Пуансо, Луи

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Луи Пуансо»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Пуансо.
Луи Пуансо
Louis Poinsot
Место рождения:

Париж

Научная сфера:

математика, механика

Место работы:

Политехническая школа в Париже

Альма-матер:

Политехническая школа в Париже

Луи́ Пуансо́ (фр. Louis Poinsot; 3 января 1777, Париж — 5 декабря 1859, там же) — французский математик и механик, академик Парижской Академии наук (1813); пэр Франции (1846), сенатор (1852). Известен своими трудами в области геометрии и механики[1][2].





Биография

Родился в Париже 3 января 1777 г.; учился в лицее Людовика Великого. Осенью 1794 года он решил поступить в только что организованную Политехническую школу[3]. В число вступительных экзаменов входил экзамен по математике; в коллеже Пуансо изучал только арифметику, и ему пришлось перед экзаменом самостоятельно проштудировать учебник геометрии. На экзамене выяснилось, что нужно знать ещё и алгебру; Пуансо пообещал, что выучит её к началу занятий. Ему поверили, и он оказался в составе первого набора студентов Политехнической школы[4].

В 1797 году Пуансо покинул Политехническую школу и перешёл в Школу мостов и дорог, решив стать инженером путей сообщения; в конце концов, однако, он предпочёл математику прикладным наукам[3]. В 1804—1809 гг. Пуансо работал преподавателем математики в Лицее Бонапарта, затем вернулся в Политехническую школу и до 1816 года занимал там должность профессора анализа и механики (а потом, после реорганизации школы, ещё десять лет был в ней экзаменатором). В 1809—1824 гг. — генеральный инспектор Французского университета[1][2]. В период Июльской монархии был (с 1840 г.) членом Королевского совета народного просвещения[3].

После смерти Лагранжа (1813 г.) Пуансо был избран на его место в Институт Франции (то есть в Парижскую Академию наук)[5]. В 1852 году, с установлением Второй империи, был возведён в сенаторы[2].

Научная деятельность

Основные научные исследования Пуансо посвящены математике (теория чисел, геометрия) и механике[1].

Математика

В области теории чисел Пуансо исследовал простые корни алгебраических уравнений, представление числа в виде разности двух корней, некоторые диофантовы уравнения[1].

В области геометрии изучал правильные звёздчатые многогранники[1]. Как показал Коши в 1811 году, существует всего 4 таких многогранника (называемых телами Кеплера — Пуансо): два из них были открыты Иоганном Кеплером (1619), а два оставшихся — большой додекаэдр и большой икосаэдр — открыл Пуансо (1809)[6].

В мемуаре «Общая теория равновесия и движения систем» (1806) Пуансо исследовал теорию кривых и выяснил принципы построения нормалей к ним[7].

Механика

Для научной методологии Пуансо-механика характерно последовательное применение строгой математической теории к конкретным задачам, берущим начало из практики[8]. Он добивается полной отчётливости тех научных абстракций и моделей, которыми пользуется при исследовании вопросов механики. Помимо этого, Пуансо предпочитает опираться на геометрическую трактовку таких вопросов, желая наиболее ясно схватить общие качественные особенности изучаемых явлений (которые могут ускользнуть от внимания исследователя, ограничивающегося лишь аналитическим анализом. Ценность этих двух принципиальных методологических аспектов обусловливается для Пуансо тем, что механика должна непосредственно обслуживать запросы практики, а поэтому весьма важны строгая обоснованность научных выводов, соответствие используемых научных абстракций и теоретических моделей реальности, получение качественной картины явлений — столь же необходимой для практика-инженера, сколь и детальный количественный расчёт[9].

Трактат «Начала статики»

В области геометрической статики главнейшими трудами Пуансо стали мемуар «О сложении моментов и площадей в механике» (фр. «Mémoire sur la composition des moments et des aires dans la Mécanique»; представлен Парижской академии наук в 1803 году, опубликован в следующем году) и трактат «Начала статики» (фр. «Éléments de statique»; вышел первым изданием в том же 1803 году)[9]. Данный трактат многократно переиздавался и более столетия оставался ходовым учебником статики[10]; в нём геометрическая статика впервые была представлена в таком аспекте, в каком её и теперь излагают во всех высших технических учебных заведениях[11].

