Лохан, Линдси

Линдси Лохан
Lindsay Lohan
Линдси Лохан в 2006 году
Имя при рождении:	Линдси Ди Лохан
Дата рождения:	2 июля 1986(1986-07-02) (37 лет)
Место рождения:	Бронкс, Нью-Йорк, США
Гражданство:	США США
Профессия:	актриса, певица, автор песен, дизайнер одежды, модель
Карьера:	1989 — наст. время

Ли́ндси Ди Ло́хан (англ. Lindsay Dee Lohan, МФА /ˈlɪnziː ˈloʊ.ən/, рус. Линзи Ди Лоуэн, встречается также произношение [ru.forvo.com/word/lindsay_lohan#en /Линзи Лоухэн/]; род. 2 июля 1986 года, Бронкс, Нью-Йорк, США) — американская актриса кино и телевидения, певица, автор песен, модель, филантроп, телезвезда, бизнесвумен, дизайнер одежды и продюсер.

Начала свою карьеру в качестве модели в возрасте трёх лет, чуть позже начала сниматься в кино, снялась во внушительном количестве рекламных роликов. В возрасте 10 лет Линдси начала играть в телесериалах, а в 11 лет сыграла главную роль в комедии 1998 года «Ловушка для родителей». Спустя 6 лет Линдси уже стала популярной киноактрисой, сыграв главные роли в фильмах «Чумовая пятница», «Дрянные девчонки» и «Сумасшедшие гонки».

Во время съёмок «Сумасшедших гонок» Лохан выпустила свой первый сольный музыкальный альбом Speak. Её второй альбом, A Little More Personal (Raw), вышел в 2005 году.

Карьера Лохан прервалась в 2007 году: из-за двух ДТП и трёх визитов в реабилитационный центр она потеряла несколько ролей. Возобновив карьеру, выступила в роли приглашённой звезды в сериале «Дурнушка» в 2008 году и снялась в фильме Роберта Родригеса «Мачете» в 2009 году.

В 2007 году Линдси Лохан была признана журналом «Maxim» самой желанной и сексуальной женщиной в мире.

Также в СМИ широко обсуждаются её нарко- и алкозависимости и личная жизнь.

Лохан являлась лицом фирмы Louis Vuitton.

Биография

Линдси Лохан родилась 2 июля 1986 года в Нью-Йорке. Выросла в Меррике и Колд-Спринг-Харборе на Лонг-Айленде (Нью-Йорк). Линдси — старший ребёнок Дины Лохан (девичья фамилия Салливан) и Майкла Лохана. У Линдси есть трое младших братьев и сестёр, которые также работают актёрами и моделями: Майкл мл. (снялся с Линдси в «Ловушке для родителей»), Алиана («Али») и самый младший ребёнок в семье Дакота («Коуди»). У Лохан есть ирландские и итальянские корни, она получила католическое воспитание. В семье её матери были «очень верующие ирландские католики», а её прадедушка, Джон Л. Салливан, был основателем движения «В защиту жизни» в Лонг-Айленде. Лохан ходила в школу «Cold Spring Harbor High School» в Лонг-Айленде, где она делала успехи в естествознании и математике до 11 класса, а потом перешла на домашнее обучение.

Родители Линдси поженились в 1985 году, разошлись когда ей было три года, а потом вновь сошлись. Они снова разошлись в 2005 году, а окончательный развод состоялся лишь в 2007 году. Её отец, Майкл, бывший биржевой маклер с Уолл-стрита и бизнесмен, унаследовал макаронную фабрику от отца и несколько раз привлекался к ответственности по закону. Мать Линдси — Дина — бывшая певица и танцовщица.

Карьера

1989—2002 годы: Начало карьеры

Лохан начала свою карьеру модели в агентстве Ford Models в три года. Она была моделью Calvin Klein Kids и Abercrombie Kids и появилась в более чем 100 телевизионных рекламных роликах, включая Pizza Hut и Wendy’s, а также засветилась в Jell-O с Биллом Коусби. В 10 лет, когда Лохан сыграла Александру «Элли» Фоулер в сериале «Другой мир», журнал «Soap Opera Magazine» сказал, что её уже можно считать ветераном шоу-бизнеса.

Линдси год играла роль Элли Фоулер в телесериале «Другой мир», но ушла ради диснеевской семейной комедии 1998 года «Ловушка для родителей». Она сыграла две роли раздельно живущих сестёр-близнецов, которые пытаются свести их давно разведённых родителей (Деннис Куэйд и Наташа Ричардсон). Фильм собрал в мировом прокате 92 миллиона долларов. А критик Кеннет Терэн назвал Лохан «такой же душой этого фильма, как и Хэйли Миллс в первой кинокартине», а также сказал, что «она больше подходит на эту роль, чем её предшественница в создании двух разных личностей». За него Лохан получила премию «Молодой актёр» в категории «Лучшая игра в фильме» и контракт на три фильма с «Диснеем».

В 14 лет Лохан сыграла дочь Бэтт Мидлер в пилотном эпизоде многосерийного фильма «Bette» (2000), но отказалась от роли, когда производство фильма перенесли из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Она также снялась в главных ролях в двух диснеевских телевизионных фильмах: в «Идеальной игрушке» в паре с Тайрой Бэнкс (2000) и в «Дети-шпионы» (2002). В 2002 году она встречалась с певцом Аароном Картером. Ходили слухи о вражде между ней и Хилари Дафф, которая также встречалась с Картером. Позже Лохан прокомментировала, что «люди просто начали продавать байки… об этом было проще всего написать».

2003—2004 годы: «Дрянные девчонки», «Чумовая пятница» и Speak

В 2003 году Лохан снялась в роли Анны Коулман вместе с Джейми Ли Кёртис в семейной комедии «Чумовая пятница». По собственной инициативе Лохан образ её героини был переписан и изменён с готического стиля на более привычный. Критик Роджер Эберт написал, что у Лохан «под её тинейджеровской личностью есть те самые джодифостеровские серьёзность и сосредоточенность». За роль в фильме «Чумовая пятница» Лохан получила награду за «Выдающуюся игру» на MTV Movie Awards 2004. На 2010 год это был её самый коммерчески успешный фильм, заработавший $160 миллионов по всему миру. Он также получил рейтинг 88 % на Rotten Tomatoes.

Стремясь стать человеком, одинаково хорошо владеющим тремя амплуа — актрисы, певицы и танцовщицы, подобно Энн-Маргрет и Мэрилин Монро — Лохан начала исполнять песни в своих фильмах. Она исполнила заключительную тему Ultimate для саундтрека к фильму «Чумовая пятница» и записала 4 песни для саундтрека к фильму «Звезда сцены». Продюсер Эмилио Эстефан мл. подписал с Лохан контракт на 5 альбомов в 2002 году. Двумя годами позже, Лохан подписала контракт с компанией Casablanca Records, возглавляемой Томми Моттолой.В 2004 году Лохан снялась в двух главных ролях. Первая картина, «Звезда сцены», заработала в домашнем прокате общей сложностью 29 миллионов долларов. Брендон Грей сказал, что фильм был «выше всех ожиданий, поскольку он был снят именно для молодых девушек». Фильм, однако, в целом был прохладно встречен критиками. Роберт К. Элдер из Metromix написал, что «хотя Лохан всё ещё подающая надежды звезда, она должна быть наказана, прежде чем будет прощёна за „Звезду сцены“».

Молодёжная комедия «Дрянные девчонки» была первым фильмом Лохан, независимым от «Диснея». Фильм получил лестные отзывы от критиков и был коммерчески успешен, получив доход в 129 миллионов долларов в мировом прокате и, согласно Брендону Грею, «закрепил её статус новой королевы молодёжных фильмов», в то время, как Стивен Родс написал, что «Лохан снова поражает. Искусно написанный сценарий идеально подходит для её эрудированного амплуа в комедии». Лохан получила 4 награды в 2004 году на Teen Choice Awards за фильмы «Чумовая пятница» и «Дрянные девчонки», включая «Выдающаяся Звезда Кино». «Дрянные девчонки» также получил 2 награды на MTV Movie Awards 2005 в категориях «Лучшая женская роль» и «Лучшая экранная команда» вместе с некоторыми другими отобранными членами.

В 17 лет Лохан стала самой молодой за все времена обладательницей MTV Movie Awards в 2004 году. После фильма «Дрянные девчонки», при участии некоторых ведущих из «Saturday Night Live» Лохан вела программу три раза в 2004—2006 годах, а также вела World Music Awards в 2006 году.

Дебютный альбом Лохан Speak был выпущен в декабре 2004 года, достигнув пика на 4 строчке в Billboard 200, и получил платиновую сертификацию в начале 2005 года. Лохан была соавтором 6 из 12 песен на альбоме. Линда МакДжи из RTÉ похвалила альбом, дав ему 4 из 5 звёзд, и сказала, что «Speak» открывает всё сокровенное и тревожащее, что можно было бы ожидать в возрасте Лохан, и «когда она не поёт так чувственно, шероховатая грубость её голоса выводит Лохан на новый уровень на протяжении всего альбома», также заметив схожесть с музыкой Аврил Лавин в начале её карьеры. Allmusic, однако, дал 2 из 5 звёзд и заявил, что альбом «похож больше на субпродукт перегружённого, измотанного деятеля культуры, чем на реальный альбом». Хотя альбом называется Speak, тем не менее, первый сингл с альбома «Rumors». «Rolling Stone» назвал его «возмущённым гимном клуба с тяжёлыми басами». В «Rumors» Лохан жалуется на папарацци. В конечном итоге сингл получил золотую сертификацию в США.

Во время съёмок фильма «Сумасшедшие гонки» в 2004 году, Лохан была госпитализирована с воспалением почек вследствие проблем в личной жизни и одновременной записи первого альбома. «Vanity Fair» назвал «Сумасшедшие гонки» «первым провальным фильмом». Журнал также сказал, что Лохан прекратила промотур и была отведена на второй план на киноафише из-за «недиснеевского поведения».

Лохан была приглашённой звездой в одном из эпизодов «Шоу 1970−х», где она познакомилась и начала встречаться с постоянным актёром этого сериала Уилмером Вальдеррамой в 2004 году. Согласно «Vanity Fair», проблемы в личной жизни Линдси возникли из-за разрыва с Вадеррамой во время съёмок фильма «Сумасшедшие гонки».

С фильмом «Дрянные девчонки» общественное внимание к Лохан значительно выросло, и папарацци начали её преследовать. Она прожила несколько лет в отелях Лос-Анджелеса, 2 из которых в Chateau Marmont. В конце 2007 у неё появилось постоянное место жительства. Лохан объяснила своё проживание в отелях тем, что она «не хотела оставаться одна», но это «не было образом жизни… это было не навсегда».

У Лохан были серии ДТП, которые широко освещались в прессе. Она попала в незначительные аварии в августе 2004, в октябре 2005 и в ноябре 2006, когда Лохан незначительно пострадала из-за папарацци, которые преследовали её, чтобы сделать фотографии, врезавшись в её машину. Полиция назвала аварию умышленной, но обвинители сослались на недостаточность улик, чтобы завести уголовное дело.

2005 год: «Сумасшедшие гонки» и A Little More Personal (Raw)

Лохан вернулась в Дисней в 2005 году для съёмок фильма «Сумасшедшие гонки», пятого из серии о человекоподобной машине Херби. Фильм собрал $144 миллиона в мировом прокате и получил смешанные отзывы. Стефен Холден из «The New York Times» назвал Лохан «гениальной звездой, которая, кажется, чувствует себя вполне уютно перед камерами». Хотя Джеймс Берардинелли написал: «Будучи выдающейся старлеткой, Лохан сыграла одну из главных ролей с машиной». В 2005 году Лохан стала первым человеком, у которого появилась звёздная кукла My Scene, выпущенная компанией Mattel. Она также озвучила саму себя в мультфильме, выпущенном на DVD «My Scene Goes Hollywood».

В декабре 2005 второй альбом Лохан «A Little More Personal (Raw)» дебютировал 20-й строчкой в «Billboard 200 chart», оставаясь в топ-100 в течение 6 недель. Журнал Slant назвал его «нарочитым … но для этой так называемой важной темы, не так много мяса на костях». Альбом был сертифицирован золотым в начале 2006. Клип для первого сингла с альбома «Confessions of a Broken Heart (Daughter to Father)» был снят самой Линдси . В этом клипе дебютировала её сестра Али. Видео отражает боль, которую испытывает Лохан оттого, что её отец был тираном. Это была первая песня Лохан, которая попала в чарт Billboard Hot 100, достигнув 57 строчки.

В декабре 2005 Майкл и Дина Лохан подписали соглашение о раздельном проживании, а в 2007 году их бракоразводный процесс завершился. Лохан рассказала в 2007 году о своём детстве: «Я чувствую себя вторым родителем, в том смысле, что я помогала воспитывать семью»… «Я стояла между отцом и матерью. Я встала между ними, чтобы попытаться сохранить мир, и мне было это приятно делать». Несмотря на конфликты, Лохан называла себя «семейной девушкой» и очень нежно отзывалась о своей семье, в том числе и об отце. Однако, в 2007 году и снова в 2008 она заявила, что она прекратила общение с ним, поскольку из-за его непредсказуемого поведения было трудно наладить отношения. В ноябре 2009 года отец Линдси опубликовал в СМИ запись личных телефонных разговоров с ней. Лохан прокомментировала на Twitter: «У меня не было настоящих отношений с Майклом столь долгие годы».

Следующим фильмом Лохан, вышедшим в мировой прокат, была романтическая комедия «Поцелуй на удачу». Фильм вышел на большие экраны в мае 2006 года. Согласно журналу «Variety», Лохан заработала на нём более $7 миллионов. На неделе открытия бокс офис выручил $5.7 миллионов. Согласно Брендону Грею, фильм «прервал череду удачных работ Линдси Лохан». Фильм получил невзрачные отзывы, за что Лохан получила первую награду «Золотая Малина» в номинации «Самая худшая актриса».

2006—2007 годы: Независимые фильмы и перерывы в карьере

После «Поцелуя на удачу», Лохан стала уделять больше внимания маленьким ролям в более серьёзных независимых фильмах. Лохан снялась вместе с такими звёздами, как Мерил Стрип и Лили Томлин в музыкальной комедии Роберта Олтмена «Компаньоны». У фильма был ограниченный релиз в июне 2006. Питер Трэвис написал для «Rolling Stone», что Лохан была на высоте, исполнив взрывную версию песни «Frankie and Johnny». Мерил Стрип похвалила игру Лохан: «Она стоит у штурвала искусства» и «совершенно очевидно живёт перед камерой». Драма Эмилио Эстевеса «Бобби» вышла на экраны в ноябре 2006 года. Лохан получила хорошие отзывы за свою игру в дуэте с Шерон Стоун. За роль «Бобби» Лохан была номинирована на «Премию Гильдии актёров» и выиграла премию в категории «Музыкальная роль» на «Голливудском Кинофестивале», где она также выиграла «Breakout Award» за работу в 2006 году.

