Лужицкая семинария

Достопримечательность
Лужицкая семинария Lužický seminář
Архитектор	Килиан Игнац Динценхофер
Первое упоминание	1724
Строительство	1726—1728 годы

Лужицкая семинария, другой вариант наименования — Сербская семинария (в.-луж. Serbski seminar, чеш. Lužický seminář, нем. Wendische Seminar, лат. Seminarium Lusaticum Pragense) — католическая семинария, действовавшая с 1728 года по 1922 год в пражском районе Мала-Страна, Чехия. В XVIII—XIX веках Лужицкая семинария сыграла значительную роль в культурном возрождении лужицкого народа. Здание является Культурным памятником Чешской Республики.

История

В 1694 году два католических священника из Будишина Мартин Норберт (1637—1707) и Георг Иосиф Шимон (1646—1729) основали в 1706 году в Праге гостеприимный дом для паломников из Верхней Лужицы. В этом доме также проживали кандидаты в священство, которые обучались в Карловом университете. До Реформации Верхняя Лужица входила в состав католической епархии Мейсена. После распространения лютеранства Будишин вошёл в состав Апостольской администратуры, которая направляла кандидатов в священство для обучения в католические семинарии Кракова, Вены, иезуитские образовательные учреждения в Оломоуце и Праге. Гостеприимный дом стал основой будущей семинарии для студентов из Верхней Лужицы. Сербская семинария святого Петра была основана в Праге в 1724 году как учебное заведение для подготовки будущих католических священников Верхней Лужицы. Семинария была утверждена 6 июля 1725 года указом императора Карла VI. Строительство семинарского здания по проекту архитектора Килиана Игнаца Динценхофера началось в 1726 году и закончилось в 1728 году. 15 июля 1726 года был заложен первый камень семинарии.

Осенью 1728 года началось преподавание в Лужицкой семинарии, в которой были теологический и философский факультеты. В первый год в Лужицкой семинарии обучались 15 студентов. В первые годы после основания семинарии в неё принимали только кандидатов из Лужицы. Некоторые из них проходили предварительное образование, посещая лекции по богословию в Карловом университете. С середины XIX века некоторые кандидаты получали среднее образование в малостранской гимназии. Сербские студенты, обучавшиеся в Лужицкой семинарии, поддерживали связи с чешскими студентами. 21 октября 1846 года семинарист Якуб Бук вместе с другими семинаристами основал студенческое братство «Сербовка», целью которой стало объединение всех лужицких студентов, обучавшихся в Праге. В эту студенческую организацию в разное время входили будущие известные лужицкие писатели и общественные деятели Михал Горник, Якуб Барт-Чишинский, Миклауш Андрицкий и Йозеф Новак. Среди участников «Сербовки» были популярны идеи панславизма. Деятельность «Сербовки» способствовала консолидации лужицкого народа и его самоидентификации.

На первом этаже семинарии находилась часовня, посвящённая святому апостолу Петру. В настоящее время скульптура святого апостола Петра скульптора Матея Вацлава Еккеля, которая ранее располагалась в этой часовне, находится на углу внешней стороны здания семинарии.

В конце XVIII века после изменения границ германских католических епархий в семинарию стали принимать немецкоязычных студентов. В семинарии возникла конкуренция между славянским и немецким национализмом. Немецкая сторона упрекала в панславизме славянскую сторону, что приводило к постоянным конфликтам на государственном и церковном уровне. После Первой мировой войны в условиях инфляции сократилась материальная помощь со стороны католического епископа в Бауцене. В этих условиях численность семинаристов значительно сократилась. В августе 1922 года семинаристы были отправлены обратно в Саксонию. Осенью 1922 года деятельность Сербской семинарии была прекращена и 30 октября 1922 здание семинарии было передано местным властям. До 1927 года семинаристы бывшей Лужицкой семинарии обучались в населённом пункте Шмохтитц (Шмохтицы). Потом семинаристы из Верхней Лужицы обучались в семинарии города Фульда.

С 1728 года по 1922 год семинарию закончило 768 выпускников. Из них лужичанами были 428 человек, 319 человек были немцами и 21 человек были представителями других национальностей. После Второй мировой войны здание семинарии было передано во владение общественной организации «Общество друзей Лужицы». До 1955 года в здании действовало лужицкое учебное заведение. После здание было национализировано и пражские власти разрешили разместить в Сербской семинарии архив и библиотеку имени Михала Горника. В библиотеке регулярно проходили различные культурные мероприятия, посвящённые лужицкой культуре. В 2002 году здание и библиотека серьёзно пострадали от наводнения.

В настоящее время собственником здания является чешское Министерство образования, молодёжи и спорта Чешской Республики. В здании находится Центр по изучению высшего образования. Библиотека имени Михала Горника открыта для посещения каждую среду с 13.00 до 15.00 часов.

Известные выпускники

• Бедрих-Радлубин, Миклауш (1859—1930) — серболужицкий писатель и поэт;
• Бедрих, Михал (1855—1876) — серболужицкий писатель и поэт;
• Весела, Михал (1863—1927) — лужицкий поэт.
• Вяцлавк, Якуб (1885—1951) — библиотекарь. Основатель серболужицкой библиографии;
• Дучман, Гандрий (1836—1909) — лужицкий поэт и писатель.
• Жур, Миклауш (1859—1932) — лужицкий писатель, драматург и общественный деятель.
• Заренк, Миклауш (1865—1916) — лужицкий писатель и поэт
• Краль, Юрий (1864—1945) — лужицкий филолог.
• Кучанк, Якуб (1818—1898) — лужицкий писатель и общественный деятель.
• Франц Георг Лок (1751—1831) — епископ апостольской префектуры Лужицы.
• Цыж-Гайничанский, Ян (1883—1948) — лужицкий общественный деятель. Председатель Серболужицкого национального собрания.
• Михал Шевчик (1870—1903) — лужицкий писатель, историк и публицист.
• Чесла, Ян (1840—1915) — врач, серболужицкий поэт.
• Чорлих, Миклауш (1784—1858) — серболужицкий общественный деятель национального возрождения.
• Шевчик, Якуб (1867—1935) — лужицкий поэт и общественный деятель.
• Юст, Миклауш (1885—1975) — лужицкий публицист.

Литература

• Dieter Rothland: Das Wendische Seminar. In: Eine Kirche — zwei Völker. Domowina-Verlag, Bautzen 2003, ISBN 3-7420-1926-0.
• Peter Bien: Priesterseminar und Sachsens «Botschaft». Wandlungen eines geschichtsträchtigen Ortes, in Dresdner Neueste Nachrichten vom 6. August 2012, S. 16.
• Łusčanski, [www.serbski-institut.de/mat/dnlarchiv/cms_1892_158.pdf Serbski seminar sw. Pětra w Prazy], Časopis Maćicy Serbskeje, 1892, стр. 3 — 24
• Kinga Kijo, [stare.luzice.cz/clv/2009/clv_2009-03.pdf Česko-lužické styky od nejstaršího do 19. století], Česko-lužický věstnik, стр. 20

Ссылки

• [www.prostor-ad.cz/pruvodce/praha/vuva/misenska/luzsem.htm Lužický seminář, U lužického semináře 90/13, Míšeňská 90/1]
• [www.luzice.cz/home/cesko-luzicke-vztahy/hornikova-knihovna.dot Информация на сайте Организации «Общество друзей Лужицы»]

Отрывок, характеризующий Лужицкая семинария

Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.