Луканин, Василий Михайлович

Василий Михайлович Луканин
Основная информация
Дата рождения	27 апреля (9 мая) 1889(1889-05-09)
Место рождения	с. Дуброво, Осинский уезд, Пермская губерния, Российская империя
Дата смерти	10 октября 1969(1969-10-10) (80 лет)
Место смерти	Ленинград, СССР
Страна	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Профессии	оперный певец, педагог
Певческий голос	бас-баритон
Награды

Васи́лий Миха́йлович Лука́нин (27 апреля [9 мая] 1889, с. Дуброво, Пермская губерния — 10 октября 1969, Ленинград) — российский, советский оперный певец (бас-баритон); Заслуженный артист РСФСР (1940).

Биография

Окончил Пермское духовное училище, в котором с 14 лет руководил хором. Затем жил в Соликамске, выступал в любительских концертах.

В 1909—1913 гг. обучался пению на частных курсах у профессора Петербургской консерватории И. С. Томарса; деньги на обучение были собраны балалаечным оркестром Соликамска, давшим несколько платных концертов. Одновременно пел в хоре театра «Зимний буфф», в 1912—1917 гг. выступал в петербургских театрах («Луна-парк», «Троицкий театр миниатюр», Народный дом, Театр музыкальной драмы). В 1918—1922 гг. в составе оперной антрепризы М. К. Максакова выступал в городах Урала и Сибири. В 1922—1924 гг. концертировал в Харбине, Пекине, Шанхае и др. городах Китая. С 1924 года выступал в Москве («Свободная опера»), с 1925 г. — в различных городах страны: Киев (сезон 1925/26), Астрахань (1926—1928), Пермь (сезон 1927/1928), Нижний Новгород (1928), Саратов (1928, 1931—1932), Свердловск (1928), Баку (1928—1930; первый исполнитель партии Пугачёва в бакинской премьере «Орлиного бунта» А. Ф. Пащенко), Тбилиси (1932—1934).

В 1934—1958 гг. — артист Ленинградского театра оперы и балета. В 1938 году был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Японии; военным трибуналом в 1939 году оправдан за отсутствием состава преступления, освобождён.

В годы Великой Отечественной войны выступал в составе фронтовых бригад.

С 1948 г. преподавал в театре, в 1956—1968 гг. — в Ленинградской консерватории (профессор с 1965 г.). В числе его учеников — С. Л. Гаудасинский, В. П. Малышев, Е. Е. Нестеренко, Г. В. Селезнев, Г. Д. Исаханов.

Был членом Художественного совета Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова, членом редколлегии многотиражной газеты «За советское искусство», в которой печатал статьи о творчестве артистов театра, рецензии. В 1962 г. был членом жюри II Всесоюзного конкурса вокалистов им. М. И. Глинки.

Семья

Жена — Галина Петровна Сабашникова.

Творчество

Обладал глубоким голосом широкого диапазона, исполнял как басовые, так и баритональные партии. Среди партнёров: Л. А. Андреева-Дельмас, К. Г. Держинская, Г. М. Нэлепп, Ф. И. Шаляпин, И. П. Яшугин.

В концертах исполнял романсы отечественных и зарубежных композиторов. Записывался на грампластинки.

Оперные роли

• Сусанин — «Иван Сусанин» М. И. Глинки
• Руслан — «Руслан и Людмила» М. И. Глинки
• Мельник — «Русалка» А. С. Даргомыжского
• Досифей — «Хованщина» М. П. Мусоргского
• Кум — «Сорочинская ярмарка» М. П. Мусоргского
• Борис Годунов; Пимен; Варлаам — «Борис Годунов» М. П. Мусоргского
• Галицкий; Кончак — «Князь Игорь» А. П. Бородина
• Кочубей — «Мазепа» П. И. Чайковского
• Гремин — «Евгений Онегин» П. И. Чайковского
• Томский — «Пиковая дама» П. И. Чайковского
• Кардинал — «Орлеанская дева» П. Чайковского (1945)
• Царь Салтан — «Сказка о царе Салтане (опера)» Н. А. Римского-Корсакова
• Демон — «Демон» А. Г. Рубинштейна
• Вакулинчук — «Броненосец „Потёмкин“» О. С. Чишко (первый исполнитель)
• Стенька Разин — «Стенька Разин» С. В. Бершадского
• Пугачёв — «Орлиный бунт» А. Ф. Пащенко
• Свенгали — «Трильби» А. Юрасовского
• Дед Семён — «Семья Тараса» Д. Кабалевского (первый исполнитель 2-й редакции, ГАТОБ; 1950)
• Дон Базилио — «Севильский цирюльник» Дж. Россини
• Линдорф; Коппелиус; Дапертутто; Миракль — «Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха
• Мефистофель — «Фауст» Ш. Гуно
• Монах — «Дон Карлос» Дж. Верди (Большой театр, 1917, постановка Ф. И. Шаляпина);
• Спарафучиле — «Риголетто» Дж. Верди
• Нилаканта — Лакме Л. Делиба
• Марсель — «Гугеноты» Дж. Мейербера
• Лунардо — «Четыре самодура» Э. Вольф-Феррари (первый исполнитель в СССР, 1928)

Избранные труды

• Луканин В. М. Мой метод работы с певцами / Сост., [предисл.] и общ. ред. Е. Нестеренко. — Л. : Музыка, 1972. — 48 с.
• Луканин В. М. [ale07.ru/music/notes/song/chorus/lukanin.htm Обучение и воспитание молодого певца] / Сост. и общ. ред. Е. Нестеренко. — 2-е изд., перераб. — Л. : Музыка, 1977. — 87 с.

Награды и признание

• Заслуженный артист РСФСР (1940).

Ссылки

• Порозов В. А. [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804081106 Луканин Василий Михайлович] (рус.). Пермский край : энциклопедия. Проверено 10 марта 2015.
• [www.ourbaku.com/index.php5/Луканин_Василий_Михайлович_%E2%80%93_Артист_оперы_(бас-баритон),_Вокальный_педагог Луканин Василий Михайлович : Артист оперы (бас-баритон), Вокальный педагог] (рус.). Наш Баку. Проверено 10 марта 2015.
• Луканин Василий Михайлович (1889—1969) // Вокально-энциклопедический словарь: Биобиблиография : в 5 т. / М. С. Агин. — М., 1991-1994. — Т. 3.
• Луканин Василий Михайлович // Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.

Отрывок, характеризующий Луканин, Василий Михайлович

Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…