Луиджи Амедео (принц Савойский и герцог Абруццкий)

Принц Людвиг Амедей Савойский, герцог Абруццкий
Principe Luigi Amedeo di Savoia, Duca degli Abruzzi
Дата рождения:	29 января 1873(1873-01-29)
Место рождения:	Мадрид
Гражданство:	Королевство Италия Королевство Италия
Дата смерти:	18 марта 1933(1933-03-18) (60 лет)
Место смерти:	Сомали
Отец:	Амедей Савойский, Король Испании
Мать:	Мария Виттория Даль Поццо
Награды и премии:

Принц Луи́джи Амеде́о Саво́йский (Людвиг Амедей, принц Савойский, полностью: принц Луиджи Амедео Джузеппе Мария Фердинандо Франческо д’Аоста, герцог Абруцци — итал. principe Luigi Amedeo Giuseppe Maria Ferdinando Francesco d`Aosta, duca degli Abruzzi) (29 января 1873, Мадрид — 18 марта 1933) — итальянский принц Савойской династии, путешественник, адмирал.

Его отец Амадей, герцог Аостский короткое время (1871-73) занимал испанский престол, а его дядя Умберто I в 1878 году взошёл на трон Италии. Луиджи, единственный из трёх детей Амадея, родился в Мадриде во время царствования своего отца. В 1893—1894 годах посетил Эритрею. В 1894—1896 годах совершил кругосветное путешествие. В 1897 году первым взошёл на гору Святого Ильи (5489 м) на Аляске.

Арктическая экспедиция

1899 год — наиболее известная и трудная полярная экспедиция герцога. Весной, прибыв с 10 соотечественниками в Христианию, герцог приобрёл паровое китобойное судно «Джесон» водоизмещением 570 тонн. Переоснастив его для плавания во льдах и переименовав в «Stella Polare» («Полярную Звезду»), он 12 июня вышел в Архангельск.

30 июня «Полярная звезда» бросила якорь на соломбальском рейде Архангельска. Торжественно приняв на судне архангельского губернатора А. Энгельгарда, герцог Абруццкий вместе с ним в тот же день прибыл на Соборную пристань, где их встретили представители местных властей и иностранных консульств.

Газета «Архангельские губернские ведомости» (номер от 7 июля) писала:

В городском театре состоялся экстраординарный Gala-спектакль в присутствии герцога Абруццкого. Шла трёхактная драма «Багдадская принцесса» А. Дюма-сына. Перед поднятием занавеса оркестр исполнил итальянский королевский гимн…

Впоследствии, вспоминая о посещении Архангельска, герцог Абруццкий писал:

Окончательный отъезд был назначен на 12 июля. Рано утром для нас, католиков, была открыта церковь, и мы выслушали обедню. После обеда на борт перевезли всех собак и посадили в предназначенные для них клетки. Вечером «Полярная звезда» отчалила, и два парохода потащили её вниз по Двине, чтобы там загрузиться углём. Мы с доктором Кавалли остались ещё на суше, чтобы провести вечер с нашими друзьями из Италии. На следующее утро мы расстались, наконец, с Архангельском. Все время, пока мы плыли между плотами и дровами, перед нами поднимались флаги в знак приветствия…

Воспоминаниям о посещении Архангельска в книге герцога посвящена отдельная глава, где есть упоминания и об охоте, устроенной в его честь. Позже всем участникам охоты герцог выслал памятную фотографию с дарственной надписью.

Экспедиция состояла из 20 человек, среди научного состава были капитан Умберто Каньи, лейтенант Ф. Кверини, доктор А. Кавалли Молинелли. План экспедиции состоял в следующем: достигнуть в районе Земли Франца-Иосифа возможно более северной широты, организовать там базу для зимовки, и после зимовки на собачьих упряжках по льду достичь полюса.

Герцог устроил зимовочную базу на острове Рудольфа, в бухте Те́плиц. После окончания полярной ночи экспедиция стала готовиться к санному походу на Северный полюс. Однако герцог во время зимовки обморозил руку, и ему пришлось ампутировать два пальца, что лишило его возможности принять участие в походе. Он поручил руководство полюсной партией капитану Каньи. 11 марта 1900 года Каньи выступил в путь и 25 апреля достиг 86° 34' с.ш., побив рекорд Нансена 1895 года приблизительно на 30' (то есть около 35-40 километров). Здесь партия Каньи повернула назад и 23 июня с огромным трудом достигла базы на острове Рудольфа. По возвращении группы Каньи «Стелла Поляре» 16 августа покинула остров Рудольфа и направилась на юг. Пробившись сквозь тяжёлые льды, судно вышло на свободную воду, и в сентябре экспедиция прибыла в Норвегию. Во время экспедиции был исследован и нанесён на карту северный берег острова Рудольфа и окончательно опровергнуто существование «Земли Петермана» и «Земли короля Оскара».

На возвращение «Полярной звезды» Джованни Пасколи написал оду «Герцогу Абруццкому и его спутникам», начинающуюся:

Questo è dall’ombre un ritorno! Dante Alighieri ha sorriso. Noi sedevamo; ed un giorno vi pensammo all’improvviso. L’anime nostre oscillare sentivamo come l’ago del magnete, tutte cercando inquiete la Stella Polare.

Выход из вечного мрака! Данте готов улыбнуться. Ждали мы срока и знака, Что ушедшие вернутся; Стрелкой магнитной дорожной Наши души напряжённо трепетали, Всё устремляясь тревожно В полярные дали. (перевод М. Л. Гаспарова; в оригинале — «тревожно ища Полярную звезду»)

Последующие годы

1906 год — путешествие, выполненное в соответствии с последним желанием Генри Мортона Стенли в Уганду в горный район Рувензори. Первовосхождения на высочайшие вершины района (5109 м), один из пиков был горы Стэнли был назван Маргерита в честь королевы Савойской.

Следующая большая экспедиция в 1909 году имела целью достижение второй по высоте вершины мира К2 в Каракоруме. Участникам экспедиции удалось достичь высоты 6666 м. Альпинисты шли по маршруту, который позже назвали ребро Абруццкого. При попытке восхождения на вершину Чоголиза удалось установить мировой рекорд подъёма на высоту для того времени (7498 м).

Позже — адмирал Италии, командующий Адриатическим флотом во время Первой мировой войны. Его именем названы несколько географических объектов, в том числе остров Луиджи архипелага Земля Франца-Иосифа.

Научные труды

• «La Stella Polare nel Mare Artico 1899—1900» (Милан, 1902);
• «Osservaziom scientifiche, eseguite durante la spedizione polare di S. A. R. Luigi Amedeo di Savoia» вместе с Каньи и Кавалли-Молинелли — (Милан, 1903).

Награды

• Высший орден Святого Благовещения
• Кавалер Большого креста Савойского Военного ордена
• Кавалер Большого креста ордена Святых Маврикия и Лазаря
• Кавалер Большого креста ордена Короны Италии
• Кавалер Савойского гражданского ордена

Библиография

• De-Filippi, «La spedizione di S. A. R. il principe Luigi Amedeo di Savoia Duca degli Abruzzi ai monte Sant’Elia (Alaska) 1897» (Мил., 1900, 2 изд.).

Отрывок, характеризующий Луиджи Амедео (принц Савойский и герцог Абруццкий)

– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.