Лужицкие сербы (союз племён)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лу́жицкие се́рбы (сербы) — средневековый западнославянский союз племён[1][2] во главе с племенем сорбов (сербов), включавший помимо сорбов также далеминцев, мильчан, лужичан, нишан, сусельцев и другие племена междуречья Заале (Салы) и Одера (Одры). Лужицкие сербы являлись одним из трёх крупных объединений полабских славян, областью их расселения была южная часть славянополабского ареала. Современные потомки лужицких сербов — лужичане (сербы, сорбы), славянский народ на востоке Германии, единственный среди полабских славян, сохранивший до настоящего времени родные язык и культуру[3][4].





История

Заселение междуречья Одера и Эльбы

Первые группы славян появляются в междуречье Заале и Одера (в почти полностью опустевшем в результате миграций германских племён в ходе великого переселения народов) с VI века, продвигаясь на запад из первоначальной области своего обитания между Одером и Днепром к северу от Карпатских гор[2]. Первыми славянами, освоившими данный регион, были представители суковско-дзедзицкой археологической культуры, к которым относились мильчане, требояне, жаровяне, слубяне, а также соседние польские племена любушан и дедошан. К западу от них за Эльбой были расселены славяне пражско-корчакской культуры. Позже в лужицкосербский ареал проникают славяне торновской культуры, отождествляемые с племенем лужичан. С начала VII века в междуречье Заале и Эльбы среди местного славянского населения расселяются славяне рюсенской культуры из придунайского региона, представленные племенем сербов (сорбов), влиянию славян данной культуры подверглись также мильчане, жившие к востоку от Эльбы[5].

Всего насчитывалось около 20 племён, у которых распространился общий этноним сербы, они расселились на территории площадью около 40 000 квадратных километров от реки Заале на западе до рек Одер и Бубр на востоке и от Берлина на севере до Рудных гор на юге. Племена сербов проникали и западнее в Тюрингию, Баварию и соседние с ними районы. Численность сербов по данным археологи определяется в 160 000 человек[2]. К северу от земель лужицких сербов размещались племена велетов (лютичей), к западу — германские племена, к востоку — силезские племена и к югу — племена чехов.

Формирование союза племён

Первоначально племя сорбов, впервые упоминаемое в исторических источниках под 631 годом, населяло земли по берегам реки Мульды в соседстве с сусельцами, нелетичами, худичами, далеминцами и с рядом мелких славянских племён[3][6][7]. Позднее к VIII веку сорбы образовали союз племён, в который вошли населявшие междуречье Заале и Эльбы далеминцы, колодичи, сиуслы, житичи, худичи, нелетичи, нуджичи и другие племена. К IX веку сорбский союз распространяет своё влияние и к востоку от Эльбы до Одера и Бубра, этноним сорбов закрепляется у племён лужицкой области[5]. Территория образованного сорбами политического объединения была разделена на племенные регионы, состоявшие в свою очередь из «градских округов», всего насчитывалось до 50 таких округов. В исторических источниках под 806 годом упоминается имя князя Милидуха, правившего всеми сорбскими племенами[5].

Войны с франками

В хронике Фредегара говорится о том, что уже в 30-х годах VII века сербы платили дань франкам. На некоторое время сербы освободились от господства франков, когда их земли вошли в состав государства Само, в это время возглавлял сорбские племена князь Дерван[8]. С конца VIII века франки начинают всё чаще вторгаться на территорию сорбов. Франкский король Карл Великий разгромил славян в войне 782 года. В 805806 годах в войнах с франками погибает князь Милидух. Исторические источники свидетельствуют о 14 крупных войнах сорбов с Франкским, а позднее Восточно-Франкским государством. Сорбы в некоторых случаях успешно противостоят германской агрессии и даже, переходят в наступление, вторгаясь в земли франков и разоряя их. Тем не менее в X веке сербский племенной союз был окончательно разгромлен, серболужицкое население было покорено германцами[8].

Ассимиляция славян

После поражения в войнах с франками лужицкие сербы продолжали поднимать восстания, но все они были подавлены немецкими властями. В ходе покорения сербов были разрушены сотни городищ и деревень, истреблены тысячи людей. Завоевание славян сопровождалось христианизацией сербских областей. В области расселения лужицких сербов стали создаваться епископства, строились церкви. Славяне, противившиеся христианизации, тем не менее до XII века сохраняли языческую веру[9].

Войны в землях лужицких сербов не прекращались и в XI—XII вв., власть над этой территорией переходила от немцев то к полякам, то к чехам. В XII веке в землях сорбов были образованы марка Лужица (в землях лужичан) и земля Будишин (Бауцен) (в землях мильчан)[9]. Позднее Лужица стала называться Нижней Лужицей, а на Будишинскую землю распространилось название Верхняя Лужица.

После завоевания сербских земель началось их массовое заселение немецкими колонистами, немцы стали строить города, разрешая славянам селиться только на их окраинах. В условиях административного и церковного управления, находящегося в руках немцев, начался процесс постепенной германизации славянского населения. На значительных территориях лужицкие сербы утратили славянские язык и культуру, полностью ассимилировались сербы междуречья Заале и Эльбы, сохранилась лишь небольшая часть славян на территориях, населённых в прошлом племенами лужичан и мильчан. На землях лужичан в районе Котбуса (федеральная земля Бранденбург) в настоящее время распространён находящийся на грани исчезновения нижнелужицкий язык, а на землях мильчан в районе Будишина (федеральная земля Саксония) распространён верхнелужицкий язык, активно употребляемый только в районах расселения сорбов-католиков. Название племенного союза сербы сохранилось в самоназвании славян на востоке Германии — н.-луж. Serby, Serbski lud, в.-луж. Serbja, Serbski lud.

