Лорд Синклер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лорд Синклер — наследственный титул в системе Пэрства Шотландии. Он был создан в 1449 году для Уильяма Синклера, 3-го графа Оркни (1410—1484). В 1470 году граф Оркни отказался от своего титула в пользу шотландской короны, а взамен получил титул графа Кейтнесс. В 1477 году лорд Кейтнесс хотел лишить наследства своего старшего сына от первого брака с леди Элизабет Дуглас, Уильяма Синклера (ум. 1487), который был известен как «Расточитель». Таким образом, чтобы графство не перешло его старшему сыну, Уильям Синклер отказался от титула в пользу своего сына от второго брака с Марджори Сазерленд, Уильяма Синклера (ум. 1513), который стал 2-м графом Кейтнессом. Тем не менее, после смерти Уильяма Синклера лордство Синклер унаследовал его старший сын Уильям Синклер, 2-й лорд Синклер. Сын последнего, Генри Синклер, 3-й лорд Синклер (ум. 1513), получил подтверждение своего титула в 1488 году.

После смерти его потомка, Джона Синклера, 9-го лорда Синклера (1610—1676), пресеклась мужская линия 2-го лорда Синклера. Ему наследовал его внук, Генри Сент-Клер, 10-й лорд Синклер (1660—1723), сын Кэтрин Синклер, хозяйки Синклер, дочери 9-го лорда Синклера, и её мужа Джон Сент-Клера. В 1677 году он получил новый пэрский устав, подтверждающий его в титуле с правом наследования для его брата Генри Синклера и братьев его отца Роберта Сент-Клера, Джорджа Сент-Клера и Мэтью Сент-Клера, а при отсутствии у них наследников мужского пола, наследникам любого пола. Его старший сын и наследник, Джон Сент-Клер, мастер Синклер (1683—1750), участвовал в Якобитском восстании 1715 года и был лишен парламентом правом наследования отцовского титула.

В 1750 году после смерти бездетного Джона Сент-Клера титул лорда Синклера должен был унаследовать его младший брат, генерал Джеймс Сент-Клер (1688—1762). Тем не менее, он никогда не принимал титула. После его смерти титул лорда Синклера оставался бездействующим. В 1782 году Палата лордов утвердила в титуле лорда Синклера Чарльза Сент-Клера, 13-го лорда Синклера (1768—1863), сына Эндрю Сент-Клера, де-юре 12-го лорда Синклера (1733—1775), внука Чарльза Синклера, де-юре 11-го лорда Синклера (ум. 1755) и правнука Мэтью Сент-Клера, дяди 10-го лорда Синклера. 13-й лорд Синклер, его сын (14-й лорд Синклер), внук (15-й лорд Синклер), правнук (16-й лорд Синклер) и праправнук (17-й лорд Синклер), заседали в Палате лордов Великобритании в качестве шотландских пэров-представителей.

По состоянию на [2010 год] носителем титула являлся единственный сын 17-го лорда Синклера, Мэтью Мюррей Кеннеди Сент-Клер, 18-й лорд Синклер (род. 1968), который наследовал своему отцу в 2004 году.



Лорды Синклер (1449)

В 17621782 годах титул лорда Синклера был бездействующим.

Напишите отзыв о статье "Лорд Синклер"

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
  • [www.leighrayment.com Leigh Rayment’s Peerage Page]
  • [www.thepeerage.com thepeerage.com]

Отрывок, характеризующий Лорд Синклер

Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.