Лондон при Стюартах

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В этой статье рассматривается история Лондона времени правления Стюартов с 1603 по 1714 год.





Яков I

Подготовка к коронации Якова I была прервана тяжёлой эпидемией чумы, унесшей около тридцати тысяч жизней[1]. В 1605 году произошёл неудачный Пороховой заговор, созданный негативно настроенными католиками.

По приказу короля в 1609 году была восстановлена традиция шествия лорда-мэра, прекращённого на несколько лет. Постепенно меняет облик Чатерхаус, несколько раз перекупленный придворными, а в конце концов приобретённый Томасом Баттоном за £13 000. В 1611 году там началось строительство новых больницы, часовни и школы[2]. Школа Чатерхаус была одной из основных публичных школ Лондона, пока в Викторианскую эпоху её не перевели в Суррей, после чего её здание было отдано медицинской школе.

Карл I

Карл I взошёл на трон в 1625 году. Во время его правления началось активное заселение Вест-Энда аристократами. Также довольно многие землевладельческие семьи перебирались в Лондон для возможности большего участия в общественной жизни страны. Это было началов «Сезона Лондона». В 1629 году был создан Линкольнс-Инн-Филдс. Площадь в Ковент-Гардене, спроектированная первым английским представителем классицизма Иниго Джонсом начала строится около 1632 года[3]. Вскоре после этого были построены также и улицы вокруг, которые были названы в именами Генриетты, Карла, Джеймса и других членов королевской семьи.

Панорама Лондона, выполненная Николасом Иоаниссом Фишером в 1616 году. К этому времени Старый собор святого Павла потерял свой шпиль. Два театра на переднем плане (Саутварк) - The Bear Garden и Глобус. Большая церковь на переднем плане - церковь св. Марии, ныне Саутваркский собор.

Лондон и гражданская война

В январе 1642 года Сити предоставил убежище пяти членам парламента, которых король приказал арестовать. В августе того же года король Карл I поднял свой штандарт в Ноттингеме, и во время английской гражданской войны Лондон находился на стороне парламента. Первоначально король одерживал верх в военном плане, а в ноябре он выиграл битву при Брентфорде в нескольких милях к западу от Лондона[4].

Сити организовал временную армию, встретив сопротивление которой, Карл был вынужден отступить. Впоследствии, была построена система укреплений для защиты от новых нападений роялистов. Туда входили земляные валы, укрепляемые бастионами и редутами. Укрепления защищали не только Сити, но всю городскую местность, включая Вестминстер и Саутворк. Лондон больше не подвергался серьёзным нападениям со стороны королевской армии, и финансовые ресурсы города внесли значительный вклад в победу парламента.

Кромвелевский период

Гражданская война закончилась поражением роялистов. Казнью Карла I 30 января 1649 года началось недолгое время существования республики Оливера Кромвеля.

Этот период принято считать временем пуританских репрессий. Однако некоторые виды музыки и оперы процветали под покровительством Кромвеля. В 1656 году в Лондоне была поставлена опера «Осада Родоса», одна из первых английских опер.

В 1655 году Кромвель позволил евреям вернуться в Лондон после 365-летнего изгнания. Первую синагогу они построили в 1657 году на Гричёрч-лэйн.

В 1658 году Кромвель умер. Его сын Ричард взял на себя управление, но не воспользовался поддержкой армии и парламента. Республика прекратила существовать, и в 1660 году после взошествия на престол Карла II монархия была восстановлена.

Чума и пожар

В переполненном и антисанитарном Лондоне часто случались эпидемии чумы, но последняя крупная вспышка чумы запомнилась в Англии как «Великая эпидемия чумы». Она случилась в 1665—1666 году и унесла жизни 60 000 тысяч человек, что составляло примерно пятую часть от всего населения города. Сэмюэл Пипс описал эпидемию в своих дневниках. Запись от 4 сентября 1665 года гласила: «Я остался в городе, где около 7400 человек умерло за неделю, и из них 6000 от чумы, и я слышал мало шума днём или ночью, кроме звона колоколов».

