Лоуи, Роберт Генрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Генрих Лоуи
Robert Heinrich Löwe
Научная сфера:

антропология, этнография

Место работы:

Калифорнийский университет в Беркли

Роберт Генрих Лоуи ({{lang-en|Robert Lowie) — американский этнограф австрийского происхождения, изучавший быт и культуру северо-американских индейцев, один из основоположников современного народоведения.





Биография

Роберт Лоуи родился 12 июня 1883 в Вене. В 1893 его семья переезжает в США, где будущий учёный заканчивает Нью-Йоркский Университет (1901), а позже и Колумбийский университет, со степенью доктора философии под руководством Ф. Боаса. В 1909 году становится ассистентом куратора Американского музея естественной истории, позже в 1917 — ассистентом профессора Калифорнийского университета. С 1925 года вплоть до своей отставки в 1950 году, он был профессором антропологии (этнографии) в Беркли, где наряду с А.Л. Крёбером был видным учёным этнографической науки.

Р. Лоуи организовал многочисленные экспедиции в районе Великих равнин, а также записал много сведений о племенах арикара, шошонов, манданов, племён хидатса, и других индейских народов Северной и Южной Америки.

Роберт Лоуи был противником эволюционизма, особенно против теории Л. Моргана, так учёный утверждал, что «...если есть законы социальной эволюции, он (историк) должен, конечно, открыть их; но есть ли они, это ещё нужно выяснить, и его (историка) исследовательская позиция остается непоколебленной в случае их отсутствия...» [1].

Оценивая вклад Роберта Лоуи в этнографию, С.А. Токарев пишет:
Надо сказать, однако, что наряду с серьёзными критическими замечаниями по адресу упрощенных эволюционистских схем у самого Лоуи также есть немало и неосновательных и скороспелых выводов. Многие из них объясняются, видимо, его стремлением во что бы то ни стало опровергать Моргана. Гиперкритицизм и тенденциозный агностицизм Лоуи дал повод некоторым новейшим исследователям назвать его полушутя «чемпионом научного пораженчества».[2]

Библиография

  • Societies of the Arikara Indians, (1914)
  • Dances and Societies of the Plains Shoshones, (1915)
  • Notes on the social Organization and Customs of the Mandan, Hidatsa and Crow Indians, (1917)
  • Culture and Ethnology, (1917)
  • Plains Indian Age Societies, (1917)
  • Myths and Traditions of the Crow Indians, (1918)
  • The Matrilineal Complex, (1919)
  • Primitive Society, (1919)
  • The religion of the Crow Indians, (1922)
  • The Material Culture of the Crow Indians, (1922)
  • Crow Indian Art, (1922)
  • Psychology and Anthropology of Races, (1923)
  • Primitive Religion, (1924)
  • The Origin of the State, (1927)
  • The Crow Indians, (1935)
  • History of Ethnological Theory, (1937)
  • The German People, (1945)
  • Social Organization, (1948)
  • Towards Understanding Germany, (1954)
  • Robert H. Lowie, Ethnologist; A Personal Record, (1959)

Напишите отзыв о статье "Лоуи, Роберт Генрих"

Примечания

  1. Токарев С. А. История зарубежной этнографии. М., Высшая школа, 1978 стр. 266
  2. Там же стр. 267

Литература

  • Токарев С. А. История зарубежной этнографии. М., Высшая школа, 1978

Ссылки

  • [www.oval.ru/enc/41772.html Лоуи Роберт Генрих]
  • [www.mnsu.edu/emuseum/information/biography/klmno/lowie_robert.html Robert H. Lowie]

Отрывок, характеризующий Лоуи, Роберт Генрих

– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.