Гонгора, Луис де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Луис де Гонгора»)
Перейти к: навигация, поиск
Луис де Гонгора
Дата рождения:

11 июля 1561(1561-07-11)

Дата смерти:

23 мая 1627(1627-05-23) (65 лет)

Луи́с де Го́нгора-и-Арго́те (исп. Luis de Góngora y Argote, 11 июля 1561, Кордова — 23 мая 1627, Кордова) — испанский поэт эпохи барокко.





Биография

Сын коррехидора. Учился праву в Университете Саламанки, служил каноником в кафедральном соборе Кордовы. С 1589 года странствовал по Испании, выполняя поручения капитула. В 1609 году вернулся в родной город. В 1617 году был назначен королевским капелланом, до 1626 года жил при дворе короля Филиппа III в Мадриде. В 1627 серьёзно заболел, потерял память и снова возвратился домой, где в крайней бедности умер вскоре от апоплексии.

Творчество

Принято делить творчество Гонгоры на два периода — «ясный» (до 1610) и «темный». В первый период он пишет лирические и сатирические стихи — традиционные сонеты, романсы, летрильи. Плоды второго периода — «Ода на взятие Лараче» (1610), мифологическая поэма «Сказание о Полифеме и Галатее» (1613) и венец поэзии Гонгоры, одна из вершин испанского стихотворного искусства — цикл пасторальных «Поэм уединения» (исп. Soledades, другое значение слова — печаль, любовная тоска). Из задуманных четырёх поэм («Уединение в поле», «Уединение на берегу», «Уединение в лесу», «Уединение в пустыне») написаны только первая и часть второй. Созданное Гонгорой в этот период причисляют к «ученой» поэзии, так называемому культеранизму или культизму (исп. el culteranismo, el cultismo) — течению барочной словесности, на протяжении жизни Гонгоры вызывавшему острую литературную полемику. Его противниками выступали Лопе де Вега и Франсиско Кеведо (сонеты последнего, впрочем, не чужды «темной» манере)[1]; Сервантес отдавал должное искусству Гонгоры.

Наследие и признание

Празднование 300-летия со дня смерти Гонгоры (1927), организованное в Севилье тореадором Игнáсио Сáнчесом Мехи́асом, стало актом символического сплочения поэтов, группировавшихся вокруг Федерико Гарсиа Лорки, и дало группе имя «поколения 27 года». После этого созданное Гонгорой, который при жизни не опубликовал ни одной книги (его стихи переписывались от руки и печатались лишь в антологиях), входит в классический канон. В этом качестве оно как бы заново вернулось в отечественную и мировую поэзию: лирика, поэмы и драмы Гонгоры активно переиздаются, переводятся и изучаются теперь в Испании и во всем мире. Пионерское значение в этом движении имели труды выдающегося поэта и филолога Дáмасо Алонсо — он, в частности, показал, что «темная» манера присутствует и в ранних произведениях поэта. Одно из изданий Гонгоры (1948) иллюстрировал Пикассо.

Публикации на русском языке

  • Испанская эстетика. Ренессанс. Барокко. Просвещение. М.: Искусство, 1977 (материалы полемики вокруг Гонгоры и культеранизма, по Указателю).
  • Стихи//Жемчужины испанской лирики. М., Художественная литература, 1984, с.87-100
  • Стихи//Испанская поэзия в русских переводах, 1789—1980/ Сост., пред. и комм. С. Ф. Гончаренко. М.: Радуга, 1984, с.220-263
  • Лирика. М.: Художественная литература, 1987 (Сокровища лирической поэзии)
  • Стихи// Поэзия испанского барокко. СПб: Наука, 2006, с.29-166 (Библиотека зарубежного поэта)
  • [simakowww.narod.ru/POLIFEM.html Поэма о Полифеме и Галатее]

Напишите отзыв о статье "Гонгора, Луис де"

Примечания

Литература на русском языке

  • Гарсиа Лорка Ф. Поэтический образ дона Луиса де Гонгоры // Самая печальная радость… Художественная публицистика. М.: Прогресс, 1987, с.232-251
  • Х. Лесама Лима. Аспид в образе дона Луиса де Гонгоры // Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1988, с.179-206

Отрывок, характеризующий Гонгора, Луис де



Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.