За чумой последовало другое катастрофическое событие, которое, однако, являлось одной из причин её конца[5]. В воскресенье, 2 сентября 1666 года вспыхнул Великий лондонский пожар, начавшийся в час ночи в южной части Сити на улице Паддинг-Лейн. Восточный ветер разнёс огонь, который быстро перекинулся на соседние дома, и усилия по предотвращению дальнейшего распространения не увенчались успехом. В ночь вторника скорость ветра уменьшилась, а в среду огонь начал ослабевать. В четверг огонь был потушен. В память о пожаре воздвигнут Монумент[6]. Ещё более полутора веков пожар приписывали католикам-фанатикам. Пожар уничтожил около 60 % Сити, включая Старый собор святого Павла, 87 приходских церквей, 44 здания ливрейных компаний и королевскую биржу. При этом число погибших очень мало; его оценивают максимум в 16 человек. Через несколько дней после пожара на рассмотрение королю были переданы 3 плана по восстановлению города, авторами которых являлись Кристофер Рен, Джон Ивлин и Роберт Гук. В плане Рен основные улицы шли с севера на юг и с запада на восток, все церкви находились на видном месте, большинство общественных мест находились на больших площадях, здания 12 главных ливрейных компаний составляли правильный квадрат рядом с Гуидхоллом, а также по берегу реки шла набережная от Блэкфриарса до Тауэра. Также Рен хотел, чтобы новые улицы имели стандартную ширину в 30, 60 или 90 футов. План Ивлина отличался, в основном, от плана Рена предложением провести улицу от церкви Сент Дунстан-ин-зе-Ист к собору святого Павла и отсутствием набережной. Эти планы не были воплощены, и город восстанавливался по старым планам, так что к XXI веку в целом сохранилась средневековая планировка.

Тем не менее, новый Сити отличался от старого. После перестройки не вернулись многие аристократические семьи, предпочетшие построить новые дома в Вест-Энде, где создавались новые модные районы, такие как Сент-Джеймс. Они строились поближе к королевской резиденции, поначалу к дворцу Уайтхолл, пока тот не сгорел в 1690-х, а потом к Сент-Джеймсскому дворцу. Пикадилли, находящаяся в сельской местности, была застроена особняками, такими как Бурлингтон-Хаус[7]. Таким образом, увеличился разрыв между средним классом торгового Сити и аристократическим миром Вестминстера. В Сити происходил переход от деревянных зданий к зданиям из камня и кирпича для уменьшения риска возникновения пожара. Акт парламента «для восстановления Сити Лондона» гласил: «кирпичные здания не только более красивые и прочные, но и более безопасные в отношении будущих пожаров». Из дерева было разрешено делать только двери и оконные рамы.

План Кристофера Рена не был принят, но он был назначен руководителем по восстановлению разрушенных приходских церквей и собора Святого Павла. Его собор в стиле барокко был главным символом Лондона по крайней мере полтора века[8]. Роберт Гук руководил реконструкцией домов Сити. Ист-Энд, район к востоку от стены Сити, активно заселялся в десятилетия после Великого пожара. Лондонские доки начали перемещаться вниз по течению Темзы, привлекая многих рабочих. Эти люди жили, как правило, в условиях трущоб в Уайтчепеле, Вэппинге, и Лимхаусе.

Развитие, культура и торговля

К XVII веку Лондон значительно расширился за пределы Сити. В начале этого века жизнь в сельской местности, за исключением аристократических резиденций Вестминстера, по-прежнему считалась нездоровой. К северу от Лондона находился недавно осушённый Мурфилдс, где часто бывали нищие и путешественники, проходя в Лондон, однако они старались не задерживаться там. К Мурфилдсу прилегали Финсбурские поля, излюбленное место для лучников, желающих попрактиковаться в стрельбе.

Зимой 1683-4 года на Темзе прошла морозная ярмарка. Мороз, начавшийся около семи недель до рождества и продолжавшийся 6 недель после него, был самым длинным за всю историю города. Отмена Нантского эдикта в 1685 году привела к миграции в Лондон многих гугенотов. Они основали шёлковую промышленность в Спиталфилдсе.

Основным местом дневных встреч лондонцев был Старый собор святого Павла. Там вели дела торговцы, встречались у конкретной колонны с клиентами адвокаты, безработные искали работу. Роль центра книжной торговли выполнял собор, а центром прессы была Флит-стрит. Театр, зарекомендовавший себя в последние годы правления Елизаветы, продолжал набирать популярность при Якове I. Постановки государственных театров сосуществовали с театром масок при королевском дворе.

