Лопес де Легаспи, Мигель

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лопес де Легаспи»)
Перейти к: навигация, поиск
Мигель Лопес де Легаспи
исп. Miguel López de Legazpi<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
генерал-губернатор Филиппин
27 апреля 1565 — 20 августа 1572
Преемник: Гвидо де Лавесарис
 
Рождение: 1502(1502)
Сумаррага, Испания
Смерть: 20 августа 1572(1572-08-20)
Манила, Филиппины

Мигéль Лóпес де Легáспи (исп. Miguel López de Legazpi; 1502 — 20 августа 1572) — испанский конкистадор с титулом аделантадо, роль которого в истории Филиппин сравнима с ролью Кортеса в истории Мексики и с ролью Писарро в истории Перу. Его внук Хуан де Сальседо тоже стал известным конкистадором.



Биография

В 1528 году, отчаявшись сделать карьеру на родине, Лопес де Легаспи последовал за Кортесом в Мексику, где достиг поста управляющего Мехико. Уже в преклонном возрасте был направлен вице-королём Луисом де Веласко на поиски островов Пряностей, открытых ещё Магелланом. 21 ноября 1564 года отплыл на 5 кораблях из гавани в Халиско на покорение западных земель. Путь им должен был указать опытный Андрес де Урданета.

В начале 1565 года испанцы разорили Марианские острова, проплыли острова Барбудас и Ладронес и 13 февраля 1565 года завидели Филиппины, благополучно высадились на острове Себу и вступили в контакт с его жителями 27 апреля. В отличие от Магеллана, который был атакован и умерщвлён туземцами, Лопесу де Легаспи удалось заключить с местным вождём Тупас дружественное соглашение — стоило только убедить его в том, что его люди не португальцы. Это событие на Филиппинах считается точкой отсчёта национальной истории; в его память установлен праздник сандуго. Примечательно, что Легаспи обнаружил на острове икону Святого Младенца Иисуса, привезённую Магелланом, которую местные жители почитали как святыню. Позже эта икона хранилась как ценная реликвия в монастыре Себу. Часть спутников Легаспи — отец Урданета, отец Агирре, а также сын Легаспи — вернулись 30 октября 1565 года в Акапулько.

В 1567 году, получив подкрепление из Новой Испании, конкистадор приступил к возведению крепости св. Петра, призванной служить защитой основанного им города Себу (Легаспи изменил первоначальное название города Сан-Мигель на Эль-Сантиссимо-де-Хесус). Пользуясь этим плацдармом, Лопес де Легаспи направлял корабли на исследование северной части Филиппин. Несмотря на стычки с китайскими пиратами, принялся крестить туземцев на севере Лусона и основал там 24 июня 1571 года новую столицу — Манилу, в качестве Метрополии для колонии.

Именем Лопеса де Легаспи назван город на острове Лусон. Его письма к Филиппу II хранятся в Севилье.

Напишите отзыв о статье "Лопес де Легаспи, Мигель"

Литература

  • «Мемориал о Миссиях Отцов Августинцев на Филиппинах». — Мадрид, 1892 (на испанском языке).

Отрывок, характеризующий Лопес де Легаспи, Мигель

В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.