Лоне, Марк де
Поделись знанием:
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Марк де Лоне (фр. Marc de Launay, Marc Buhot de Launay, Marc B. de Launay, 1949) — французский философ, историк философии, переводчик немецкой философской литературы XIX—XX веков.
Содержание
Биография
Сотрудник Национального центра научных исследований (Париж, Архив Гуссерля — Эколь Нормаль). В его переводах публиковались произведения Ханны Арендт, В.Беньямина, Блюменберга, Бонхёффера, Брентано, Бубера, Гуссерля, Кафки, Г.Когена, Лессинга, Лихтенберга, Мейнонга, Ницше, Поппера, Риккерта, Рильке (Дуинские элегии, Письма молодому поэту и др.), Розенцвейга, Трёльча, Фрейда, Хабермаса, Хандке, Шолема, Э.Юнгера и многих других.
Исследовательские интересы
Основные направления исследований Марка де Лоне — герменевтика, включая библейскую герменевтику, неокантианство (марбургская школа, баденская школа), философия Ницше и Хайдеггера.
Книги
- Walter Benjamin, Paris, Editions Jean-Michel Place, 1990 (редактор-составитель, переводчик, в соавторстве)
- Критика и убеждение/ La critique et la conviction, entretien avec Paul Ricoeur, Paris, Calmann-Lévy, 1995 (с Франсуа Азуви; англ. пер. 1998, исп. пер. 2003, нем. пер. 2009)
- Неокантианство и теория познания/ Néokantismes et théorie de la connaissance, textes de Hermann Cohen, Paul Natorp, Ernst Cassirer, et al. Paris, Vrin, " Bibliothèque des textes philosophiques ", 2000 (редактор-составитель и переводчик, в соавторстве)
- Рациональная реконструкция иудаизма. О Германе Когене/ Une reconstruction rationnelle du judaïsme. Sur Hermann Cohen: 1842—1918, Genève, Labor et Fides, " Religions en perspective ", 2002
- Жертвоприношение Авраама/ Le sacrifice d’Abraham: la ligature d’Isaac, Paris, Desclée de Brouwer, 2002 (в соавторстве со Ст. Мозесом и Olivier Revault d’Allonnes)
- Вавилонская башня/ La Tour de Babel, Paris, Desclée de Brouwer, 2003 (в соавторстве)
- Юдифь и Олоферн/ Judith et Holopherne, Paris, Desclée de Brouwer, 2003 (в соавторстве)
- La philosophie au risque de la promesse, avec Jacques-Olivier Bégot, Jean-Louis Chrétien, Jacques Derrida, et al., Paris, Bayard, 2004 (редактор-составитель, в соавторстве)
- Что такое перевод?/ Qu’est-ce que traduire ?, Paris, Vrin, " Chemins philosophiques ", 2006.
- Философское прочтение Библии/ Lectures philosophiques de la Bible: Babel et logos, Paris, Hermann, collection « Le Bel Aujourd’hui», 2007
- Риккерт и проблема истории/ Rickert et la question de l’histoire, Paris, PUF, 2010 (редактор-составитель)
- Конфигурации нигилизма/ Les configurations du nihilisme, Paris, J. Vrin, 2012 (редактор-составитель, в соавторстве)
Напишите отзыв о статье "Лоне, Марк де"
Ссылки
- [www.nonfiction.fr/fiche-perso-465-marc_de_launay.htm На сайте Nonfiction] (фр.)
Отрывок, характеризующий Лоне, Марк де
Что значат эти упреки?Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