Во введении к данному трактату Пуансо чётко обосновывает целесообразность изучения статики отдельно от динамики, не рассматривая те движения, которые могли бы сообщить материальным телам действующие на них силы[10].

В первой главе трактата формулируются основные аксиомы статики. Среди них: свойство находиться в равновесии двух равных и противоположно направленных сил, которые действуют вдоль одной и той же прямой (из данного свойства вытекает возможность переносить точку приложения силы вдоль линии действия данной силы); возможность прибавлять к данной системе совокупность двух сил, которые приложены к одной точке, равны по модулю и противоположны по направлению[12].

За аксиомами следуют четыре теоремы, в которых Пуансо определяет правила сложения параллельных и сходящихся сил. В теоремах I и II Пуансо доказывает (в духе Архимеда), что равнодействующая двух сонаправленных параллельных сил равна сумме величин сил и делит отрезок, соединяющий точки приложения исходных сил, в отношении, обратно пропорциональном их величинам[13]. В теоремах III и IV дан геометрический вывод закона сложения двух сходящихся сил по правилу параллелограмма. Этот закон (доказывавшийся Пуансо на основе более простых утверждений) с начала XX в. стали включать в число аксиом статики; в числе первых на этот путь встали В. Л. Кирпичёв (1902)[14], Е. Л. Николаи (1922)[15], А. И. Некрасов (1932)[16] и другие механики[17].

В данной главе Пуансо впервые вводит фундаментальное понятие о реакциях связей[18] (которые он именует «силами сопротивления препятствий»[12]). При этом он (также впервые) чётко формулирует принцип освобождаемости от связей[19]:  «…сопротивления, испытываемые телом от посторонних причин, могут быть заменены соответствующими силами… после такой замены сопротивлений силами можно считать тело свободным в пространстве»[8].

Одной из важнейших заслуг Пуансо стало введение им в статику новой, чрезвычайно важной и плодотворной абстракции — пары сил[1]. Разработке теории пар сил посвящена существенная часть трактата; в результате была обоснована и реализована возможность изложения статики на основе принципа сложения и разложения сил, который Пуансо кладёт в основу преобразований системы сил и пар, приложенных к твёрдому телу[20]. В частности, Пуансо показал, что действие силы на твёрдое тело не изменится, если эту силу перенести в другую точку, добавив одновременно пару сил с моментом, равным моменту данной силы относительно новой точки приложения[21]. Важное дополнение к первой главе появилось в седьмом издании «Начал статики» (1837); там Пуансо вводит понятие центральной оси системы сил и доказывает, что при выборе центра приведения на этой оси модуль главного момента системы сил оказывается минимальным[22].

Вторая глава трактата («Об условиях равновесия, выраженных уравнениями») посвящена переводу содержания первой главы на язык формул; в ней также содержится рассмотрение частных подклассов систем сил[22]. На основе теории пар оказалось возможным создать стройную теорию приведения к заданному центру произвольной системы сил, действующих на твёрдое тело, при помощи эквивалентных преобразований. Пуансо нашёл статические инварианты (характеристики систем сил, не меняющиеся при их эквивалентных преобразованиях) и проанализировал все возможные случаи приведения (отличающиеся значениями статических инвариантов). Рассматривая случай, когда как результирующая сила, так и момент результирующей пары равны нулю (случай равновесия твёрдого тела), Пуансо впервые вывел шесть уравнений равновесия твёрдого тела[20].

Вводя в рассмотрение «силы сопротивления опор» и применяя принцип освобождаемости от связей, Пуансо разработал теорию равновесия несвободного твёрдого тела для важнейших частных случаев: тела с одной неподвижной точкой, тела с неподвижной осью вращения, тела, опирающегося на неподвижную плоскость или на несколько таких плоскостей. В каждом из этих случаев был подробно исследован вопрос о нахождении давления тела на опоры (то есть о вычислении реакций связей)[20].