В следующем фильме «Глава 27» Лохан сыграла роль фанатки Джона Леннона, которая подружилась с Марком Дэвидом Чепменом (Джаред Лето) в тот же день, когда тот убил Леннона. Съёмки фильма закончились в начале 2006 года, но он был выпущен только марта 2008 из-за трудностей с поиском дистрибьютора. В мае 2007 на экраны вышла драма «Крутая Джорджия», в которой Лохан снялась в главной роли с Фелисити Хаффман и Джейн Фондой. Оуэн Глайберман из «Entertainment Weekly» написал, что «Лохан попала в самую точку язвительной принцессы-нарцисски». Во время съёмок фильма в 2006 году Лохан была госпитализирована, её агент сообщил, что «она перегрелась и была обезвожена». В то же время Лохан рассталась с владельцем ресторана Гарри Мортоном. Согласно журналу «Allure» это привело к проблемам на съёмках. В открытом письме начальник студии Джеймс Д. Робинсон назвал Лохан «безответственной и непрофессиональной». Он упомянул «многочисленные опоздания и отсутствие во время съёмок» и то, что «мы прекрасно знаем про твои бессонные ночные тусовки — истинные причины твоего так называемого „изнеможения“». Вторая главная героиня фильма Джейн Фонда позже прокомментировала, что «когда она появлялась на съёмках, она всегда была великолепна». В 2006 году Лохан посещала встречи анонимных алкоголиков. В начале 2007 года производство фильма «Я знаю, кто убил меня» было отсрочено, когда Лохан перенесла аппендэктомию. Позднее, через месяц, Лохан сама воспользовалась услугами реабилитационной клиники для наркозависимых «Wonderland Center». Лохан вышла 16 февраля 2007 года, после 30-дневного пребывания. Днём она была на съёмках, а вечером возвращалась в клинику. Вскоре после этого, у Лохан забрали роль в фильме-адаптации Оскара Уайльда «Женщина, не стоящая внимания». Её агент заявил, что Лохан нужно «сосредоточиться на улучшении своего здоровья» Лохан была заменёна в фильме «Запретная любовь» в апреле 2007 года, незадолго до того, как начались съёмки. Режиссёр сослался на «проблемы со страховкой», а Лохан позднее объяснила, что «ей тогда было очень плохо».

Потом Лохан пригласили в фильм, экранизацию романа «Бедные создания». В мае 2006 года за 4 дня до начала производства, она была арестована за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии и, впоследствии, снова попала в реабилитацию. Продюсеры фильма с самого начала выразили поддержку, и съёмки были приостановлены.

26 мая 2007 года Лохан потеряла управление машины и наехала на обочину. Полиция Беверли Хиллз также обнаружила в её машине, что по их предварительному мнению было кокаином. После залечивания незначительных ушибов, Лохан была арестована за вождение в нетрезвом виде. Лохан впоследствии воспользовалась услугами реабилитационного центра «Promises Treatment Centers», где она находилась сроком на 45 дней. После выписки на амбулаторное лечение, Лохан добровольно надела браслет на лодыжку, чтобы следить за количеством алкоголя в крови.

24 июля, за три недели до намеченной съёмки, Лохан арестовали за второе вождение в нетрезвом виде и снова вернули в реабилитационный центр. В конце концов, она ушла из проекта.

24 июля, меньше, чем через 2 недели после выхода из «Promises», Лохан отказалась сдавать тест на алкоголь в Санта-Монике и была доставлена в полицейский участок, где в её крови был обнаружен уровень алкоголя, превышающий норму. Во время проведения обыска, полиция обнаружила маленькую дозу кокаина в её кармане. Лохан была обвинёна в уголовном преступлении из-за хранения кокаина и обвинена в мелких правонарушениях из-за вождения автомобиля в нетрезвом виде с аннулированными правами. В августе 2007 года Лохан попала в лечебный центр «Cirque Lodge» в Санденсе, шт. Юта в третий раз и выписалась 5 октября 2007. В 2007 году Лохан встречалась с британским телеведущим Калмом Бестом, а потом с сноубордистом Райли Джайлсом, с которым она познакомилась во время третьего пребывания в реабилитационном центре. После второго ареста Лохан исключили из запланированного появления на шоу «The Tonight Show with Jay Leno», в котором она должна была прорекламировать фильм «Я знаю, кто меня убил», малобюджетный, мистический триллер, в котором она снялась в роли стриптизёрши с раздвоенной личностью в главной роли. Фильм вышел на «отвратительные $3.5 миллиона» со слов журнала «Entertainment Weekly». За него она получила две номинации на премию «Золотая малина» в категории «Худшая актриса» за каждую из двух исполненных в фильме ролей.

