Ло Хуэйнин

Ло Хуэйнин (род. в октябре 1954 г., пров. Аньхой (по др. данным - пров. Чжэцзян)), с марта 2013 года глава парткома КПК пров. Цинхай, до этого в 2010-2013 гг. губернатор провинции, член ЦК КПК с 2012 года (кандидат с 2007 года). Доктор экономических наук.

Член КПК с 1982 года, член ЦК КПК 18 созыва (кандидат 17 созыва).

Биография

По национальности хань.

В годы культурной революции послан на низовую работу, в 1970-х - сталевар.

Окончил Аньхойский университет (1982) по специальности политэкономия.

В 1999—2003 гг. завотделом пропаганды и член посткома парткома пров. Аньхой.

В 1999—2002 гг. получал последипломное образование в бизнес-школе пров. Аньхой Китайского научно-технологического университета. В 2000—2003 гг. получал докторат по экономике в Пекинском экономическом колледже Китайского народного университета.

С 2003 г. замглавы парткома и парторг провинциального правительства пров. Цинхай, в 2004—2009 гг. ректор провинциальной партшколы.

В 2010-2013 гг. губернатор пров. Цинхай (Северо-Западный Китай). С марта 2013 года глава парткома пров. Цинхай.

Женат.

Ссылки

• [www.wantchinatimes.com/whoswho-cnt.aspx?id=20120831000024&cid=20], [chinese-leaders.org/luo-huining/]

Отрывок, характеризующий Ло Хуэйнин

– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?