Лопань
Поделись знанием:
К:Реки по алфавитуК:Водные объекты по алфавитуК:Реки до 100 км в длинуЛопаньЛопань
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
| Лопань | |
 Вид от Купеческого моста на Бурсацкий мост. Слева Суздальские ряды, справа супермаркет «Билла», вверху университет | |
| Характеристика | |
|---|---|
| Длина |
93 км |
| Бассейн |
2000 км² |
| Расход воды |
2,24 м³/с |
| [tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Лопань Водоток] | |
| Исток |
|
| — Местоположение |
холм Вовкивня, между балками Угрим и Угримчик. Белгородская область, Россия |
| — Высота |
222,7 м |
| — Координаты |
50°29′25″ с. ш. 36°21′53″ в. д. / 50.490181° с. ш. 36.364802° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.490181&mlon=36.364802&zoom=15 (O)] (Я) |
| Устье | |
| — Местоположение |
52 км от устья |
| — Координаты |
49°56′13″ с. ш. 36°12′11″ в. д. / 49.937023° с. ш. 36.203175° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.937023&mlon=36.203175&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 49°56′13″ с. ш. 36°12′11″ в. д. / 49.937023° с. ш. 36.203175° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.937023&mlon=36.203175&zoom=12 (O)] (Я) |
| Уклон реки |
равнинный м/км |
| Расположение | |
| Водная система |
Уды → Северский Донец → Дон → Азовское море |
|
| |
| Страны | |
| Регион | |
| Район | |
|
| |
Ло́пань (укр. Ло́пань, Книга Большому Чертежу — Лопина) — река в Харьковской области Украины и Белгородской области России, левый (самый крупный) приток реки Уды.
Содержание
Этимология
- Происхождение названия реки таково: Лопань — древнее славянское слово, означает «бьющая наружу, прорывающаяся вода» либо «колодец на болоте»[1]. Согласно В. И. Далю, это «колодезь на топи, на болоте» (донское)[2].
Описание
Длина реки более 93 км, площадь водосборного бассейна — 2000 км². Исток реки расположен 50°30′ с. ш. 36°21′ в. д. / 50.500° с. ш. 36.350° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.500&mlon=36.350&zoom=14 (O)] (Я) выше[3] сел Весёлая Лопань и ниже Угрима Белгородской области[4]. На реке Лопань расположены посёлки городского типа Октябрьский, Казачья Лопань, город Дергачи, а на месте слияния с рекой Харьков расположен город Харьков. Расход воды в 17 км от устья составляет 2,24 м³/сек[5]. Река Лопань впадает в реку Уды в 52 км от её устья. У пос. Октябрьский, Белгородской области РФ на р. Лопань — крупный пруд площадью 70 га и объёмом воды 2,44 млн м³[6]. Наклон реки 0,89 м/км[7]. Русло реки Лопань изредка делится на рукава, образуя острова. Ширина русла от 1 до 20 метров, глубина от 0,3 до 1 метра. В период весеннего половодья река поднимается на 1,5 — 2 метра. Скорость течения 0,2 — 0,3 м/сек, на отдельных участках до 0,8 м/сек. Берега реки низкие, в пределах г. Харькова обвалованы или облицованы гранитом, и русло углублено. Питание реки в основном снеговое. В декабре и январе река промерзает до дна[8].
В топонимике
Гидроним дал названия:
- Лопанской речной пойме (между Нагорным районом Харькова и залопанскими возвышенностями (Сортировка, Лысая Гора, Холодная Гора);
- Лопанским склонам Нагорного района, обращённым к реке;
- Лопанской набережной (расположена между Благовещенским и Лопанским мостами на правом берегу реки, район Залопань);[9]
- Лопанской улице (левый берег, Дзержинский район, длина 500 м);[10]
- Лопанскому переулку (район Залопань);[11]
- Большому Лопанскому мосту на ул. Екатеринославской;
- Лопанской стрелке рек Лопань и Харьков;
- Лопанской плотине (находится ниже Москалёвки);[12]
- Весёлая Лопань — селу в Белгородской области;
- Казачья Лопань — посёлку в Харьковской области.
Географические и исторические факты
- В Харькове сливаются три достаточно крупных реки — Харьков, Лопань, Уды, — и при этом более полноводная река всегда впадает в меньшую. Харьков, собирающая воду с 1160 км², впадает в Лопань, которая к месту слияния имеет водосбор 840 км². Вскоре обе реки с общей площадью сбора воды 2000 км² впадают в Уды, которая к месту впадения Лопани собирает воду всего с 1100 км²[13]. Это хорошо видно со спутника: широкая Лопань на Карачёвке [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%A3%D0%B4%D1%8B&sll=50.430502,36.427402&sspn=0.049645,0.1157&ie=UTF8&t=h&om=1&ll=49.937356,36.203299&spn=0.00616,0.014312&z=16&iwloc=addr впадает] в узкие Уды.