Голливудское руководство и индустриальные инсайдеры сказали, что, возможно, самым сложным для Лохан будет найти работу, пока она не докажет, что она трезвая и заслуживает доверия, ссылаясь на возможные проблемы со страховкой. Джеймс Дж. Робинсон, продюсер, который прежде критиковал рабочую этику Лохан в фильме «Крутая Джорджия», сказал, что он ещё раз с ней бы поработал, если она получит соответствующее медицинское лечение и будет вести себя как «одна из самых талантливых девушек в актёрском бизнесе на сегодняшний день».

23 августа 2007 Лохан признала себя виновной в употреблении кокаина и вождении в нетрезвом виде и была приговорёна к одному дню тюремного заключения и 10 дням общественных работ. Ей также было предписано заплатить штрафы и закончить обучающую программу алкоголиков. Ей дали три года испытательного срока. Лохан сделала официальное заявление, которое гласило: «Я прекрасно вижу, что моя жизнь стала совершенно неконтролируемой, потому что я пристрастилась к алкоголю и наркотикам». 15 ноября 2007 года Лохан отбыла срок в тюрьме Линвуд 84 минуты. Представитель шерифа сообщил, что тюрьма переполнена и преступление имеет ненасильственный характер, поэтому стоит упразднить приговор. К испытательному сроку был добавлен ещё один год в октябре 2009 года, после того как Лохан не присутствовала на предписанных судом встречах анонимных алкоголиков и наркоманов.

После перехода в звукозаписывающую компанию Universal Motown Лохан начала работать над третьим альбомом с возможным названием «Spirit in the Dark» (рус. Призрак в темноте) в конце 2007 года и выпустила сингл «Bossy» в мае 2008 года. В ноябре 2008 года Лохан заявила, что работа над альбомом приостановлена, и она хотела бы избежать стресса от работы в кино и музыке в одно и то же время.

2008—2009 год: Появление на ТВ и дизайнерство

В мае 2008 года Лохан впервые появилась на экране после фильма «Я знаю, кто убил меня» в сериале «Дурнушка» на канале «ABC». В 2008 году она была приглашённой звездой в 4 эпизодах со второго по четвёртый сезон с небольшими перерывами в роли Кимми Кегэн, одноклассницы главной героини Бетти Суарез. В мае 2008 Лохан снялась в эпизодический роли в клипе группы «N*E*R*D» на песню «Everyone Nose», посвящённой теме наркотиков.

Лохан приняла участие в нескольких фотосессиях для различных мужских журналов. Она попала на 10-ю строку в список «100 самых сексуальных женщин» по мнению читателей FHM в 2005 году. А журнал Maxim поместил её на третью строку в списке «Hot 100» в 2006 году и на первую — в 2007. По опросам The Daily Mirror в феврале 2010 Лохан признали десятой среди «самых сексуальных рыжеволосых девушек за все времена». Лохан была лицом Джилл Стюарт, Miu Miu и Dooney & Bourke. А также участвовала в модной кампании 2008 года Visa Swap British, и была лицом итальянского дома моды Fornarina для их кампании Весна/Лето 2009. Лохан является поклонницей Мэрилин Монро с тех пор, как она посмотрела фильм «Ниагара» во время съёмок «Ловушки для родителей». В 2008 году во время издания Spring Fashion журнала New York Лохан повторила последнюю фотосессию Монро, более известную как The Last Sitting (рус. Последнее позирование), включая фото с обнажённой натурой; она сказала, что фотосъёмки были для неё честью. Критику из New York Times Джинии Беллафанте показалось это возмутительным, потому что «фотографии побуждает зрителей увлечься „фальшивой“ некрофилией. … В свои 21 [Лохан] смотрится старше, чем Монро, которой было в тот момент 36 … [и] фотографии не несут и грамма утончённости Монро».

В 2008 году Лохан запустила линию леггинсов под названием «6126», которые были созданы в честь дня рождения Монро (июнь 1, 1926). В апреле 2009 года Лохан выпустила серию спреев-автозагаров под названием Sevin Nyne в сотрудничестве с Sephora. В сентябре 2009 годп Лохан стала консультантом по художественным вопросам во французском модном доме Emanuel Ungaro; в октябре была представлена коллекция дизайнера Estrella Archs с Лохан в качестве эксперта. Она получила «кошмарные» оценки, согласно Entertainment Weekly и New York. Лохан ушла из компании в марте 2010.

