Лукашин, Сергей Лукьянович

Сергей (Саркис) Лукашин
Имя при рождении:	Саркис Лусенгенович Срапионян
Дата рождения:	12 (25) января 1883(1883-01-25)
Место рождения:	Нахичевань-на-Дону, область Войска Донского, Российская империя
Дата смерти:	1937(1937)
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Образование:	Юрфак Петербургского университета
Партия:	РСДРП
Основные идеи:	коммунизм
Род деятельности:	революционер, государственный деятель
Награды:

Сергей Лукашин (Саркис Срапионян) (12 января 1885—1937) — большевик, советский государственный и партийный деятель. Первый секретарь ЦК Компартии Армении, Председатель Совнаркома Армянской ССР.

Биография

Саркис Лусенгенович (Сергей Лукьянович) Срапионян родился в 1885 году в Новом Нахичеване. Псевдоним «Лукашин» был взят им в честь героя местного фольклора — терского казака Кирилла Лукашина. Закончил Нахичеванскую-на-Дону армянскую семинарию, затем Бакинскую гимназию. Учился Лукашин на юридическом факультете Петербургского университета и одновременно на экономическом отделении политехнического института. Учёба в Петербурге сочеталась с агитационно-пропагандистской работой. За революционную деятельность был арестован, на время эмигрирует за границу. Через год возвращается в Петербург, оканчивает университет, а затем и политехнический институт, получив высшее юридическое и экономическое образование

В 1905 году вступил в РСДРП, большевик.

В дни Февральской революции 1917 был избран председателем военного комитета. Весной 1918 I съезд Советов Дона избрал его в состав Центрального исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов Донской республики от фракции большевиков (ГАРО, ф. Р-4071, оп. 1, д. 10, л. 58 об). Также он стал комиссаром юстиции Донского Совнаркома. После наступления сил контрреволюции эвакуация всех ценностей и финансов Донской республики была поручена С. Л. Лукашину. Работал в организованном ЦК РКП(б) в Курске Донском бюро РКП(б), затем Лукашина направляют на работу в ВЧК в Москву. По просьбе Донбюро в начале 1919 года С. Л. Лукашин снова был направлен на Южный фронт.

Весной 1920 года Лукашин назначен на руководящую работу в Донской комитет РКП(б), одновременно был избран членом президиума Ростово-Нахичеванского городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, а затем Донского областного исполкома. В его ведении находились вопросы коммунального хозяйства, а затем за ним, как за членом президиума, закрепляются земельный, финансовый отделы и отдел народного образования (ГАРО, ф. Р-1817, оп. 2, д. 4, л. 1, 8)..

С 21 апреля 1921 по 29 апреля 1922 секретарь ЦК КП Армении. С мая 1921 по февраль 1922 — председатель Ревкома Армении, одновременно в 1921 году председатель Совнархоза Армянской ССР. C 21 мая 1922 по 24 июня 1925 — председатель СНК Армянской ССР. С 26 мая по 21 ноября 1925 — член Реввоенсовета СССР.

Когда Лукашин занял пост председателя Совнаркома, страна пребывала в тяжёлом положении: экономика была практически полностью атрофирована. Первым делом Лукашина было восстановление экономики и задействование производственных предприятий. Поскольку производство без энергоресурсов работать не могло, Лукашин инициировал создание энергетической базы Армении: в 1923 году начали строиться гидроэлектростанции. Первой из них была Ереванская ГЭС, построенная на реке Раздан; строительство было завершено в 1926 году, — Лукашин к тому времени уже не был главой правительства.

В период премьерства С. Л. Лукашина продолжалась иммиграция, начало которой было положено во время деятельности Мясникяна. В основном, на историческую родину переселялись армяне из Месопотамии и с Ближнего Востока.

С мая 1925 член Президиума ЦИК СССР. В 1925—1927 — кандидат в члены ЦК ВКП(б).

В 1925—1928 — заместитель председателя СНК ЗСФСР, одновременно в 1925—1927 — председатель ВСНХ ЗСФСР, а в 1927—1928 — председатель Закавказской краевой контрольной комиссии ВКП(б) — народный комиссар рабоче-крестьянской инспекции ЗСФСР.

В 1928—1930 — председатель Строительной комиссии при Совете Труда и Обороны СССР. В 1930—1932 — начальник Союзстроя, член Президиума ВСНХ СССР. В 1932—1934 — управляющий Всесоюзным объединением «Центрсоюзстрой» Наркомата тяжёлой промышленности СССР. В 1935—1937 — начальник Главного управления строительных материалов Наркомата тяжёлой промышленности СССР. С мая 1937 — управляющий трестом «Союзцемент».

В 1936 году награждён орденом Трудового Красного Знамени — за хорошее руководство строительством, перевыполнение плана строительных работ и производства строительных материалов и за высокую стахановскую производительность труда рабочих-строителей.

Летом 1937 года арестован. Расстрелян. Посмертно реабилитирован.

Память

Его именем названы:

• Лукашин — город в Армении, марз Ереван.
• Лукашин — село в Армении, марз Армавир.
• Улиц Лукашина — главная улица с. Крым
• Колхоз Лукашин
• Средняя школа им. Лукашина

Ссылки

• [rostov-region.ru/books/item/f00/s00/z0000023/st025.shtml Сергей Лукьянович Лукашин.]
• [rostov-region.ru/books/item/f00/s00/z0000023/pic/000022.jpg Сергей Лукьянович Лукашин (1885—1937). Фото.]
• [ru.hayazg.info/%D0%A1%D1%80%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D1%8F%D0%BD_%D0%A1%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B8%D1%81_%D0%9B%D1%83%D1%81%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Срабионян Саркис Лусегенович.]
• [knowbysight.info/LLL/04106.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]

Отрывок, характеризующий Лукашин, Сергей Лукьянович

«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.