- Во всём своём течении от Весёлой Лопани до Харькова на расстоянии около 85 км по берегам вдоль течения реки идёт практически сплошная Белгородско-Харьковская агломерация, частично (на территории Украины) входящая в Харьковскую — более 33-х населённые пунктов, практически переходящих друг в друга; из них два города — Дергачи и Харьков.[14]
- Согласно «Топографическому описанию Харьковского наместничества» 1785 года, Лопань — третья по длине из 33-х речек Харьковского округа (течёт 39 вёрст по его территории)[15].
- Не всегда однозначно считалось, что на Лопанской стрелке река Харьков впадает в Лопань, а не наоборот.
Например, на карте XVIII века 1787 года из «Атласа Харьковского наместничества» Харьков — приток Лопани, а на другом варианте той же карты того же года того же месяца мая, только повёрнутом на 90 град., уже Лопань — приток Харькова.
- Первое упоминание реки в письменных источниках, согласно историку И. Е. Саратову, в первой редакции Большого Чертежа около 1556 года[16].
Объекты на реке Лопань
Объекты на реке Лопань (от истока к устью)
| Страна | Область | Расст. от устья, км | Расст. от истока, км | Название | Тип | Примечание |
|---|---|---|---|---|---|---|
|
Белгородская | 93 | 0 | пос. Весёлая Лопань | исток | |
|
|
Белгородская | 91 | 2 | Октябрьский | посёлок гор. типа | |
|
Харьковская | 65 | 28 | Казачья Лопань | посёлок гор. типа | ← среднегод. расход 0,53 м³/сек |
|
|
Харьковская | 29 | 64 | Дергачи | город | |
|
|
Харьковская | 21 | 72 | Лозовенька | левый приток | длина 16 км, бассейн 77км² |
|
|
Харьковская | 17 | 76 | г. Харьков | город | ← среднегод. расход 2,24 м³/сек |
|
|
город Харьков, центр | 10 | 83 | р. Харьков | левый приток | длина 71 км, бассейн 1160км² |
|
|
город Харьков | 0 | 93 | Карачевка | устье | в 52 км от устья р. Уды |
Река в Харькове
- Лопань.jpg
Лопань выше моста улицы 8-го Марта
- Kharkiv-Lopan junction01.jpg
Лопанская стрелка — слияние рек Харьков (справа) и Лопань (слева)
- Р. Лопань, 2008.jpg
Между Лопанской стрелкой и Гончаровской плотиной
- Гончаровская плотина.jpg
- Privet iz Kharkova, Lopan, Moskalevka, Novoselovka.jpg
Лопань на открытке 1910-х: слева Новосёловка, справа Москалёвка
- Lopan.jpg
Лопань после плотины, вид против течения
Напишите отзыв о статье "Лопань"
Примечания
- ↑ Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М: 1986, стр.582
- ↑ В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка.
- ↑ Атлас автодорог. Украина-Восток. М 1:250 000 / ред. В.Вдовенко, О.Гомаенов, Д.Тихомиров. — Киев: Государственная служба геодезии, картографии и кадастра. Государственное научно-производственное предприятие "Картография", 2008. — С. 7-8. — 92 с. — (Серия атласов автомобильных дорог Украины). — 6000 экз.
- ↑ Гидрографический справочник по бассейнам рек СССР. — Москва-Ленинград: Объединенное научно-техническое издательство, 1936.
- ↑ Ресурсы поверхностных вод СССР. Том 6. Выпуск 3. Бассейн Северского Донца, Ленинград, 1967
- ↑ Постановление главы администрации Белгородской обл. от 05.09.2001 N 557 «Об утверждении перечня водохранилищ и прудов для общего водопользования» (ред. от 08.11.2001)
- ↑ Каталог річок України. — Київ: Видавництво Академії наук Української РСР, 1957.
- ↑ Демченко М. А. Гидрография Харьковской области. Материалы Харьковского отдела Географического общества Украины. Выпуск VIII. Харьковская область. Природа и хозяйство. Издательство Харьковского Государственного Университета, Харьков, 1971
- ↑ [streets-kharkiv.info/lopanskaya-naberezhnaya Улицы и площади Харькова. Историко-информационный справочник. Лопанская набережная]
- ↑ [streets-kharkiv.info/lopanskaya-ul Улицы и площади Харькова. Историко-информационный справочник. Лопанская улица]
- ↑ [streets-kharkiv.info/lopanskii-pereulok Улицы и площади Харькова. Историко-информационный справочник. Лопанский переулок]
- ↑ [dozor.kharkov.ua/1000981/vlast/gorsovet/1103361.html Лопанская плотина не выдержит весенний паводок. На её месте возведут новую]
- ↑ Саратов И. Рассказ о Северском Донце. НиТ № 1-2007, стр.6, 57-61
- ↑ Атлас автодорог Украина-Восток. М 1:250 000. Киев, «Картография», 2008, стр. 12-13
- ↑ «Описания Харьковского наместничества конца XVIII века». (Первое описание — 1785 года). К: Наукова думка, 1991, стр. 95
- ↑ И.Е. Саратов. гл.6: Книга Большому Чертежу // Харьков, откуда имя твоё? / ред. Н. З. Алябьев. — 3-е, дополненное. — Х: Издательство ХГАГХ, тип. Фактор Друк, 2003. — С. 68-83. — 248 с. — (350-летию Харькова). — 415 экз. — ISBN нет.
См. также
Спутниковые фотографии от истока к устью
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=Kharkov&sll=55.820537,37.611533&sspn=0.091615,0.124283&ie=UTF8&t=k&om=1&ll=50.180196,36.103992&spn=0.01146,0.028582&z=15 Излучина в Безруках]. Река течёт вниз. Безруки, Харьковская область. Можно увеличить или уменьшить
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%A3%D0%B4%D1%8B&sll=50.430502,36.427402&sspn=0.049645,0.1157&ie=UTF8&t=h&om=1&ll=50.11299,36.098789&spn=0.002869,0.007102&z=17&iwloc=addr Лопань в Дергачах (течёт сверху вниз направо)]. Западная окраина города Дергачи, Харьковская область
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%A3%D0%B4%D1%8B&sll=50.430502,36.427402&sspn=0.049645,0.1157&ie=UTF8&t=k&om=1&ll=50.054273,36.151929&spn=0.003072,0.007113&z=17&iwloc=addr Впадение в Лопань (течёт сверху вниз) реки Лозовенька (справа)]. К юго-западу от пос. Малая Даниловка Харьковской области.
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%A3%D0%B4%D1%8B&sll=50.430502,36.427402&sspn=0.049645,0.1157&ie=UTF8&t=h&om=1&ll=50.03341,36.186004&spn=0.013094,0.015535&z=15 Алексеевские водохранилище, лугопарк и плотина на Лопани]. Алексеевка (район Харькова).
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%A3%D0%B4%D1%8B&sll=50.430502,36.427402&sspn=0.049645,0.1157&ie=UTF8&t=k&om=1&ll=49.989746,36.226012&spn=0.003056,0.007145&z=17&iwloc=addr Благовещенский и Екатеринославский мосты]. Река течёт сверху вниз. Центр Харькова.
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%A3%D0%B4%D1%8B&sll=50.430502,36.427402&sspn=0.049645,0.1157&ie=UTF8&ll=49.984745,36.222782&spn=0.006264,0.014462&t=k&z=16&om=1 Слияние рек Лопань (течёт сверху налево) и Харьков (справа) и Гончаровская плотина]. Центр Харькова.
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=Kharkov&sll=55.820537,37.611533&sspn=0.091615,0.124283&ie=UTF8&t=k&om=1&ll=49.955541,36.219821&spn=0.002878,0.007145&z=17&iwloc=addr Новожановская плотина. Река течёт справа налево вниз]. Новожаново, Харьков
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=Kharkov&sll=55.820537,37.611533&sspn=0.091615,0.124283&ie=UTF8&t=k&om=1&ll=49.949501,36.211238&spn=0.002879,0.007145&z=17&iwloc=addr Дудковские железнодорожные мосты. Река течёт справа налево вниз]. Дудковка, Харьков
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%A3%D0%B4%D1%8B&sll=50.430502,36.427402&sspn=0.049645,0.1157&ie=UTF8&t=h&om=1&ll=49.937356,36.203299&spn=0.00616,0.014312&z=16&iwloc=addr Впадение большой Лопани (справа) в маленькие Уды (текут сверху слева — вниз)]. Между Карачёвкой и Липовой Рощей, окраина Харькова
|
Портал «Харьков» |
|---|
Отрывок, характеризующий Лопань
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
