Лорийский 208-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
208-й пехотный Лорийский полк
[[Файл:|200px]]
Годы существования

12 июля 1887 г. - 1918

Страна

Россия Россия

Входит в

52-я пехотная дивизия
(3-й Кавказский армейский корпус)

Тип

пехота

Дислокация

Хасавюрт

208-й пехотный Лорийский полк — пехотный полк Российской императорской армии.

Старшинство — 12.07.1887

Полковой праздник — 17 октября, день преподобного мученика Андрея Критского

Дислокация — с. Хасав-Юрт





История

Полк сформирован 12 июля 1887 года на Кавказе, под названием 2-й Кавказской туземной резервной кадровой дружины, укомплектованной исключительно туземным населением Закавказского края христианского вероисповедания, дружина эта была включена в состав Кавказских казачьих войск.

20 сентября 1889 года дружина была назначена в регулярные войска и переформирована в двухбатальонный Делижанский резервный кадровый полк, названный 25 марта 1891 года Лорийским резервным кадровым полком.

17 ноября 1891 года полку пожаловано простое знамя.

24 октября 1894 года полк был переформирован и назван Лорийским резервным пехотным полком. 26 мая 1899 года к наименованию полка присоединен № 264.

30 декабря 1908 года полк, с присоединением пяти рот 4-го Варшавского и трёх рот 1-го, 2-го и 3-го Ковенских крепостных пехотных полков, переформирован в четыре батальона и назван 264-м пехотным Лорийским полком. 20 февраля 1910 года № полка был изменён на 208.

Командиры полка

Известные люди, служившие в полку

Напишите отзыв о статье "Лорийский 208-й пехотный полк"

Литература

  • Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
  • Казин В. Х. «Казачьи войска. Справочная книжка императорской Главной квартиры». Под редакцией В. К. Шенка. СПб., 1912

Отрывок, характеризующий Лорийский 208-й пехотный полк

«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.