльз Уорик Эванс (1908—1934)

Ссылки

• [www.jolyon.com/chamber.html Дополнительные материалы о Лондонском квартете]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Лондонский струнный квартет

Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!