Лукания
Поделись знанием:
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
Лукания (греч. Λευκανία) — в древности значительная область в южной Италии или Великой Греции, между Самнием, Кампанией, Бруттием и Апулией. Прекрасные луга способствовали здесь развитию скотоводства, местами попадались хорошие виноградники. Луканы (греч. Λευκανοι, лат. Lucani), населявшие область, пришли сюда в начале V века до н. э. из Самния, однако им пришлось воевать с греками из Южной Италии, прежде чем удалось здесь обосноваться (в 390 году до н.э. после сражения возле реки Лаус).
В 272 году до н. э. вся Лукания была покорена римлянами. Войны в течение всего III века до н. э. и позже, непрерывно тревожившие Луканию, превратили её из богатой, плодородной и населённой страны в бедную и обезлюдевшую область. В настоящее время на территории Лукании расположен административный регион Базиликата.
Лукания — официальное название региона Базиликата в 1799-1820 гг. и в 1932-1947 гг.
Содержание
Города
На восточном берегу:
- Метапонт
- Гераклея в устье реки Асирис, тарентская колония, значительный приморский и торговый город, родина живописца Зевксиса
- Фурии или Фурия (греч. Θούριοι), построенный на месте древнего Сибариса.
На западном берегу:
- Буксент (первоначально Пиксос или Пиксенте (греч. Πυξοϋς) — обычный пункт переправы на Сицилию
- Элея (лат. Velia) — родина Парменида и Зенона, место зарождения элейской философской школы
- Пестум (первоначально Посейдония (греч. Ποσειδωνια))
- Лаус (Лаос (греч. Λᾶος))
Внутри страны: Грумент (современный Грументо-Нова), Форент, Нумистро, Анксия, Бланда, Нерул и другие.
Источники
- Лукания // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
См. также
- Луканский салад
Напишите отзыв о статье "Лукания"
Литература
- Azienda di Promozione Turistica Regionale. Basilicata — Atlante Turistico delle aree prodotto e sistemi turistici locali. — Novara: DeAgostini, 2005.
- T. Pedìo. Cartulario della Basilicata. — Venosa: Appia 2 Editrice, 1998.
- G. Antonini. La Lucania-Discorsi. — Napoli: F. Tromberli, 1745.
- Domenico Musti. Strabone e la Magna Grecia: место e popoli dell'Italia antica. — Esedra, 1988.
- Lucilla De Lachenal. Da Leukania a Lucania: la Lucania centro-orientale fra Pirro e i Giulio-Claudii. — Istituto poligrafico e Zecca dello Stato, Libreria dello Stato, 1993.
- Istituto di studi romani. Italia romana. — Istituto di studi romani, 1948.
- Adele Cilento. Bisanzio in Sicilia e nel sud dell'Italia. — Udine: Magnus Edizioni SpA, 2005. — ISBN 88-7057-196-3.
- Olivier de Cazanove. Civita di Tricarico I Le quartier de la maison du monolithe et l'enceinte intermédiaire. — Roma: Ecole française de Rome, 2008.
- Olivier de Cazanove. Civita di Tricarico nell’età della romanizzazione, in "Modalità insediative e strutture agrarie nell'Italia merisbnionale in età romana" a cura di Elio Lo Cascio e Alfredina Storchi Marino. — Bari: Edipuglia, 2001.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Лукания
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