В конце второй главы Пуансо распространяет теорию равновесия твёрдого тела на случай системы тел. При этом он опирается на принцип отвердевания, по которому находящаяся в равновесии система тел может — в этом состоянии равновесия — трактоваться как составное твёрдое тело с жёстким соединением отдельных его частей[23].

Третья глава трактата («„О центрах тяжести“») содержит изящные оригинальные способы определения центров тяжести тел и общие формулы для центра параллельных сил[20].

В четвёртой главе («О машинах»), составляющей треть всего объёма трактата, Пуансо приводит набор примеров на практическое применение изложенной в конце второй главы общей теории равновесия систем взаимосвязанных твёрдых тел[24]. При этом он отличает машину от орудия, служащего для передачи действия сил (например, рычага), и определяет машину так[25]:  «Машины суть не что иное, как тела или системы тел, движения которых стеснены некоторыми препятствиями»[20].

Перечень машин, которые рассматривает Пуансо, начинается с «простых машин» (весы, ворот, винт, наклонная плоскость и другие), и завершается сложными машинами, среди которых — коленчатый рычажный пресс, зубчатые механизмы, домкрат, весы Роберваля[26][24]. Пуансо впервые в рамках геометрической статики дал[27] правильное решение парадокса весов Роберваля[28]; его решение основывалось на параллельном переносе силы тяжести с добавлением присоединённой пары, а также на свойствах эквивалентного преобразования пар[17].

Мемуар «Общая теория равновесия и движения систем»

За ними последовал в 1806 году мемуар Пуансо «Общая теория равновесия и движения систем» (фр. «Mémoire sur la théorie générale de l'équilibre et du mouvement des systèmes»), опубликованный в «Журнале Политехнической школы»[9]. В данном мемуаре Пуансо применяет теорию пар уже к динамике, получая существенно более простые доказательства ряда результатов, найденных его предшественниками[29].

Трактат «Новая теория вращения тел»

Трактат Пуансо «Новая теория вращения тел» (фр. «Theórie nouvelle de la rotations des corps»; 1834), посвящённый в основном вопросам кинематики и динамики твёрдого тела с неподвижной точкой, явился новым существенным вкладом учёного в эти разделы механики. В кинематике он ввёл:

  • понятие пары вращений  (с доказательством её эквивалентности поступательному движению);
  • понятие мгновенной оси вращения твёрдого тела, совершающего сферическое движение;
  • понятие центральной оси системы вращений и поступательных движений (мгновенная винтовая ось)[30].

Весьма плодотворную роль в процессе становления кинематики твёрдого тела сыграло введённое Пуансо (как в случае сферического движения, так и в общем случае пространственного движения) понятие аксоидов[31]. В случае пространственного движения неподвижный аксоид — это множество положений, которые последовательно занимает мгновенная винтовая ось в неподвижном пространстве, а подвижный аксоид — это аналогичное множество положений, занимаемых данной осью в движущемся теле; оба этих аксоида являются линейчатыми поверхностями. Пуансо показал, что произвольное движение твёрдого тела можно представить как качение подвижного аксоида по неподвижному с возможным проскальзыванием вдоль мгновенной винтовой оси[32].

В случае сферического движения мгновенная винтовая ось превращается в мгновенную ось вращения, а аксоиды представляют собой конические поверхности с общей вершиной в неподвижной точке (при этом неподвижный аксоид служит геометрическим местом положений оси мгновенного вращения в неподвижном пространстве, а подвижный — геометрическим местом таких же положений, но в теле). Предыдущий результат Пуансо переходит в утверждение о возможности представить произвольное сферическое движение качением без проскальзывания подвижного аксоида по неподвижному[33][34].

Наконец, в случае плоского движения достаточно вместо аксоидов рассматривать центроиды — кривые пересечения аксоидов с плоскостью движения (эти кривые являются траекториями мгновенного центра скоростей соответственно на неподвижной плоскости и плоскости, перемещающейся вместе с телом). В данном случае Пуансо получил, что при плоском движения подвижная центроида всегда катится по неподвижной без скольжения[35].

