Луговой парк

Луговой паркЛуговой парк

</tt> </tt>

</tt>

</tt>

</tt> </tt> </tt>

</tt>

</tt>

Луговой (Озерковый) парк
59°51′44″ с. ш. 29°53′14″ в. д.59.86222° с. ш. 29.88722° в. д. / 59.86222; 29.88722
Страна	Россия Россия
Регион	Санкт-Петербург
Район	Петродворцовый
Исторический район	Заячий Ремиз, Средний Петергоф
Дата основания	конец XVIII века
Площадь	более 85 га
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810404011  памятник архитектуры (федеральный)
Луговой (Озерковый) парк

Луговой (Озерковый) парк — пейзажный парк в Петергофе. Расположен южнее Колонистского парка, по другую сторону железной дороги. Площадь более 85 га, из которых почти 18 заняты девятью прудами: Большим запасным (Никольским), Самсоновским (Малым запасным), Орлиным, Руинным, Круглым, Мельничным, Саперным, Бабигонским и Церковным. Вода этих прудов по Самсониевскому каналу (водоводу) подается для питания фонтанов и каскадов Верхнего сада и Нижнего парка Петергофа. В композиции парка сочетаются поля, пруды и отдельные сады, разбитые вокруг павильонов, связанные между собой прогулочными дорогами. Территория парка вытянута с севера на юг до Бабигонской возвышенности, являющейся его наивысшей точкой (80 м). Парк состоит из четырёх самостоятельных районов: садов у Никольского домика, у павильона «Озерки», у Мельницы и Бельведерского.

История

Формирование парка связано с постройкой основных архитектурных сооружений и устройством прудов и охватывает 1825–1857 гг. Все работы по формированию парка велись под руководством А. И. Штакеншнейдера, инженера М. И. Пилсудского и садовых мастеров П. И. Эрлера и П. Г. Архипова. Самой первой постройкой в парке был деревянный Никольский сельский домик (1835 г.), за который А. И. Штакеншнейдер получил звание академика архитектуры. По его проектам были также сооружены павильон «Озерки», Бельведер, Мельница, «Руина» и церковь св. Александры, множество мостов, караулок, плотин, шлюзов, устроены пруды.

Зелёный массив парка состоит главным образом из берёзы, липы, осины и серебристой ивы, кустов акации и сирени. Деревья и кустарники скомпонованы живописными группами и посажены рядами, подобно зелёным кулисам.

Один из самых ценных парковых ансамблей середины XIX в.

Парк и его сооружения сильно пострадали в 1941–1944 гг., в настоящее время постепенно восстанавливаются.

Постройки

Павильон «Озерки»

Другое название — Розовый павильон. Играл важную роль в композиции парка. Построенный в 1845–1848 гг. А. И. Штакеншнейдером и расположенный у начала чугунного Самсоновского водовода, на перемычке между Самсоновским бассейном и Круглым прудом, состоял из двух одноэтажных объёмов, соединённых небольшой галереей, и высокой трёхэтажной башни, увенчанной колоннадой тосканского ордера, служившей главной видовой площадкой этой части парка. Перед южным фасадом находилась пергола из 16 монументальных герм серебристо-серого гранита, исполненных А. И. Теребенёвым (автором скульптур атлантов у подъезда Нового Эрмитажа), и полукруглая гранитная терраса с решёткой, где находятся затворы фонтанных труб.

Павильон был сильно повреждён во время войны, перголы, другие произведения малых форм и скульптура утрачены, башня разрушена (есть сведения, что как минимум некоторые из герм были вывезены в Петергофский музей-заповедник, где и сохраняются по настоящее время). Сохранилась лишь площадка с подпорной стенкой из серого гранита, на которой некогда была установлена скульптурная группа «Нил». К павильону стягивалось несколько дорог, связывавших его с другими парками Петергофа и с отдалёнными районами Лугового парка. Они шли на юг, вдоль водовода, и на юго-запад, к Бельведеру.

Бельведер

Двухэтажный дворцовый павильон, находится в самой южной части парка, на Бабигонском холме. Построен А. И. Штакеншнейдером в 1852–1856 гг. Предназначался для пикников императорской фамилии.

Здание поднято на массивном стилобате из монолитных гранитных блоков. На площадку стилобата с восточного фасада ведёт двухмаршевая гранитная лестница, по сторонам которой ранее стояло шесть мраморных скульптур. Это — главный вход, подчёркнутый портиком с четырьмя гранитными фигурами, созданными А. И. Теребенёвым. С западной стороны тоже устроен вход во дворец с небольшим гранитным крыльцом и четырьмя постаментами из красного гранита. С галереи открываются перспективы окрестностей и Финского залива, видны Кронштадт и Санкт-Петербург. Первый этаж Бельведера — подиум — прорезан высокими окнами. Его фасад оштукатурен в виде чередующихся узких и широких рустов; углы акцентированы пилястрами с коринфскими терракотовыми капителями. В первом этаже был расположен Большой зал, занимавший основной объём, и кабинеты императора и императрицы. Большой зал выделялся особой пышностью отделки — он был декорированный десятью каннелированными колоннами из каррарского мрамора, искусственным мрамором, лепкой и росписью; пол зала выстлан полированными мраморными плитами.

Второй этаж решён наподобие античного периптера, для которого первый этаж служит подножием. 28 гранитных колонн с беломраморными базами и ионическими капителями несут сложный профилированный антаблемент с мраморным архитравом. Между колоннами установлены ажурные чугунные решётки. Полы крылец и колоннады выложены мозаикой.

По сторонам здания в 1856 г. были установлены на высоких постаментах две гальванопластические группы П. К. Клодта «Укротители коней». Эту композицию зодчий дополнил не свойственной античности террасой с декоративными вазами и каменной двухмаршевой лестницей с такими же вазами и скульптурой на постаментах. Во время Великой Отечественной войны скульптурные группы Клодта безвозвратно исчезли.

Сад перед дворцом и перголы были устроены садовым мастером П. Эрлером сразу после строительства дворца.

После Октябрьской революции во дворце был организован дом отдыха. Во время Великой Отечественной войны дворец серьёзно пострадал. В 1953–1956 годах были проведены реставрационные работы и вновь открыт дом отдыха. Сейчас здесь находится гостиничный комплекс.

Литература

• Горбатенко С. Б. Петергофская дорога: Историко-архитектурный путеводитель. — СПб.: Европейский Дом, 2001. — 448 с. — 3000 экз. — ISBN 5-8015-0113-4.

Ссылки

• [www.peterhof.ru/index.php?m=21&p=13 Луговой парк на сайте Peterhof.Ru]

Отрывок, характеризующий Луговой парк

– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.