Во время американской президентской предвыборной кампании 2008 года Лохан предложила свои услуги Бараку Обаме в поддержке на выборах, включая приглашения, нацеленные на молодых избирателей; но её предложение было отклонёно. Неизвестный источник из окружения Барака Обамы сказал газете Chicago Sun-Times, «что Лохан не достаточно компетентная звезда, чтобы подойти нам». Тем не менее, она выложила блоги на MySpace с мнением о выборах, убеждая избирателей поддержать Обаму, критикуя пиар кандидата на пост вице-президента Сары Пэйлин и называя Пэйлин гомофобом, сторонницей ограничения абортов и участницей антидвижения по защите окружающей среды. В начале 2006 года Лохан во время войны в Ираке, изъявила интерес поехать в Ирак под патронатом USO Хиллари Клинтон. В 2004 Лохан заявила, что ей не нравится говорить о политике, чтобы не обидеть кого-либо из своих фанатов. Лохан встречалась с DJ Самантой Ронсон в 2008 и 2009 годах. Лохан устраивала с Ронсон тусовки в клубе и помогала ей, когда она стояла у пульта. Когда речь зашла об её сексуальной ориентации, Лохан заявила, что она не лесбиянка. Когда её спросили бисексуалка ли она, она ответила: «Возможно. Да», — добавив — «Я не хочу себя ни к кому относить». В апреле 2009 года после расставания с Ронсон Лохан появилась в комедийном скетче на веб-сайте Funny or Die. Самоунижительный ролик — это розыгрыш для саморекламы на веб-сайте знакомств eHarmony. Его просмотрели 2,7 миллиона раз за первую неделю; он получил одобрительные комментарии от прессы.

В комедии 2009 года «Временно беременна» Лохан сыграла девушку, которая притворяется, что беременна. Во время съёмок менеджер Лохан работал с папарацци, чтобы спровоцировать СМИ на положительные отзывы в противовес её вечеринкам. Изначально планировалось, что он выйдет в прокат, но вместо этого выпустили телефильм на кабельном канале ABC Family в июле 2009 г. Это было «возвращение для звезды», согласно журналу «Variety». Премьеру увидели 2.1 миллиона зрителей, что является показателем «выше среднего» для канала, согласно E! Online. Лохан «играет не напрягаясь, хотя в любом случае нужно приложить хоть чуточку усилий», — пишет «The Boston Globe». Алессандра Стейнли из «New York Times» сказала, что "это не триумфальное возвращение блудного звёздного ребёнка. … ["Временно беременна"] никогда не освободится от тяжкой ноши, которую Мисс Лохан несёт вместе с ролью".

Лохан была приглашённой судьёй на американском телевизионном дизайнерском конкурсе «Проект Подиум» в 6 сезоне в премьерном эпизоде. В декабре 2009 она провела неделю в Индии, работая на канале BBC Three в документальном фильме о торговле женщинами и детьми. А после этого она снялась в фильме Роберта Родригеса «Мачете» в августе-сентябре 2009 года. Его релиз назначен на 2010 год. Было объявлено в мае 2009 года, что Лохан должна появится в главных ролях в выходящем фильме «Та сторона», выпуск которого запланирован на 2010 год.

2010 год — настоящее время

В марте 2010 после землетрясения на Гаити Лохан помогала британскому «Красному Кресту» делать рекламу для страны. В том же месяце Лохан начала судебные разбирательства с финансовой компанией «E*Trade», от которых она взыскала $100 миллионов за использование её имени и образа без разрешения. 11 марта 2010 она появилась на британском комедийном ток-шоу «Alan Carr: Chatty Man», в котором обсуждались её увлечённость Мэрилин Монро и работа в индустрии моды, и отказалась отвечать на вопросы ведущего Алана Карра об её сексуальных пристрастиях.

В апреле 2010 года продюсеры объявили, что Лохан утверждёна на главную роль в порнофильме режиссёра Мэтью Уайлдера «Инферно». Она сыграет Линду Лавлейс, звезду «Глубокой глотки». Продюсер фильма Крис Хэнли. Лохан пришлось защищаться от критики в адрес её роли. Она сказала, что фильм не будет порнографией. Она дала интервью Sydney Morning Herald, в котором сказала: «Съёмки фильма по задумке Мэтью Уайлдера не будут вульгарными.

Он без откровенного секса и непристойных сцен. Он больше об её психике, о том, как ей было страшно. Вот что я больше всего хочу показать в фильме». Она также сказала, что «никогда раньше не снималась в фильме о реальной жизни. Большинство моих прошлых работ были глупыми. Так что приятно играть там, где я могу испытать такие разные эмоции…»

В мае 2010 года Лохан не явилась на слушания по делу о нарушении ПДД в пьяном виде. Судья выдал ордер на арест Лохан, но отозвал его после внесения залога. Адвокат Лохан сказал, что её паспорт был украден, когда она находилась на Каннском кинофестивале во Франции.

24 мая 2010 года Лохан было предписано еженедельно посещать образовательные лекции о вреде алкоголя, носить «антиалкогольный» браслет, воздерживаться от приёма алкоголя, и обязали регулярно сдавать анализы на наркотики. Судья назначил слушание на 6 июля 2010 года, чтобы определить, посетила ли Лохан необходимое количество лекций во время испытательного срока.

В июне 2010 г. Лохан появилась на канале Bravo в сериале «Double Exposure». Она также дала интервью The Sydney Morning Herald в том же месяце, сказав газете: «Я всё ещё молода, и я учусь, но это не значит, что они говорят правду про то, что я испортилась и всю эту безумную чепуху, и то, что я постоянно отрываюсь на вечеринках, и про всё остальное».

