Лукашевич, Татьяна Николаевна

Татьяна Лукашевич
Имя при рождении:	Татьяна Николаевна Лукашевич
Дата рождения:	21 ноября 1905(1905-11-21)
Место рождения:	Екатеринослав, Украина, Российская империя
Дата смерти:	2 марта 1972(1972-03-02) (66 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист
Карьера:	1927 — 1964
Награды:

Татьяна Николаевна Лукашевич (21 ноября 1905, Екатеринослав — 2 марта 1972, Москва) — советский кинорежиссёр, сценарист.

Биография

В 1927 году окончила режиссёрский факультет ГТК — Государственного техникума кинематографии (будущего ВГИКа). Работала ассистентом режиссёра в картинах «Одна из многих» А. Ходатаева и «Москва в Октябре» Бориса Барнета. В 1929 году как режиссёр ставит агитфильм «Преступление Ивана Караваева» по собственному сценарию на киностудии «Межрабпомфильм». С 1932 — режиссёр киностудии «Мосфильм».

Во время войны Татьяна Лукашевич работала на студии «Воентехфильм», где поставила ряд документальных и научно-популярных фильмов. Как второй режиссёр участвовала в работе над картинами «Суд чести» и «Заговор обречённых».

Однако славу ей принесли художественные фильмы и фильмы-спектакли, поставленные самостоятельно: «Подкидыш», «Свадьба с приданым», «Аттестат зрелости», «Слепой музыкант» и другие. Большинство её лент посвящены детям или подросткам, только вступающим во взрослую жизнь.

Скончалась в 1972 году на 67-м году жизни, похоронена на Востряковском кладбище в Москве.

Фильмы

Художественные

• «Преступление Ивана Караваева» (1929);
• «Весенние дни» (1934, совм. с Рубеном Симоновым);
• «Гаврош» (1937);
• «Подкидыш» (1939);
• «Учитель танцев» (1952);
• «Анна Каренина» (1953);
• «Свадьба с приданым» (1953, совм. с Борисом Равенских);
• «Аттестат зрелости» (1954);
• «Крылья» (1956);
• «Они встретились в пути» (1957);
• «Заре навстречу» (1959);
• «Слепой музыкант» (1960);
• «Ход конём» (1962);
• «Остров Колдун» (1964).

Документальные и научно-популярные

• «Война империалистической войне»
• «Уход за больными»
• «Советская Чувашия»

Отрывок, характеризующий Лукашевич, Татьяна Николаевна

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.