Лорды — члены Комитета Адмиралтейства

Лорды — члены Комитета Адмиралтейства (также — лорды заседатели, англ. Lords Commissioners of the Admiralty) — члены комитета по исполнению обязанностей Верховного Лорд-Адмирала, возглавлявшие до 1964 года британское Адмиралтейство - орган управления Королевским ВМФ Великобритании.

Комитет Адмиралтейства (англ. Board of Admiralty) возглавлял Первый лорд Адмиралтейства (англ. First Lord of the Admiralty), также именовавшийся Первый лорд-заседатель Адмиралтейства (англ. First Lord Commissioner of the Admiralty).

История

Должность Верховного Лорд-Адмирала была создана для управления Королевским флотом примерно в 1400 году. Верховный Лорд Адмирал являлся одним из Высших сановников государства и возглавлял Адмиралтейство. Требуемые должностью обязанности могли исполняться одним человеком (что происходило до 1628 года), напрямую Короной (что было в промежуток 1684-1689), либо Комитетом Адмиралтейства.

Официально именуемые Члены комитета по исполнению обязанностей Лорда Верховного Адмирала Соединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии и пр. (англ. Commissioners for Exercising the Office of Lord High Admiral of the United Kingdom of Great Britain and Northern Ireland &c., в зависимости от исторического периода окончание могло меняться — «Англии», «Великобритании», «Соединённого королевства Великобритании и Ирландии»), Лорды — члены Комитета Адмиралтейства существовали только тогда, когда должность Верховного Лорд-Адмирала была коллегиальной, то есть её занимал не один человек, а специальная комиссия. В те периоды, когда эту должность занимал один человек, при нём действовал Совет Лорда Верховного Адмирала (англ. Council of the Lord High Admiral), который помогал Лорду Верховному Адмиралу и по сути выполнял многие из обязанностей Комитета Адмиралтейства (англ. Board of Admiralty).

После того, как исполнявший обязанности Лорда Верховного Адмирала герцог Йоркский, являвшийся католиком, был отстранён от должности в соответствии с «Актом о присяге» 1673 года, был составлен Комитет, в который входило от 12 до 16 членов Тайного совета, не получавших жалования от флота. В 1679 порядок был изменён, число членов Комитета было снижено до семи, им была назначено жалование, и они не обязательно были членами Тайного совета. Так было (за исключением периодов 1702−1709 и 1827−1828 годов, когда назначался один Лорд-адмирал) вплоть до слияния Адмиралтейства с Министерством обороны в 1964 году.

Состав

Комитет Адмиралтейства обычно состоял из Морских лордов (то есть действующих адмиралов; англ. Naval Lords или англ. Sea Lords) и Гражданских лордов (то есть политиков; англ. Civil Lords).

Начиная с 1831 года, Адмиралтейству подчинялся также административный орган — Военно-морской комитет (англ. Navy Board), с его подкомитетами: Комитетом снабжения (англ. Victualling Board) и Комитетом по больным и раненым (англ. Sick and Hurt Board). До 1756 и после 1794 года существовал также Транспортный комитет (англ. Transport Board). Особняком стоял Комитет по вооружениям (англ. Ordinance Board), работавший в интересах как флота, так и армии. Структура подчинения менялась, и в разные времена членство в Адмиралтейском комитете могло автоматически давать — или не давать — членство в Военно-морском комитете.

Только часть лордов-заседателей были профессионалами, остальные получали посты как члены правящей партии, в обмен на политическую поддержку. Поэтому от них и не ожидали бо́льшего участия, чем подписывать проходящие через их кабинеты бумаги (все официальное делопроизводство велось в 3-х экземплярах). Так, при министерстве лорда Норта, в период Американской Войны за независимость, только два из семи членов комитета были моряками. При подобной бюрократии тем более важны были энергичные председатели и знающие дело секретари, которые часто вели всю текущую работу. Например, председатель Военно-морского комитета с 1778 по 1780 год Чарльз Миддлтон, ко времени Трафальгара сам стал Первым лордом.