В эту эпоху лондонский Сити начинает становиться ведущим финансовым центром мира, постепенно вытесняя с этой позиции Амстердам. В 1694 году был основан Банк Англии, расширяла своё влияние Британская Ост-Индская компания. Также в конце XVII века начал работать Lloyd's of London. В 1700 году через Лондон проходило 80 % английского импорта, 69 % экспорта и 86 % реэкспорта. Многие из товаров были роскошью, доставляемой из Америки и Азии, такой как шёлк, табак, чай и сахар. Последняя цифра подчёркивает роль Лондона как открытого порта. Хотя в XVII веке в Лондоне проживало достаточное количество ремесленников и рабочих, а также находилось несколько крупных заводов, его экономика не основывалась на промышленности, в её корне лежала торговля. Товары, доставляемые в порты, не только удовлетворяли внутренние потребности Англии, но и распространялись за её пределами по всей Европе, в которой Англия доминирует по характеристикам торгового флота.

Больной астмой Вильгельм III мало интересовался задымлённым Лондоном[9], и после пожара в Уайтхолле (1691) он купил дом герцога Ноттингемского и перестроил его в Кенсингтонский дворец. До того Кенсингтон был незначительной деревне, но после переезда туда двора приобрёл значение. Кенсингтонский дворец не пользовался особой благоприятностью у последующих монархов, но его строительство стало очередным важным шагом в расширении Лондона. В то же правление был заложен Гринвичский госпиталь; дополнение к открытому в 1681 году военному госпиталю в Челси, предназначенному для бывших солдат. В правление Анны был издан указ о строительстве 50 новых церквей, которые должны были обеспечить обслуживание выросшего населения Лондона.

Напишите отзыв о статье "Лондон при Стюартах"

Примечания

  1. ↑ [maxbooks.ru/england/brit93.htm Рост Лондона: чума 1665 года и Великий пожар 1666 года]
  2. ↑ Hay Tod, Alexander. Charterhouse. [books.google.com.au/books?id=4zLCZ3AUR8IC&pg=PA54&lpg=PA54&dq=uskites+charterhouse&source=bl&ots=O0PVcUjJJG&sig=u3jRNPMnCZLnMXJtO7DdakQlkmQ&hl=en&ei=hsrpSbyXM5WsjAf4ipmfCg&sa=X&oi=book_result&ct=result&redir_esc=y Archived] 2008
  3. ↑ Burford E.J. Бездельники, Люди Удачи и Развратники – Лондонская Низшая Жизнь: Ковент-Гарден в Восемнадцатом Веке. — Hale, 1986. — P. 6. — ISBN 0-7090-2629-3. (англ.)
  4. ↑ Forest, «Arrest of the Five Members by Charles I» (Л., 1860)
  5. ↑ Hanson, Neil. The Dreadful Judgement: The True Story of the Great Fire of London.. — New York: Doubleday, 2001. — С. 249-50.
  6. ↑ www.bbc.co.uk/history/british/civil_war_revolution/brighter_lights_04.shtml London:Brighter Lights, Bigger City
  7. ↑ Robert Baker of Piccadilly Hall and His Heirs by F.H.W. Sheppard (ISBN 0-902087-18-5)
  8. ↑ www.stpauls.co.uk/ Официальный сайт
  9. ↑ Ивонина Л. И. Вильгельм III Оранский. Вопросы истории, № 3 (1998), стр. 154—159

См. также

Литература

  • Inwood, Stephen. A History of London. — 1998. — ISBN 0-333-67153-8.
  • [openlibrary.org/books/OL7207462M/The_little_London_directory_of_1677 The Little London Directory of 1677], London: J. C. Hotten, 1863, OCLC [worldcat.org/oclc/3408065 3408065], <openlibrary.org/books/OL7207462M/The_little_London_directory_of_1677> 
<td class="navbox-image" rowspan="9" style="width:1%;padding:0px 0px 0px 7px">
</td><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">Периоды истории</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;background:#f0f0f0"></div></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">События</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px"></div></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">Правительство</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;background:#f0f0f0"></div></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">Сити</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px"></div></td></tr></table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Лондон при Стюартах



В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лондон_при_Стюартах&oldid=78658340»

Навигация