Лафонтен, Луи-Ипполит

Луи-Ипполит Лафонтен (Ла Фонтен), фр. Louis-Hippolyte La Fontaine (4 октября 1807, fr:Boucherville — 26 февраля 1864, Монреаль) — канадский политик. Один из инициаторов (наряду с Р. Болдуином) создания в Канаде ответственного правительства. Премьер-министр Восточной Канады в 1842—1843 и в 1848—1851 г.

Известен тем, что первым произнёс речь в парламенте на французском языке, несмотря на запрет официального использования этого языка согласно Акту о Союзе 1840 г.

Биография

Родился в г. Бушервиль в Нижней Канаде. Был третьим сыном Антуана Менара Лафонтена, столяра, и Мари-Жозеф Фонтен Бьенвеню.

В 1828 г. принят в коллегию адвокатов. 9 июля 1831 г. женился на Адель Бертоло. С 1830 г. избран депутатом от Тербона в Ассамблею Нижней Канады. В период восстаний 1837 года Лафонтен проявил готовность к компромиссам и был назначен генеральным прокурором Нижней Канады, а 19 сентября 1842 г. — главой правительства.

Речь в защиту французского языка

13 сентября 1842 г. Лафонтен произнёс свою первую речь перед парламентом на французском языке, использование которого в официальном обиходе было запрещено согласно Акту о Союзе. Когда его прервал депутат Данн, потребовав, чтобы тот говорил по-английски, Лафонтен ответил ему, что считает запрет французского языка несправедливым и будет, несмотря ни на что, говорить по-французски и дальше.

После этого инцидента ещё несколько депутатов от Нижней Канады последовали его примеру, что через несколько лет привело к отмене статьи, запрещавшей официальное использование французского.

Поздние годы

В ходе выборов 1847—1848 гг. Лафонтен и его сторонники одержали триумфальную победу. Он стал первым премьер-министром ответственного правительства. 26 сентября 1851 г., ввиду усталости и болезни, он ушёл в отставку. Получил почётную должность Председателя суда королевской скамьи и титул баронета, вскоре после этого умер в Монреале.

В честь него названы ряд объектов в провинции Квебек.

Сочинения

• Les deux girouettes, ou l’hypocrisie démasquée, Montréal, 1834 ([bibnum2.banq.qc.ca/bna/numtexte/125475.pdf en ligne])
• Notes sur l’inamovibilité des curés dans le Bas-Canada, Montréal, 1837
• Analyse de l’ordonnance du Conseil spécial sur les bureaux d’hypothèques […], Montréal, 1842
• De l’esclavage en Canada, Montréal, 1859 ([books.google.ca/books?id=a-ANAAAAQAAJ&hl=fr en ligne])
• De la famille des Lauson. Vice-rois et lieutenants généraux des rois de France en Amérique, 1859 ([bibnum2.banq.qc.ca/bna/numtexte/337920.pdf en ligne])
• Adresse aux électeurs du comté de Terrebonne, 1840 ([www.goodreads.ca/terrebonne/fr.html en ligne])

Литература

• Georges Aubin. Louis-Hippolyte La Fontaine. Correspondance générale, 2002—2005
  • Tome 1 : Les ficelles du pouvoir : correspondance entre Louis-Hippolyte La Fontaine et Robert Baldwin, 1840—1854
  • Tome 2 : Au nom de la loi : lettres de Louis-Hippolyte La Fontaine à divers correspondants, 1829—1847
  • Tome 3 : Mon cher Amable : lettres de Louis-Hippolyte La Fontaine à divers correspondants, 1848—1864
• Georges Aubin. Louis-Hippolyte La Fontaine. Journal de voyage en Europe, 1837—1838, Sillery : Septentrion, 1999, 153 p. ISBN 2-89448-142-X
• Jacques Monet, La Première Révolution tranquille, Montréal, Fides, 1981.
• Jacques Monet, " [www.biographi.ca/FR/ShowBio.asp?BioId=38663 La Fontaine, Louis-Hippolyte] ", dans le Dictionnaire biographique du Canada en ligne, University of Toronto et Université Laval, 2000
• Réal Bertrand. Louis-Hippolyte LaFontaine, Montréal : Lidec, 1993, 60 p. ISBN 2-7608-7046-4
• Élie-Joseph Auclair. Figures canadiennes, Montréal, 1933, vol. 2, P.9-19 ([bibnum2.banq.qc.ca/bna/numtexte/192700-2.pdf en ligne])
• Alfred Duclos DeCelles. LaFontaine et son temps, Montréal : Librairie Beauchemin, 1907, 208 p. ([bibnum2.banq.qc.ca/bna/numtexte/181276.pdf en ligne])
• Laurent-Olivier David. Sir Ls.-H. Lafontaine, Montréal : Typographie Geo. E. Desbarats, 1872, 45 p.
• S. B. Leacock. Baldwin, Lafontaine, Hincks. Responsible Government, Toronto, 1907
• M. E. Abbott Nish, Double majority: Concept, Practice and Negotiations, 1840—1848, thèse de m.a., McGill University, Montréal, 1966

Отрывок, характеризующий Лафонтен, Луи-Ипполит

– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал: