Лувье
Город
|
Лувье (фр. Louviers) — город на севере Франции, регион Верхняя Нормандия, департамент Эр, округ Лез-Андели. Расположен в 106 км к северо-западу от Парижа и в 30 км к югу от Руана, в 3 км от автомагистрали А13 "Нормандия". Известен своими ткацкими фабриками.
Население (2012) — 17 973 человека.
Содержание
География
Протекающая через город река Эр разделяется на территории коммуны на 7 рукавов.
История
Доисторическая эпоха
На территории Лувье найдены тёсаные камни эпохи палеолита; некоторые из них представлены в городском музее, рядом с фрагментами бивня мамонта, обнаруженными недалеко от городского кладбища[1]. О присутствии здесь человека в различные периоды первобытного общества, помимо этих находок, свидетельствуют менгир у хутора Basse-Crémonville с расположенным рядом склепом периода неолита, а также оружие, вазы, каменные и бронзовые орудия труда, найденные на территории города и его окрестностей[2].
Эпоха галлов и галло-римлян
Крайне незначительное количество археологических находок на территории Лувье относится к галльской эпохе: одно кельтское захоронение, обнаруженное в 1863 году возле стены церкви Нотр-Дам, и несколько галльских монет. Предположение о существовании здесь поселения галлов пока не нашло доказательств.
Галло-римский период истории Лувье изучен более широко, хотя в ту эпоху особой значимости это место не имело, поскольку не упоминается ни в указателе Итинерарий Антонина, ни на карте, известной как Пейтингерова таблица. Центр Лувье в галло-римскую эпоху располагался предположительно на возвышении, где сейчас стоит городская ратуша[3].
Средние века
В эпоху Меровингов в Лувье уже имелось по меньшей мере два кладбища, однако первые исторические события, связанные с поселением, происходят только начиная с IX века.
10 февраля 856 года король Карл II Лысый договорился о помолвке своего сына, будущего Людовика II, с дочерью короля Бретани Эриспоэ, уступив ему герцогство Ман вплоть до дороги Париж—Тур. Бретонские вассалы были крайне недовольны такими договорённостями, что стало причиной их заговора, который вероятно привел к смерти бретонского короля в следующем году[4].
В 965 году герцог Нормандии Ричард I передал в собственность аббатству святого Таурина, основанному в Эврё, «церкви в Лувье и в Пентервиле, рыбный промысел и мельницы в Лувье, а также 40 су ренты за эти мельницы»[5],[6]. Именно в конце эпохи Каролингов название Лувье впервые упомянуто в официальных документах. Позже, в XI и XII веках, этот дар подтвердили герцоги Нормандии Ричард II и Ричард Львиное Сердце.
В 1196 году король Франции Филипп II Август и Ричард Львиное Сердце заключили перемирие в Лувье. В 1197 году Ричард Львиное Сердце за 2 года до своей смерти передал Лувье архиепископу Руана Готье де Кутансу (фр. Gautier de Coutances), чтобы получить у него Андели и построить там замок Шато-Гайар[7]. Начиная с этого года и вплоть до Французской революции руанские архиепископы носили титул графов Лувье[8].
В течение первых лет XIII века в Лувье начали строить церковь Нотр-Дам, и к 1240 году завершили строительство её основных элементов — хор, неф и трансепт, увенчанный традиционной для Нормандии фонарной башней[9].
Вплоть до середины XIV века, благодаря суконному производству, благосостояние города росло неуклонно, и население города к этому времени предположительно достигло 10 000 человек. Свидетельством такого процветания стало сооружение епископского имения на холме Шатель[10], фахверковых домов, а также жилых зданий из камня для хозяев суконных мастерских и богатых торговцев.
Город был захвачен и разграблен в 1346 году, а затем повторно в 1356 году, после чего он был оккупирован в течение 4 лет, вплоть до 1360 года. 16 мая того года Чёрный Принц от имени своего отца, короля Англии Эдуарда III, торжественно объявил о ратификации договора, по которому захваченный под Пуатье французский король Иоанн II освобождался в обмен на четверть территории Франции[11].
