Луарсаб II

Луарсаб II ლუარსაბ II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Луарсаб II, портрет кисти Михаила Сабинина</td></tr>
Царь Картли
1606 — 1614
Предшественник:	Георгий X
Преемник:	Баграт VII
Вероисповедание:	Православие, грузинская церковь
Рождение:	1592(1592)
Смерть:	1622(1622) Шираз
Род:	Багратионы
Отец:	Георгий X
Мать:	Тамара Липартиани (Дадиани)
Супруга:	сестра Георгия Саакадзе

Луарсаб II (груз. ლუარსაბ II) (1592—1622) — царь Картли (1606—1614).

Шах Аббас I и царь Луарсаб II

Находящийся в Тбилиси шах Аббас I утвердил 14-летнего Луарсаба на царствование в связи с внезапной кончиной царя Георгия X. Луарсабу II было поручено противодействие Османской империи. Молодой царь проявил себя в битве при Ташискари (1609).

В 1610 году посетил шаха, который вернул ему тбилисскую крепость (в крепости квартировались османы, а с 1606 года кызылбаши). К концу 1611 года Луарсаб женился на сестре Георгия Саакадзе, но по требованию князей расторг брак. Вследствие этого возник заговор против Георгия Саакадзе.

В 1612 году по повелению Луарсаба II был убит хан Казаха, который по приказу иранского шаха разорял Картли. В том же году царь выдал замуж сестру Хорешан за царя Кахетии Теймураза I. Породнившиеся цари договорились совместно противостоять ожидаемой агрессии со стороны Ирана.

Пленение и казнь царя

Во время нашествия шаха Аббаса в начале 1614 года Луарсаб II отправился в Имеретию к грузинским царям и османским наместникам с просьбой о помощи в борьбе против Ирана.

В октябре того же года по приказу шаха Луарсаб II возвратился в Картли и прибыл к нему, заявив: «Если не пойду, разорит земли и выселит [жителей в Иран]». Шах заточил Луарсаба в Мазендеране и затем в Ширазе. Несмотря на просьбы политических деятелей Грузии и посредничество России царь был казнён за отказ принять ислам. Был женат на сестре Георгия Саакадзе, детей не было. Царь Луарсаб II был причислен к лику святых.

Отрывок, характеризующий Луарсаб II

Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.