Лорд Белхейвен и Стентон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лорд Белхейвен и Стентон

Герб лордов Белхейвен и Стентон
Период

15 декабря 1647 - настоящее время

Титул:

Лорд Белхейвен и Стентон

Родоначальник:

Джон Гамильтон, 1-й лорд Белхейвен и Стентон

Когнаты:

Гамильтоны

Родина

Шотландия

Подданство

Великобритания

Лорд Белхейвен и Стентон в графстве Хаддингтон — наследственный титул в системе Пэрства Шотландии. Он был создан 15 декабря 1647 года для сэра Джона Гамильтона, 2-го баронета (ум. 1679) с правом наследования титула для его мужских потомков.





История

Эта ветвь известной семьи Гамильтон происходил от Джона Гамильтона из Брумхилла (ум. 1550), незаконнорожденного сына Джеймса Гамильтона, 1-го лорда Гамильтона, и сводного брата Джеймса Гамильтона, 1-го графа Аррана. В 1512 году рождение Джона было узаконено. Его внук, Джеймс Гамильтон, в частности, служил шерифом Пертшира. В 1634 году для Джеймса Гамильтона был создан титул баронета из Брумхилла в Баронетстве Новая Шотландия. Его сменил его сын, вышеупомянутый Джон Гамильтон, 2-й баронет (ум. 1679), который в 1647 году был возведен в звание пэра Шотландии как барон Белхейвен и Стентон. В следующем 1648 году Джон Гамильтон находился в составе шотландской армии в Англии и участвовал в битве при Престоне.

Не имея наследником мужского пола, Джон Гамильтон в 1675 году сдал лордство короне, а взамен получил новый патент на этот же титул с правом наследования для своего родственника Джона Гамильтона Прессманнана, мужа его внучки Маргарет. После его смерти в 1679 году титул баронета угас, а титул барона унаследовал в соответствии с новым патентом Джон Гамильтон Прессманнан, 2-й лорд Белхейвен и Стентон (1656—1708). Он был старшим сыном Роберта Гамильтона, лорда Прессманнана (ум. 1696), и потомком Джона Гамильтона, брата Клода Гамильтона, деда 1-го лорда. После его смерти в 1708 году титул перешел к его сыну, Джону Гамильтону, 3-му лорду (ум. 1721). Он заседал в Палате лордов в качестве шотландского пэра-представителя (1715—1721). В 1721 году он был назначен губернатором Барбадоса, но утонул на пути к острову. После смерти в 1777 году его младшего сына, Джеймса Гамильтона, 6-го лорда Белхейвена и Стентона, линия 2-го лорда прервалась.

Затем возникли споры из-за наследования титула. В 1777 году на титул претендовал капитан Уильям Гамильтон, потомок Джона Гамильтона из Колтнесса, младшего брата Джона Гамильтона из Удстона, чей сын Джеймс Гамильтон был дедом 2-го лорда Белхейвена и Стентона. Его дед Джон Гамильтон был братом вышеупомянутого Клода Гамильтона, деда 1-го лорда Белхейвена и Стентона. В 1790 году Уильям Гамильтон выиграл на выборах шотландских пэров, но Комитет по привилегиям Палаты лордов в 1793 году постановил, что это голосование недействительно. Титул лорда был передал Уильму Гамильтону, 7-му лорду Белхейвену и Стентону (1765—1814). Он был сыном Роберта Гамильтона из Уишоу (который был признан как де-юре 6-й лорд) и внуком Роберта Гамильтона Младшего из Уишоу, сына Роберта Гамильтона, 3-го из Уишоу, сына Уильяма Гамильтона, 1-го из Уишоу (ум. 1724), сына Джона Гамильтона из Удстона, внука Джона Гамильтона, брата вышеупомянутого Клода Гамильтона, деда 1-го лорда.

7-му лорду наследовал его сын, Роберт Монтгомери Гамильтон, 8-й лорд Белхейвен и Стентон (1793—1868). Он заседал в Палате лордов в качестве шотландского пэра-представителя (1819—1831), а также служил лордом-лейтенантом Ланаркшира (1863—1868). В 1831 году для него был создан титул барона Гамильтона из Уишоу в графстве Ланаркшир (Пэрство Соединённого королевства), который давал ему автоматическое место в Палате лордов. Тем не менее, после его смерти в 1868 году титулы лорда Белхейвена и Стентона и барона Гамильтона из Уишоу стали бездействующими. В 1875 году Палата лордов постановила, что законным преемником является Джеймс Гамильтон, 9-й лорд Белхейвен и Стентон (1822—1893). Он был сыном Арчибальда Гамильтона, внука Джеймса Гамильтона, младшего сына вышеупомянутого Роберта Гамильтона Младшего из Уишоу. Лорд Белхейвен и Стентон занимал должность лорда-лейтенанта Ланаркшира.

У 9-го лорда было семь дочерей, но ни одного сына. После его смерти на титул претендовал его родственник Александр Чарльз Гамильтон, 10-й лорд Белхейвен и Стентон (1840—1920). Он был сыном депутата Уильяма Джона Гамильтона, сына Уильяма Ричарда Гамильтона (1777—1859), сына преподобного Энтони Гамильтона (архидиакона Колчестера), сына Александра Гамильтона, младшего сына вышеупомянутого Уильяма Гамильтона, 3-го из Уишоу. В 1894 году Палата лордов признала его в качестве 10-го лорда Белхейвена и Стентона. Он заседал в Палате лордов Великобритании в качестве шотландского пэра-представителя с 1900 по 1920 год. Ему наследовал его племянник, подполковник Роберт Эдвард Арчибальд Гамильтон-Удни, 11-й лорд Белхейвен и Стентон (1871—1950). Он был офицером в индийской армии, а также заседал в Палате лордов в качестве шотландского пэра-представителя (1922—1945). В 1934 году он принял дополнительную фамилию «Удни». Тем не менее, ни один из последующих лордов не использовал эту фамилию.

В настоящее время носителем титула является его внук, Роберт Энтони Кармайкл Гамильтон, 13-й лорд Белхейвен и Стентон (род. 1927), который наследовал своему отцу в 1961 году.

Баронеты Гамильтон из Брумхилла (1634)

Лорды Белхейвен и Стентон (1647—1675)

См. также

Напишите отзыв о статье "Лорд Белхейвен и Стентон"

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
  • [www.leighrayment.com Leigh Rayment’s Peerage Page]
  • [www.thepeerage.com thepeerage.com]

Отрывок, характеризующий Лорд Белхейвен и Стентон

– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.