Председатель комитета - Первый лорд Адмиралтейства - являлся членом Кабинета. После 1806 года Первым лордом Адмиралтейства всегда было гражданское лицо - политик, как и Гражданский лорд (англ. Civil Lord), отвечающий за строительство инфраструктуры и являющийся министром, не входящим в Кабинет. Четыре "морских лорда" являются профессиональными военными моряками в адмиральском звании; возглавлявший флот адмирал называется Первый морской лорд, обычно в звании Адмирал флота. Начиная с 1805 года за различными Морскими лордами закрепились специфические обязанности, и также Комитет лордов периодически вводились заместители морских лордов и гражданские служащие. В 1940-1946 году состав Комитета Адмиралтейства был наиболее многочисленным и включал следующие должности:

• Первый Лорд Адмиралтейства
• Первый морской лорд и начальник Военно-морского штаба
  • Заместитель первого морского лорда (1942-1946)
  • Заместитель начальника Военно-морского штаба - разведка, оперативная работа, навигационная служба (с 1924)
  • Заместители начальника военно-морского штаба по закупкам, иностранным сношениям, внутренним делам, вооружению (1942-1946)
• Второй морской лорд и начальник кадровой службы флота
• Третий морской лорд и контролёр флота
  • Заместители контролёра - исследования, научно-технические разработки, строительство и ремонт
• Контролёр по строительству и ремонту торговых судов (1940-1946)
• Четвёртый морской лорд и начальник службы снабжения
• Гражданский лорд и начальник Строительной службы
• Пятый морской лорд и начальник Воздушных сил флота (1917-1965)
• Парламентский и финансовый секретарь - контракты и закупки (c 1929)
• Постоянный секретарь - все департаменты и отделы Секретариата, Военный архив (с 1924)

Кворум Комитета состоял из двух лордов и секретаря.

Обращение

Общим титулом для Лордов — членов Комитета Адмиралтейства был «Достопочтенные Лорды — члены Комитета Адмиралтейства» (англ. The Right Honourable the Lords Commissioners of the Admiralty), однако часто использовались такие краткие формы, как «Их Лордства» (англ. Their Lordships) или «мои Лорды — члены Комитета Адмиралтейства» (англ. My Lords Commissioners of the Admiralty). В качестве неформального краткого названия использовалось «Лорды Адмиралтейства» (англ. The Lords of the Admiralty).

К отдельным членам комитета титулование «лорд» не применялось, если только они не были пэрами (как, например, лорд Сандвич).

Ликвидация

С ликвидацией самостоятельности Адмиралтейства и его слиянием с Министерством обороны в 1964 году контроль над военно-морским флотом перешёл к Совету обороны Соединённого королевства (англ. Defence Council of the United Kingdom), куда Адмиралтейский комитет (англ. Admiralty Board) входит наряду с комитетами других видов вооруженных сил — Армии и Королевских ВВС.

В Совете обороны председательствует Министр обороны Великобритании, он же является по совместительству председателем всех трех подчиненных комитетов, а должность Первого лорда Адмиралтейства перестала существовать, однако Первый, Второй и Третий Морские лорды всё ещё существуют. Современный Адмиралтейский комитет собирается в полном составе только дважды в год. Он состоит из двух неравных частей: министры-политики с одной стороны и прочие члены, флотские и гражданские профессионалы, в том числе Морские лорды, с другой. Они-то и образуют внутри Адмиралтейского комитета новый Военно-морской комитет (англ. Navy Board), который занимается повседневной деятельностью флота.

Титул Верховного лорда-адмирала в 1964 году вернулся к Короне; в 2011 году королева Елизавета II присвоила его герцогу Эдинбургскому.

См. также

Список Первых лордов Адмиралтейства

Отрывок, характеризующий Лорды — члены Комитета Адмиралтейства

Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.