Лубяновский, Фёдор Петрович

Фёдор Петрович Лубяновский
Род деятельности:	государственный деятель, писатель
Дата рождения:	9 августа 1777(1777-08-09)
Место рождения:	село Млин (Зеньковский уезд, Полтавская губерния)
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	2 февраля 1869(1869-02-02) (91 год)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Награды и премии:	Орден Святой Анны 1-й ст. (1821), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1824), Орден Белого орла (1832), Орден Святого Александра Невского (1846), Орден Святого Владимира 1-й ст. (1865)

Фёдор Петрович Лубяновский (9 августа 1777, с. Млины Зеньковского уезда Полтавской губернии — 3 февраля 1869, Петербург) — тайный советник, пензенский (1819—1831) и подольский (1831—1833) губернатор, сенатор, литератор, мемуарист, масон.

Биография

Сын священника Петра Фёдоровича Лубяновского от брака с сестрой сенатора, тайного советника З. Я. Корнеева. Родоначальник дворянского рода Лубяновских.

Начальное образование получил в семье; отец учил его «русской и латинской грамоте». В 1787—1790 годах учился в Харьковском духовном коллегиуме, а с января 1793 года — в Московском университете: посещает лекции И.-М. Шадена, по нравственной философии и политике; Ф. Баузе, по римскому праву; Виганда по древней истории; И. Мельманна по эстетике и латинской словесности; З. А. Горюшкина по российскому законодательству; П. И. Страхова по опытной физике. В Москве Лубяновский познакомился с И. В. Лопухиным, Х. А. Чеботарёвым, И. П. Тургеневым, М. И. Невзоровым, И. И. Дмитриевым, М. М. Херасковым. Особую роль играл И. В. Лопухин, опекавший молодого студента; он не только следил за его университетскими занятиями, но и сам занимался «воспитанием души» юноши.

По окончании университета, в конце 1795 года, Лубяновский, благодаря содействию И. В. Лопухина, определился на военную службу адъютантом к генерал-аншефу князю Н. В. Репнину. В 1798 году сопровождал его в поездке в Берлин и Вену. В связи с опалой Н. В. Репнина в 1798 году перешёл адъютантом к генералу от инфантерии Б. П. Ласси.

В 1799 году был отставлен от военной службы с производством в штабс-капитаны и в следующем году уехал за границу, сопровождая княгиню Лобанову-Ростовскую в её путешествии по Европе. В 1802 году возвратился в Россию и получил должность секретаря в канцелярии Министра Внутренних Дел под непосредственным начальством М. М. Сперанского. Одновременно управлял делопроизводством в комитете о земском войске (ополчении) при генерал-фельдмаршале графе Н. И. Салтыкове. В 1808 году был произведён в статские советники. Благодаря заботам Н. И. Салтыкова, Ф. П. Лубяновскому был пожалован орден Св. Анны и уже в 1809 году Лубяновский получил новое назначение — статс-секретаря и управляющего делами принца Георгия Ольденбургского в Твери. 11 августа 1809 года произведён в действительные статские советники.

В 1810 году, из-за конфликта с великой княгиней Екатериной Павловной был уволен в отставку действительным статским советником и переселился в Москву. Здесь Лубяновский много занимался переводческой деятельностью: перевёл на русский язык роман французского писателя Ф. Фенелона «Приключения Телемака», который был издан в Москве в 1797—1800 годах; романы И. Г. Юнга-Штиллинга «Тоска по отчизне» и «Феобальд, или Мечтатели» (Москва, 1819). Литературную известность ему принесла книга «Путешествие по Саксонии, Австрии и Италии в 1800, 1801 и 1802 годах» в трёх частях, которая вышла в свет в Санкт-Петербурге в 1805 году.

В 1819 году Ф. П. Лубяновский сменил М. М. Сперанского на должности пензенского губернатора. В его губернаторство было открыто первое в России училище садоводства и обустроен общественный парк. По словам Вяземского, пензенского губернатора Лубяновского не любили, говорили, что он потакал ворам и не из простоты, хотя человек он был умный, но ума не открытого и не возвышенного.