В динамике твёрдого тела Пуансо весьма успешно использовал понятие эллипсоида инерции (само это понятие было введено О. Л. Коши в 1827 г.[36]). В частности, ему удалось получить наглядную геометрическую интерпретацию движения твёрдого тела с неподвижной точкой в случае Эйлера (случай движения тяжёлого твёрдого тела, закреплённого в своём центре тяжести; впервые исследован Эйлером в 1758 году): оказалось, что в данном случае («движение Эйлера — Пуансо») эллипсоид инерции данного тела катится по некоторой неподвижной плоскости <math>\mathcal{P}</math> без проскальзывания[37][30]; данная плоскость ортогональна вектору кинетического момента тела[34].

Как показал Пуансо, такое качение происходит всё время в одном направлении (но не обязательно с одинаковой скоростью). Точка касания эллипсоида инерции с плоскостью <math>\mathcal{P}</math> (полюс) перемещается как по плоскости, так и по поверхности эллипсоида; кривую, описываемую ей на плоскости, Пуансо назвал герполодией — от греч. ἕρπειν (herpein) ‘ползать’, а аналогичную кривую на поверхности эллипсоида — полодией[38]. При этом полодия служит направляющей подвижного аксоида, а герполодия — неподвижного[39]; полюс же выступает как точка, в которой луч, выпущенный из неподвижной точки <math>O</math> в направлении вектора угловой скорости <math>\omega</math>, пересекает эллипсоид инерции[40].

Пуансо исследовал также стационарные вращения твёрдого тела с неподвижной точкой в случае Эйлера (речь идёт о движениях, при которых ось угловой скорости неподвижна в твёрдом теле). Он доказал, что такое тело допускает стационарное вращение вокруг любой из своих главных осей инерции, а других стационарных вращений нет[41].

Анализируя структуру полодий в окрестностях точек пересечения главных осей инерции с эллипсоидом инерции, Пуансо в случае трёхосного эллипсоида инерции (у которого все главные моменты инерции различны: <math>A > B > C</math>) установил, что движение оси мгновенного вращения (но не само стационарное вращение) устойчиво в окрестности осей инерции, отвечающих наибольшему и наименьшему главным моментам инерции (<math>A</math> и <math>C\;</math>), и неустойчиво в окрестности оси, отвечающей среднему моменту <math>B</math>[42].

Небесная механика

В работе «Теория и определение экватора Солнечной системы» (1828) Пуансо уточняет выполненные Лапласом расчёты положения неизменяемой плоскости Лапласа. Если Лаплас в ходе своих выкладок считал планеты материальными точками, то Пуансо учитывает те вклады, которые вносят в кинетический момент Солнечной системы вращение планет вокруг их осей и движение спутников планет[43].

Научные труды

  • [visualiseur.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k207200x Éléments de statique], Paris, 1803.
  • Mémoire sur la composition des moments et des aires dans la Mécanique, 1804.
  • Mémoire sur la théorie générale de l'équilibre et du mouvement des systèmes, 1806.
  • Sur les polygones et les polyèdres, 1809.
  • Mémoire sur les polygones et les polyédres réguliers, 1810.
  • Mém. sur l’application de l’algèbre à la thé orie des nombres, 1810.
  • Théorie et détermination de l'équateur du système solaire, 1828.
  • Theórie nouvelle de la rotations des corps, 1834.
  • Sur une certaine d émonstration du principe des vitesses virtuelles, 1838.
  • Mémoire sur les cônes circulaires roulantes, 1853.
  • Questions dynamiques. Sur la percussion des corps, 1857, 1859.
В переводе на русский язык:
  • Пуансо Л.  Начала статики. — Пг.: Науч.-техн. изд-во, 1920. — 213 с.

Память

В 1970 г. Международный астрономический союз присвоил имя Луи Пуансо кратеру на обратной стороне Луны.

Напишите отзыв о статье "Пуансо, Луи"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 Боголюбов, 1983, с. 395.
  2. ↑ 1 2 3 Пуансо, Луи // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. ↑ 1 2 3 Louis Poinsot в архиве MacTutor.
  4. ↑ Погребысский, 1966, с. 133—134.
  5. ↑ Моисеев, 1961, с. 251.
  6. ↑ М. Веннинджер. [wenninger.narod.ru/ Модели многогранников]. — М.: Мир, 1974. — 236 с. — C. 46.
  7. ↑ Боголюбов, 1983, с. 395—396.
  8. ↑ 1 2 Тюлина, 1979, с. 129.
  9. ↑ 1 2 3 Моисеев, 1961, с. 252.
  10. ↑ 1 2 Погребысский, 1966, с. 134.
  11. ↑ Гернет, 1987, с. 13.
  12. ↑ 1 2 Моисеев, 1961, с. 253.
  13. ↑ Тюлина, 1979, с. 131.
  14. ↑ Кирпичёв В. Л.  Основания графической статики. 6-е изд. — М.-Л.: Гостехиздат, 1933. — 227 с. — C. 3.
  15. ↑ Николаи Е. Л.  Теоретическая механика. Часть 1. 20-е изд. — М.: Физматгиз, 1962. — 280 с.
  16. ↑ Некрасов А. И.  Курс теоретической механики. Т. 1. 6-е изд. — М.: ГИТТЛ, 1956. — 388 с.
  17. ↑ 1 2 Тюлина, 1979, с. 133.
  18. ↑ Гернет, 1987, с. 130.
  19. ↑ Пуансо, 1920, с. 8.
  20. ↑ 1 2 3 4 5 Тюлина, 1979, с. 132.
  21. ↑ Гернет, 1987, с. 164—165.
  22. ↑ 1 2 Погребысский, 1966, с. 136.
  23. ↑ Моисеев, 1961, с. 254.
  24. ↑ 1 2 Моисеев, 1961, с. 257.
  25. ↑ Пуансо, 1920, с. 144.
  26. ↑ Тюлина, 1979, с. 132—133.
  27. ↑ Тюлина, 1979, с. 42.
  28. ↑ Пуансо, 1920, с. 204—208.
  29. ↑ Погребысский, 1966, с. 137.
  30. ↑ 1 2 Погребысский, 1966, с. 140.
  31. ↑ Боголюбов, 1983, с. 396.
  32. ↑ Голубев, 2000, с. 130—131.
  33. ↑ Голубев, 2000, с. 133.
  34. ↑ 1 2 Берёзкин, 1974, с. 81—82.
  35. ↑ Кильчевский Н. А.  Курс теоретической механики. Т. I. — М.: Наука, 1972. — 456 с. — C. 203.
  36. ↑ Уиттекер Е. Т.  Аналитическая динамика. — М.-Л.: ОНТИ НКТП СССР, 1937. — 500 с. — С. 140.
  37. ↑ Моисеев, 1961, с. 352.
  38. ↑ Веселовский И. Н.  Очерки по истории теоретической механики. — М.: Высшая школа, 1974. — 287 с. — C. 198.
  39. ↑ Берёзкин, 1974, с. 415—416.
  40. ↑ Голубев, 2000, с. 467.
  41. ↑ Голубев, 2000, с. 471.
  42. ↑ Голубев, 2000, с. 472.
  43. ↑ Погребысский, 1966, с. 139.

Литература

  • Берёзкин Е. Н.  Курс теоретической механики. 2-е изд. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1974. — 646 с.
  • Боголюбов А. Н.  Математики. Механики. Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1983. — 639 с.
  • Гернет М. М.  Курс теоретической механики. 5-е изд. — М.: Высшая школа, 1987. — 344 с.
  • Голубев Ю. Ф.  Основы теоретической механики. 2-е изд. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. — 719 с. — ISBN 5-211-04244-1.
  • Моисеев Н. Д.  Очерки истории развития механики. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1961. — 478 с.
  • Погребысский И. Б.  От Лагранжа к Эйнштейну: Классическая механика XIX века. — М.: Наука, 1966. — 327 с.
  • Тюлина И. А.  История и методология механики. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979. — 282 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Пуансо, Луи

Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Пуансо,_Луи&oldid=79196274»