В 1364 году горожане Лувье попросили позволения у вступившего на трон короля Карла V построить городские укрепления; первый камень был заложен 10 ноября 1366 года. В конце XIV века отремонтировали и улучшили городскую церковь; значительно подняли своды нефа, а над колокольней возвели шпиль высотой 50 метров, который существовал более трёх столетий и был разрушен ураганом в 1705 году.
В 1409 году горожане обновили укрепления Лувье, которые оказались заброшенными после побед коннетабля Бертрана Дюгеклена над англичанами, и начали строить сбоку от городской церкви башню-беффруа, по своему стилю имевшую скорее военное назначение, чем религиозное. В 1418 году город осадили англичане; сопротивление было отчаянным, а возмездие безжалостным. Город пал через 26 дней осады (по английским источникам — через 15 дней); 120 горожан казнили, а остальным сохранили жизнь в обмен на выплату крупного выкупа в размере 15 000 экю. За этим последовало 11 лет оккупации города.
В декабре 1429 года город отвоевал Ла Гир, известный соратник Жанны д’Арк. Не желавшие мириться с этим англичане, окружили город в мае 1431 года войском в 12 000 солдат. Эта осада длилась около 6 месяцев и город сдался 22 октября, потеряв большую часть своих защитников[12]. Обещав оставшимся защитникам почётные условия сдачи, англичане полностью уничтожили город[13].
Войска короля Франции освободили Лувье в 1440 году, и жители начали восстанавливать город. Последняя попытка англичан захватить город случилась в 1441 году. В том же году король Франции Карл VII своей грамотой пожаловал жителям Лувье полное освобождение от королевских налогов на все времена, в том числе и от особенно обременительной тальи. Город получил право присоединить к своему гербу лозунг «Loviers le Franc», а его жители получили привилегию использовать украшенную короной букву «L» «в нашивках, в ювелирных изделиях и где только понравится». В 1440 годах в Лувье одно время была устроена штаб-квартира короля Карла VII, откуда он отправлялся в боевые походы для освобождения Нормандии[14].
В XV веке суконное производство в Лувье, подобно другим городам Нормандии, находилось под королевским покровительством Людовика XI.
Эпоха Возрождения
В 1506 в городе построили южные ворота в стиле пламенеющей готики. Примерно в это же время обновили фонарную башню. В период правления кардинала Амбуаза, архиепископа Руана и первого министра короля Людовика XII, город закончил строительство укреплений и какое-то время планировали строительство епископского дворца, который в итоге перестроили из Гайонского замка.
В 1562 году, когда Руан оказался во власти протестантов, парламент Нормандии по указанию короля Карла IX переехал в Лувье. Его сессии проходили с 5 августа по 28 октября.
В 1591 году после сражений с войсками католической лиги у Арка и Иври войска Генриха IV под командованием маршала Бирона подошли к Лувье, и 6 июня, после короткой стычки заняли город. В 1594 году после капитуляции Руана министр Сюлли останавливался в Лувье, проведя одну ночь в гостинице «У зелёного столба» на рыночной площади, о чём позже писал в своих воспоминаниях[15].
Лувье в XVII и XVIII веках
В XVII веке Лувье пять раз поражали эпидемии чумы, унёсшие множество жизней.
Большие привилегии и освобождение от налогов, дарованные горожанам королём Карлом VII, отменил в 1620 году король Людовик XIII.
В 1681 году королевская администрация открыла в Лувье мануфактуру[16], которая позволила немного повысить благосостояние города, возродив суконное дело. И подробные регламенты Жана-Батиста Кольбера позволили Лувье, имевшему специализацию на высококачественных тканях, начать конкуренцию с Эльбёфом.
В течение XVIII века город неоднократно терпел ущерб от природных бедствий: жесточайшие зимы (1709, 1740, 1776 годы); ураган 1705 года; наводнение (1740, 1776, 1784 годы); крупные пожары (1782, 1783 годы).
В 1785 году в Лувье открыли первый завод, оснащённый машинным оборудованием. Это были прядильные машины, работавшие по передовым английским технологиям.
Новое время
Сдержанные в своих наказах депутатам, жители Лувье придерживались в ходе Французской революции умеренной позиции.
