Лосар

Лосар (тиб. ལོ་གསར་; Вайли: lo-gsar; буквально: Новый год; кит. трад. 洛薩, упр. 洛萨, пиньинь: Luòsa или кит. трад. 羅皇節, упр. 罗皇节, пиньинь: Luóhuángjié) — тибетский праздник Нового года. Празднуется согласно тибетскому традиционному календарю, начиная с первого дня первого лунного месяца. Связан с чередой очистительных обрядов в канун наступления, и с благопожеланиями начиная с первого дня Нового года. Праздничными являются первые две недели после Нового года. Двухнедельный новогодний цикл завершает буддийский праздник Чотрул Дючен.

Канун праздника

В традиционном Тибете подготовка к Новому году начиналась во второй половине 12-го месяца. В южных пригородах Лхасы население с песнями собирало и заготавливало топливо для новогодних монастырских праздников, когда в Лхасе собиралось 20—30 тысяч монахов. На центральных улицах устанавливались шесты для флагов, в Баркхоре их чинили и шили новые. Двери и окна домов украшали лентами и гирляндами. Зонтики и флаги на крышах домов обновляли.

В деревнях перед Новым годом проводились очистительные церемонии. В 22 день 12 месяца каждая семья готовила линга — фигурку из теста, к которой крепили кусочки ткани, шерстяные и шелковые, монетки и украшения, а затем заклинали злых духов войти в фигурку. В течение последующих дней линга почитали, а на 29 день или непосредственно перед Новым годом приглашали ламу, чтобы тот унёс линга из дома и выбросил на перекрёстке.

В последний день старого года в доме наводилась чистота, вывешивались новые танка в алтарях. Стены, столбы и балки домов, земля перед домом с помощью муки или жидкого теста, замешанного на воде, разукрашиваются благоприятными символами (ваза-бумба, цветок, солнце и луна и др.). К дверям прикреплялись ветки можжевельника.

В этот день готовилось специальное блюдо чемар, используемое как жертвоприношение в церемониях благопожелания и процветания. Пеклись горы пирожков для подарков.

В семьях готовились клёцки со знаковой начинкой 8 или 9 видов (дерево, бумага, камешек, уголёк, соль, навоз и др.). Эти булочки ели в полдень первого дня нового года. По тому, какая начинка кому доставалась, определяли, каким будет год для получившего эту начинку человека: тот, кто находил бумагу, будет успешен в учёбе или науках, нашедший навоз получит удачу, а дерево — нищету.

Старый год провожают с бросанием торма и выбрасыванием линга, населённых демонами, под аккомпанемент ружей и криков, которые должны разогнать злые силы.

Чам

В монастырях по случаю проводов старого года разыгрывалась мистерия Чам, включавшую серию танцев монахов в масках, мирян с мечами, и торжественное выбрасывание торма и линга. Чам должен был проводиться в хорошую погоду, астрологи рассчитывали его дату индивидуально.

Ночь на Новый год

В ночь на Новый год по Лхасе ходили толпы празднующих. Ряженые стучались в дома с благопожеланиями и получали в подарок хадаки, пиво чанг и жареные пирожки.

Наступление Нового года

Первый день

Утром Нового года в деревне все старались встать как можно раньше. Вставший в семье первым приносил свежую воду из источника, совершалось воскурение перед алтарём, семья после молитв перед домом, не входя в него, умывалась, стриглась и переодевалась в новые одежды, после чего могла вернуться в дом.

В первый день избегали неприятных встреч и разговоров. Манипа — ряженые, иногда называемые «белыми демонами», ходили с благопожелательными песнями и мантрами от дома к дому. Лица у многих были выкрашены наполовину белой, наполовину красной краской, у некоторых лица закрывали белые и синие маски с бородой.

Родственники в эти дни стремились посетить друг друга, одетыми в новые одежды и при всех драгоценностях. Поздравляя друг друга, гости и хозяева бросали через левое плечо горстку цампы, вторую отправляли в рот и запивали чангом.

Далай-лама в первый день Нового года устраивал торжественный приём на вершине Поталы, во время которого перед собравшимися первыми лицами Тибета десять мальчиков в белых тюрбанах, к ногам которых были привязаны колокольчики, исполняли воинственный танец с алебардами.

На улицах Лхасы шли народные гулянья. Женщины, собравшись по трое и по четверо, водили хороводы с песнями. Дети прыгали через веревочные прыгалки. С наступлением темноты зажигались спички, дающие розовый цвет.

Второй день

Во второй день в некоторых городах совершался обряд спуска людей по верёвке с высоты. В Лхасе два человека спускались с юго-западного угла Красного дворца Поталы до каменной стены на специальных сёдлах, размахивая флажками. Считалось, что это предотвратит войны.

Пятнадцатый день

Пятнадцатый день, Чотрул Дючен, завершает цикл новогодних торжеств. Этот праздник связывает прошедшие праздничные дни с Буддой Шакьямуни, который в этот день был признан победителем на соревновании в демонстрации сверхобычных сил (сиддхи).

Даты

Тибетский календарь является лунно-солнечным календарём. Лосар отмечается с первого по третий день первого лунного месяца.

Обычный год	Тибетский год	Тибетский год	Лосар	элемент и животное
2008	раб джунг 17 ло 22	2135	7—9 февраля	мужчина земля мышь
2009	раб джунг 17 ло 23	2136	25—27 февраля	женщина земля бык
2010	раб джунг 17 ло 24	2137	14 февраля	железный тигр
2011	раб джунг 17 ло 25	2138	5 марта	железная крольчиха
2012	раб джунг 17 ло 26	2139	22 февраля	водяной дракон
2013	раб джунг 17 ло 27	2140	11 февраля	водяная змея
2014	раб джунг 17 ло 28	2141	2 марта	деревянный конь
2015	раб бьюнг 17 ло 29	2142	18/19 февраля	деревянная овца/ коза

См. также

• Традиционные тибетские праздники
• Цаган Сар

Литература

• Огнева Е.Д. Тибетцы // Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год. — М.: Наука, 1985.

Отрывок, характеризующий Лосар

В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.