Состав союза племён

Северо-восточные районы территории сербского союза племён населяли такие крупные племена, как мильчане и лужичане в междуречье Эльбы и Бубра, к востоку от них в пограничье с Силезией размещался ряд мелких племенных образований, таких как жаровяне, требояне, слубяне, бежунчане и другие. Из них в «Баварском Географе» IX века упоминаются племена лужичан (Lunsizi), мильчан (Milzane) и бежунчан (Besunzane)[10]. К северу от лужичан на границе с землями велетов жили плони, возможно также входившие в сербский союз[6][7]. В юго-западных районах сербской территории размещались племена собственно сербов, далеминцев (гломачей), нишан, худичей, нижичей, сусельцев, жирмунтов, нелетичей и других племён[6][7], часть из которых были территориальными новообразованиями, большинство из них к VIII веку уже входили в лужицкосербский союз. Из них «Баварским Географом» упоминаются племена сербов (Surbi) и далеминцев (Talaminzi)[10].

Славяне Тюрингии

Из междуречья Заале и Эльбы славяне расселялись дальше на запад, уже с VII века небольшими группами проникая на территорию Тюрингии (об этом свидетельствуют редкие археологические находки пражско-корчакской и рюсенской культур). Начиная с IX века миграции славян усиливаются, что отражают письменные документы IXXIII вв., славянская топонимика Тюрингии и многочисленные археологические данные. В некоторых районах Тюрингии к XII веку славяне составляли до 37 % всего населения. Славяне селились или рядом с франкскими деревнями или в уже существующих деревнях франков. Славяне сохраняли собственную материальную культуру, судя по найденным археологическим материалам, до XIIXIII вв., после чего они постепенно растворились в немецкоязычной среде[8].

Социальный строй

Лужицкие сербы жили родовым строем. На территории их расселения были расположены многочисленные «грады». «Грады» делились на крупные укреплённые поселения — центры небольших племенных образований и более мелкие — административные центры округов, служившие резиденциями племенных вождей и их дружин. Для местного населения такие поселения служили убежищем в случае возникновения опасности[8]. К VIII веку у лужицких сербов начался распад родового строя так же, как и у других народов Восточной Европы, на смену большой семье пришла деревенская община, представлявшая собой объединение нескольких семей, возглавляемое старостой. Главой племени у сербов был князь. Распад родового строя разделил население на высший слой общества — князей племенных союзов и на свободных крестьян. К IX веку появляются лично зависимые члены племени[9].

Хозяйственные отношения

Главными занятиями лужицких сербов были земледелие и скотоводство. Территория, занимаемая славянами сербского региона, прежде всего в южной части характеризуется плодородными моренными и лессовыми почвами и развитой водной системой, что способствовало развитию земледелия[8]. На севере сербской территории почва была песчаная, а местность лесистая и болотистая. Славянское слово *luža (заболоченная местность) дало название земле племени лужичан — Лужица. Большое значение для сербов имели также охота, рыболовство и пчеловодство. Была развита торговля между племенами, основными товарами были скот, зерно, соль, гончарные изделия и прочее. По землям сербов проходили торговые пути из Западной Европы в Восточную и далее в Византию, Аравию. Сорбы занимались также разнообразными ремёслами[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "Лужицкие сербы (союз племён)"

Примечания

  1. Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. — М.: Фонд археологии, 1995. — С. 141. — ISBN 5-87059-021-3.
  2. 1 2 3 4 Лаптева Л. П., Кунце П. [www.slavcenteur.ru/Proba/ucheba/kursy/Serboluzhistorija.pdf История серболужицкого народа]. — С. 1. (Проверено 8 июля 2012)
  3. 1 2 3 [bse.sci-lib.com/article090655.html Статья Полабские славяне] // Большая советская энциклопедия / Гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М.: «Сов. энциклопедия», 1969—1978. — Т. 20. (Проверено 8 июля 2012)
  4. [www.etnolog.ru/people.php?id=LUZH Etnolog.ru. Энциклопедия народов мира]. — Лужичане. (Проверено 8 июля 2012)
  5. 1 2 3 Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. — М.: Фонд археологии, 1995. — С. 143. — ISBN 5-87059-021-3.
  6. 1 2 3 4 [bse.sci-lib.com/a_pictures/17/16/259353153.jpg Большая Советская Энциклопедия]. — Карта из статьи «Полабские славяне» в БСЭ. Полабские славяне в 8—10 вв. [www.webcitation.org/687tDk8YA Архивировано из первоисточника 2 июня 2012]. (Проверено 8 июля 2012)
  7. 1 2 3 4 [upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/e/ed/Heiliges_R%C3%B6misches_Reich_1000.PNG Commons.wikimedia.org]. — Heiliges Römisches Reich 1000. [www.webcitation.org/6Az6moi1o Архивировано из первоисточника 27 сентября 2012]. (Проверено 8 июля 2012)
  8. 1 2 3 4 5 Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. — М.: Фонд археологии, 1995. — С. 144. — ISBN 5-87059-021-3.
  9. 1 2 3 Лаптева Л. П., Кунце П. [www.slavcenteur.ru/Proba/ucheba/kursy/Serboluzhistorija.pdf История серболужицкого народа]. — С. 2. (Проверено 8 июля 2012)
  10. 1 2 Херрман И. [idrisi.narod.ru/bav-herrm.htm Ruzzi. Forsderen Liudi. Fresiti. К вопросу об исторических и этнографических основах «Баварского Географа» (первая половина IX в.)] // Древности славян и Руси / Ответственный редактор Тимощук Б. А.. — М.: Наука, 1988. — С. 162—164. — ISBN 5-02-009419-6. (Проверено 8 июля 2012)

Отрывок, характеризующий Лужицкие сербы (союз племён)

Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.