6 июля на заседании суд посчитал, что Лохан нарушила условия испытательного срока и вынес решение, что она должна провести в заключении 90 дней, начиная с 20 июля. Вдобавок, по предписанию суда после тюрьмы она отправится на 3 месяца в клинику реабилитации людей, которые злоупотребляют наркотиками и алкоголем. 20 июля Лохан появилась в суде и была заключёна под стражу, чтобы отбыть срок.

2 августа она вышла на свободу после 14 дней пребывания в тюрьме. Такой короткий срок объяснялся тем, что совершённое Лохан преступление не было насильственным, а тюрьмы были и без того переполнены. После освобождения она прямиком поехала в реабилитационную клинику на 90 дней лечиться от алкогольной зависимости.

Мать Лохан сказала, что Линдси переедет в Нью-Йорк после выписки из реабилитационной клиники. Спустя несколько недель после того, как Лохан покинула реабилитационный центр, она провалила тест на наркотики. По результатам теста, она употребляла кокаин, хотя тестов было несколько. В тот же день она объявила об этом в Твиттере: «Наркомания — это болезнь, которая, к сожалению, не проходит за одну ночь. <…> Конечно, это шаг назад для меня, но я беру на себя ответственность и готова понести наказание».

По решению суда, любое нарушение режима Лохан влечёт за собой тюремное заключение в 30 дней. 20 сентября пробация Лохан была отменена вследствие выданного на её имя ордера на арест. 2 ноября 2011 года за нарушение условий отбывания условного срока Линдси Лохан была приговорена окружным судом Лос-Анджелеса к 30 дням тюрьмы.

20 апреля 2014 года Линдси призналась, что у неё был выкидыш во время съёмок документального сериала «Линдси».

Личная жизнь

С октября 2015 года состояла в отношениях с сыном российского бизнесмена Егором Тарабасовым. В 2016 году они расстались с громким скандалом и обвинениями Линдси в сторону бывшего возлюбленного. В 2016 году Лохан сказала, что изучает ислам. По её словам, коран в Америке воспринимают не таким, каким он является на самом деле.

Фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1996	с	Другой мир	Another World	Элли Фоулер
1998	ф	Ловушка для родителей	The Parent Trap	Холли Паркер / Энни Джеймс
2000	тф	Идеальная игрушка	Life-Size	Кэйси Стюарт
2000	с	Бетт	Bette	Роуз Мидлер
2002	тф	Дети-шпионы	Get a Clue	Лекси Голд
2003	ф	Чумовая пятница	Freaky Friday	Анна Коулман
2004	ф	Дрянные девчонки	Mean Girls	Кэйди Херон
2004	ф	Звезда сцены	Confessions of a Teenage Drama Queen	Лола Степ
2004	мс	Царь горы	King of the Hill	Дженни Медина
2005	с	Шоу 70-х	That '70s Show	Дэниэль
2005	ф	Сумасшедшие гонки	Herbie: Fully Loaded	Мегги Пейтон
2006	ф	Поцелуй на удачу	Just My Luck	Эшли Олбрайт
2006	ф	Отпуск по обмену	The Holiday	камео
2006	ф	Компаньоны	A Prairie Home Companion	Лола Джонсон
2006	ф	Бобби	Bobby	Диана Хьюбер
2007	ф	Глава 27	Chapter 27	Джуд Хэнсон
2007	ф	Крутая Джорджия	Georgia Rule	Рейчел Вилкокс
2007	ф	Я знаю, кто убил меня	I Know Who Killed Me	Обри Флеминг / Дакота Мосс
2008	с	Дурнушка	Ugly Betty	Кимми Кигэн
2009	ф	Временно беременна	Labor Pains	Тэа Клэйхилл
2010	ф	Мачете	Machete	Эйприл
2012	с	Хор	Glee	камео
2012	тф	Лиз и Дик	Liz & Dick	Элизабет Тэйлор
2013	ф	Непристойная комедия	InAPPropriate Comedy	Мэрилин
2013	ф	Очень страшное кино 5	Scary MoVie	камео
2013	с	Управление гневом	Anger Management	камео
2013	ф	Каньоны	The Canyons	Тара
2013	с	Поздней ночью с Джимми Фэллоном	Late Night with Jimmy Fallon	Стефани
2013	с	На дне	Eastbound & Down	взрослая Шейна Пауэрс
2014	с	Две девицы на мели	2 Broke Girls	Клэр Гиннесс
2015	с	Королевы крика	Scream Queens	эпизод

Дискография

Линдси Лохан выпустила два сольных альбома — Speak (2004) и A Little More Personal (Raw) (2005); семь синглов, на пять из которых были сняты видеоклипы.