14 января 1830 года он получил чин тайного советника и вскоре был назначен подольским гражданским губернатором. Отвечая архиепископу Подольскому Кириллу митрополит Филарет писал о Лубяновском: «Он и отсюда виден странно действующим: находит одни затруднения в том, что другие легко сделали в местах более трудных…». Будучи 14 мая 1833 года назначенным в Сенат, Лубяновский продолжал в течение ещё четырёх месяцев управлять Подольской губернией. В декабре 1833 года назначен членом комиссии об ординатских имениях князей Радзивиллов, с 1835 года был членом попечительства по имениям князей Радзивиллов, а в следующем году вошёл в число членов попечительства по делам князя Разумовского.

В 1841, 1845 и 1847 годах он был первоприсутствующим в соединенном присутствии Сената, а с 1 января 1846 года первоприсутствующим во 2-м департаменте. 3 апреля 1849 года Лубяновский получил чин действительного тайного советника, а с 1 января 1865 года присутствовал в общем собрании 4-го, 5-го и Межевого департаментов Сената. После приезда в Санкт-Петербург Лубяновский познакомился с А. С. Пушкиным. Это знакомство продолжилось и позже — он жил в одном доме с А. С. Пушкиным, на набережной Мойки. Незадолго до трагической гибели поэта, Ф. П. Лубяновский принимал его у себя на званном обеде.

В 1839 году был избран в действительные члены Российской Академии, почётные члены Московского университета. С 1841 года он — первоприсутствующий сенатор, в 1849 году получил чин действительного тайного советника. Похоронен в Фёдоровской церкви Александро-Невской лавры.

По отзывам современников, Лубяновский был противоречивой личностью: благородство натуры, трудолюбие, жажда познаний сочетались в нём с чиновностью и ловкостью в делах. Общавшийся в течение своей долгой жизни со многими историческими лицами, имевший доступ к секретным документам, он был известен как неповторимый рассказчик. В. А. Инсарский отзывался о нем как о жестоком крепостнике, взяточнике и ханже. Он нажил огромное состояние, которое поразило Николая I, узнавшего о нем из формуляра и запросившего о способах его приобретения. Лубяновский нагло отвечал, что «состояние приобретено литературными трудами и вообще частными занятиями».

Семья

Жена (с 1806 года) — Александра Яковлевна Мерлина (01.08.1782—28.03.1863), дочь генерал-майора Я. Д. Мерлина. По словам Вигеля, она была женщина довольно капризная, но добрая и совсем невзыскательная. Принесла мужу довольно большое состояние, что позволяло Лубяновскому жить роскошно и открыто. Похоронена рядом с мужем на кладбище Александро-Невской лавры. Их дети:

• Пётр (1809—1874) — генерал-лейтенант
• Николай (1817—1889) — полковник
• Анастасия (1812—1889) — замужем за маркизом Кордеро-ди-Монтеземолла
• Александра (1815—1848) — замужем за Юлием Григорьевичем фон Бильдерлингом

Награды

Среди прочих наград Лубяновский имел ордена:

• Орден Святой Анны 1-й степени (30 августа 1821 года, императорская корона к этому ордену пожалована 12 августа 1831 года)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (3 сентября 1824 года)
• Орден Белого орла (11 апреля 1832 года)
• Орден Святого Александра Невского (30 января 1846 года, алмазные знаки к этому ордену пожалованы 1 января 1856 года)
• Орден Святого Владимира 1-й степени (1 января 1865 года)

Литература

• Мурзанов Н. А. Словарь русских сенаторов. 1711—1917 гг: Материалы для биографий. — СПб., 2011. — С. 254—255. — ISBN 978-5-86007-666-2
• Пономарёв В. П., Шабанов В. М. Кавалеры Императорского ордена Святого Александра Невского, 1725—1917: биобиблиографический словарь в трёх томах. Том 2. — М., 2009. — С. 215—216. — ISBN 978-5-89577-144-0
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Список сенаторов по старшинству чинов. Исправлен по 17 апреля 1866 года. — СПб., 1866. — С. 7—9
• Федорченко В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий — т. 1. Красноярск, 2000.

Ссылки

• [www.hist.msu.ru/Science/HisUni/Profess/Students/Lub.htm Биография] на сайте исторического факультета МГУ
• [penzanews.ru/region/encyclopedia/9566-2009 PenzaNews]
• [isaran.ru/?q=ru/person&guid=2821C1C5-65A4-4581-CB5C-DB13DB4B198F Лубяновский Федор Петрович] на сайте ИС АРАН

Отрывок, характеризующий Лубяновский, Фёдор Петрович

И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».