Массовый голод в эпоху революции и ухудшение положения горожан в период Исполнительной Директории стали причиной поддержки усилий нового правительства жителями Лувье, единодушно проголосовавших за конституцию консульства. Первый консул посетил Лувье 30 октября 1802 года. Его следующий визит в город состоялся 1 июня 1810 года, когда он вместе с супругой Марией-Луизой посетил фабрики города[17]. В 1815 году Лувье оккупировали прусские войска.
Регламенты Кольбера, поощрявшие производство в Лувье самых изысканных тканей, а также снижение спроса на готовые платья и роскошные ткани в период революции, стали причиной острого кризиса городской промышленности[18]. Внедрение новых технологий и усилия местных предпринимателей позволили сохранить качество продукции, понизив её стоимость. Эти меры способствовали возрождению традиционной деятельности и выходу городской экономики из кризиса; благосостояние города удалось поддерживать вплоть до середины XX века. В тот период времени количество мастерских и фабрик в Лувье достигло своего максимума. Экономический расцвет позволил осуществить крупные работы по благоустройству города. В период Реставрации в Лувье ликвидировали старые городские укрепления, устроив на их месте зелёные бульвары. При Июльской монархии в городе открыли библиотеку, сберегательную кассу, первую государственную школу для мальчиков и отремонтировали церковь Нотр-Дам. В период Второй империи в городе проложили новые улицы, мощёные камнем, реконструировали школы, порт, мосты, устроили систему освещения, а также открыли железнодорожный вокзал. Обе революции 1830 и 1848 годов прошли без последствий для города[19].
В 1885 году в городе открыли высшую школу, в дальнейшем ставшую коллежем и лицеем. В 1899 году на улицы Лувье пришло электрическое освещение. До начала Первой мировой войны в Лувье открыли муниципальный театр, музей и различные спортивные и музыкальные общества.
В июне 1940 года, в ходе вторжения немецких войск, Лувье сильно пострадал от бомбардировок. В годы войны в городе функционировали несколько групп сопротивления. Лувье освобождён 25 августа 1944 года войсками союзнических сил. 8 октября 1944 года Лувье посетил генерал де Голль, а 26 июня 1949 года город был награждён Военным крестом[20].
Послевоенное время отмечено восстановлением разрушенных частей города и образованием новых городских районов.
Историческое наследие
Городские объекты сильно пострадали в период Второй мировой войны. Несмотря на массированные авиаудары в городе уцелели некоторые исторические здания, к примеру, городской особняк XVIII века, где останавливался Наполеон III.
Религиозная архитектура
- Церковь Нотр-Дам, XI—XIII века, классифицированный исторический памятник с 1846 года
- Клуатр кающихся грешников: развалины клуатра францисканцев, а позже доминиканцев; единственный в Европе «клуатр на воде»; внесён в дополнительный список исторических памятников в 1994 году
Гражданская архитектура
- Дворец правосудия, построенный в 1896 году; сейчас здесь расположен прюдомальный суд;
- Здание парламента, XVI век; в годы религиозных войн во Франции здесь заседал Парламент Нормандии;
- Городские улицы XVI века с фахверковыми домами; с 1932 года внесены в дополнительный список исторических памятников;
- Усадьба де Бигар: небольшое имение XVI века, расширенное в XVII веке. Жилое помещение имеет фахверковую конструкцию, установленную на цокольном этаже из кирпича и камня. Домовая часовня с витражами. Современный сад пересекают три рукава реки Эр и здесь размещены дубильни XVI века;
- Шато Сент-Илер, расположенное на проспекте avenue Henri-Dunant; в 2002 году внесено в дополнительный список исторических памятников;
- Архитектурный комплекс периода Третьей республики, под крышей мэрии объединяющий музей, библиотеку и начальную школу
Экономика
Структура занятости населения:
- сельское хозяйство — 0,4 %
- промышленность — 24,4 %
- строительство — 4,6 %
- торговля, транспорт и сфера услуг — 41,3 %
- государственные и муниципальные службы — 29,3 %
Уровень безработицы (2011 год) - 20,2 % (Франция в целом — 12,8 %, департамент Эр — 12,5 %).
Среднегодовой доход на 1 человека, евро (2011 год) - 18 867 (Франция в целом — 25 140, департамент Эр — 24 232).
