Лорд Элибанк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лорд Элибанк из Эттрик Форест в графстве Селкиркшир — наследственный титул в системе Пэрства Шотландии.





История

Титул лорда Элибанка был создан 18 марта 1643 года для сэра Патрика Мюррея, 1-го баронета (ум. 1649). Еще в 1628 году он получил титул баронета из Элибанка в Баронетстве Новой Шотландии. Его потомок, Патрик Мюррей, 5-й лорд Элибанк (1703—1778), был автором и экономистом. Его сменил в 1778 году его младший брат, Джордж Мюррей, 6-й лорд Элибанк (1706—1785), который имел чин адмирала королевского флота. После его смерти титул унаследовал его племянник, Александр Мюррей, 7-й лорд Элибанк (1747—1820). Он был депутатом Палаты общин от Пиблсшира (1783—1784) и лордом-лейтенантом Пиблсшира (1794—1820).

Его правнук, Монтолье Фокс Олифант-Мюррей, 10-й лорд Элибанк (1840—1927), также служил лордом-лейтенантом Пиблсшира (1896—1908). В 1911 году для него был создан титул виконта Элибанка из Элибанка в графстве Селкиркшир (Пэрство Соединённого королевства). Его старший сын и наследник, Александр Мюррей, мастер Элибанк (1870—1920), был либеральным политиком. Он был депутатом Палаты общин от Мидлотиана (1900—1906, 1910—1912), Пиблса и Селкирка (1906—1910), а также занимал посты контролера Хаусхолда (1905—1909), заместителя министра по дедам Индии (1909—1910) и парламентского секретаря казначейства (1910—1912). В 1912 году для Александра Мюррея был создан титул барона Мюррея из Элибанка, но он скончался при жизни отца. В 1927 году титул лорда унаследовал его младший брат, Гидеон Олифант-Мюррей, 2-й виконт Элибанк (1877—1951). Он заседал в Палате общин Великобритании от Глазко Сент Роллокса (1918—1922) и служил лордом-лейтенантом Пиблсшира (1935—1945). После его смерти титулы унаследовал его младший брат, Артур Сесил Мюррей, 3-й виконт Элибанк (1879—1962). Либеральный политик, он представлял в Палате общин Кинкардиншир (1908—1918), Кинкардин и Западный Абердиншир (1918—1923).

В 1962 году после его смерти титул виконта Элибанка прервался, а титулы баронета и лорда Элибанка унаследовал его дальний родственник, Джеймс Алистер Кэмпбелл Фредерик Эрскин-Мюррей, 13-й лорд Элибанк (1902—1973). Он был правнуком достопочтенного Джеймса Мюррея, четвертого сына 7-го лорда Элибанка. Его сменил его двоюродный брат, Алан Д’Ардис Эрскин-Мюррей, 14-й и нынешний лорд Элибанк (род. 1923). Он является сыном Роберта Алана Эрскина-Мюррея, дяди 13-го лорда Элибанка.

Достопочтенный Александр Мюррей из Элибанка (1712—1778), четвертый сын 4-го лорда Элибанка, участвовал в неудачном якобитском заговоре 1752 года, известном как «Заговор Элибанка». После неудачи он эмигрировал во Францию, где в течение нескольких был известен как «граф Мюррей», представитель якобитского претендента Джеймса III и VIII, известного как «Старый Претендент», который пожаловал ему титулы графа Вестминстера в якобитском пэрстве.

Лорды Элибанк (1643)

Виконт Элибанк (1910)

Лорды Элибанк (продолжение креации 1643)

Напишите отзыв о статье "Лорд Элибанк"

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
  • [www.leighrayment.com Leigh Rayment’s Peerage Page]
  • [www.thepeerage.com thepeerage.com]

Отрывок, характеризующий Лорд Элибанк

– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лорд_Элибанк&oldid=75979382»