Награды и номинации

Награда	Год	Категория	Фильм/Телесериал	Результат
Сатурн	2004	Лучший молодой актёр или актриса	Чумовая пятница	Номинация
Blockbuster Entertainment Awards	1999	Лучший женский дебют	Ловушка для родителей	Номинация
Broadcast Film Critics Association Awards	2005	Лучшая молодая актриса	Дрянные девчонки	Номинация
Capri Award	2007	Capri Global Award		Награда
Gotham Awards	2006	Лучший актёрский ансамбль	Компаньоны	Номинация
Hollywood Film Festival	2006	Прорыв актрисы		Награда
		Актёрский ансамбль года	Бобби	Награда
Kids' Choice Awards (Австралия)	2005	Любимая кинозвезда	Дрянные девчонки	Номинация
	2006		Поцелуй на удачу Сумасшедшие гонки	Номинация
Kids' Choice Awards (США)	2005	Любимая киноактриса	Дрянные девчонки	Номинация
	2006		Сумасшедшие гонки	Награда
MTV Movie Awards	2004	Прорыв (женская роль)	Чумовая пятница	Награда
	2005	Лучшая экранная команда	Дрянные девчонки	Награда
		Лучшая женская роль		Награда
Золотая малина	2007	Худшая актриса	Поцелуй на удачу	Номинация
	2008	Худшая экранная пара	Я знаю, кто убил меня	Награда
		Худшая актриса (за роль Обри)		Награда
		Худшая актриса (за роль Дакоты)		Награда
	2010	Худшая актриса десятилетия	Сумасшедшие гонки Я знаю, кто убил меня Поцелуй на удачу	Номинация
	2014	Худшая актриса	Каньоны	Номинация
		Худшая актриса второго плана	Непристойная комедия Очень страшное кино 5	Номинация
		Худший актёрский дуэт	Очень страшное кино 5	Номинация (совместно с Чарли Шином)
Премия Гильдии киноактёров США	2007	Лучший актёрский состав в игровом кино	Бобби	Номинация
Teen Choice Awards	2004	Choice Movie Liar	Дрянные девчонки	Номинация
		Choice Movie Chemistry	Дрянные девчонки	Номинация
		Choice Movie Hissy Fit	Чумовая пятница	Награда
		Choice Movie Blush	Дрянные девчонки	Награда
		Choice Movie: Комедийная актриса	Дрянные девчонки	Награда
		Choice Breakout: Кинозвезда — женщина	Дрянные девчонки Звезда сцены Чумовая пятница	Награда
	2005	Choice Movie: Комедийная актриса	Сумасшедшие гонки	Номинация
		Choice Crossover Artist		Номинация
	2006	Choice Movie Hissy Fit	Поцелуй на удачу	Номинация
		Choice Movie: Комедийная актриса	Поцелуй на удачу	Номинация
	2007	Choice Movie: Драматическая актриса	Крутая Джорджия	Номинация
Молодой актёр	1999	Лучшее исполнение в художественном фильме — ведущая молодая актриса	Ловушка для родителей	Награда
	2004		Чумовая пятница	Номинация
Молодой Голливуд	2005	Будущая суперзвезда		Награда
YoungStar Awards	1998	Лучшая молодая актриса в комедии	Ловушка для родителей	Номинация

Литература

• Apodaca, Rose [www.harpersbazaar.com/magazine/cover/lindsay-lohan-0308 Lindsay's Super Comeback]. Harper's Bazaar (March 2008). Проверено 26 августа 2008. [web.archive.org/web/20080210065152/www.harpersbazaar.com/magazine/cover/lindsay-lohan-0308 Архивировано из первоисточника 10 февраля 2008].
• Bachrach, Judy. [www.accessmylibrary.com/coms2/summary_0286-32577102_ITM Coming of Age], Allure (May 1, 2007). [archive.is/augA Архивировано] из первоисточника 9 декабря 2012. Проверено 31 августа 2008.
• Finn, Natalie [www.eonline.com/uberblog/b54314_lindsay_focusing_on_recovery_loses.html Lindsay, Focusing on Recovery, Loses Importance]. E! Online (February 1, 2007). Проверено 2 октября 2009. [www.webcitation.org/65TXYHkXM Архивировано из первоисточника 15 февраля 2012].
• Halbfinger, David M.. [www.nytimes.com/2007/07/25/business/media/25sony.html Lohan’s Arrest Spells Trouble for 2 Movies], The New York Times (July 25, 2007). Проверено 3 октября 2009.
• Kaylin, Lucy. [www.marieclaire.com/hair/celebrity/behind-scenes/lindsay-lohan-interview-ronson You Don't Mess With the Lohan], Marie Claire (October 2008). Проверено 26 сентября 2008.
• Peretz, Evgenia [www.accessmylibrary.com/coms2/summary_0286-12652929_ITM Confessions of a Teenage Movie Queen]. Vanity Fair (February 1, 2006). Проверено 3 сентября 2008. [www.webcitation.org/65TXaauCX Архивировано из первоисточника 15 февраля 2012].

Ссылки

• [myspace.com/lindsaylohan Официальная страница Линдси Лохан] (англ.) на сайте Myspace

Отрывок, характеризующий Лохан, Линдси

Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»