Демография
Динамика численности населения, чел.
<timeline>
Colors=
id:lightgrey value:gray(0.8) id:darkgrey value:gray(0.6) id:sfondo value:rgb(1,1,1) id:barra value:rgb(0.8,0.75,0.6)
ImageSize = width:450 height:300 PlotArea = left:50 bottom:30 top:20 right:10 DateFormat = x.y Period = from:0 till:20000 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify ScaleMajor = gridcolor:darkgrey increment:4000 start:0 ScaleMinor = gridcolor:lightgrey increment:2000 start:0 BackgroundColors = canvas:sfondo
BarData=
bar:1793 text:1793 bar:1831 text:1831 bar:1851 text:1851 bar:1876 text:1876 bar:1901 text:1901 bar:1926 text:1926 bar:1954 text:1954 bar:1975 text:1975 bar:1990 text:1990 bar:1999 text:1999 bar:2006 text:2006 bar:2012 text:2012
PlotData=
color:barra width:20 align:left bar:1793 from:0 till:9520 bar:1831 from:0 till:9885 bar:1851 from:0 till:10577 bar:1876 from:0 till:10973 bar:1901 from:0 till:10219 bar:1926 from:0 till:10340 bar:1954 from:0 till:10746 bar:1975 from:0 till:18333 bar:1990 from:0 till:18658 bar:1999 from:0 till:18328 bar:2006 from:0 till:18259 bar:2012 from:0 till:17973
</timeline> </center>
Администрация
Пост мэра Лувье с 2014 года занимает член партии Союз демократов и независимых Франсуа-Ксавье Приолло (François-Xavier Priollaud). На муниципальных выборах 2014 года возглавляемый им правый блок победил во 2-м туре, получив 45,83 % голосов и опередив два блока, в том числе левых главе с Франком Мартеном, занимавшим пост мэра Лувье с 1995 года.
Города-побратимы
Знаменитые уроженцы
- Морис Дюфюрле (1902-1986), композитор и органист
См. также
Напишите отзыв о статье "Лувье"
Ссылки
- [www.insee.fr/fr/themes/comparateur.asp?codgeo=COM-27375 Национальный институт статистики]
- [www.interieur.gouv.fr/Elections/Les-resultats/Municipales/elecresult__MN2014/(path)/MN2014/027/027375.html Результаты муниципальных выборов 2014 года]
- [www.ville-louviers.fr/ Официальный сайт Лувье]
Примечания
- ↑ Béquet, 1978, p. 9.
- ↑ Béquet, 1978, p. 10.
- ↑ Béquet, 1978, p. 11.
- ↑ Согласно «Бертинским анналам», 856 год.
- ↑ Béquet, 1978, p. 12.
- ↑ Передача дара не датирована точно, однако часто указывается эта дата.
- ↑ Béquet, 1978, p. 13.
- ↑ Один из графов Лувье в 1342 году был избран папой римским под именем Климента VI.
- ↑ Béquet, 1978, p. 14.
- ↑ Современная улица rue du Châtel долгое время носила название chemin de l’Archvesque.
- ↑ Béquet, 1978, p. 15.
- ↑ Béquet, 1978, p. 16.
- ↑ Béquet, 1978, p. 17.
- ↑ Béquet, 1978, p. 18.
- ↑ Béquet, 1978, p. 42.
- ↑ Она располагалась в районе современных улиц rue du Maréchal-Foch и rue de l'Île, но её последние здания снесли в 1940 году.
- ↑ Béquet, 1978, p. 29.
- ↑ Béquet, 1978, p. 30.
- ↑ Béquet, 1978, p. 32.
- ↑ Béquet, 1978, p. 35.
Литература
- Louis Béquet. L’Histoire de Louviers évoquée par les choses. — Louviers: Imprimerie Fromentin, 1978.
Галерея
- Château de Saint-Hilaire de Louviers 07.JPG
Шато Сент-Илер
- 27-Louviers-rue-ancienne.jpg
Улица в центре города
- 27-Louviers-rue-centre.jpg
Фахверковый дом
- Musée de Louviers.jpg
Городской музей
Отрывок, характеризующий Лувье
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
