Лукаши (Ленинградская область)

Посёлок Лукаши Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Гатчинский Сельское поселение Пудомягское Координаты 59°35′33″ с. ш. 30°18′08″ в. д.59.59250° с. ш. 30.30222° в. д. / 59.59250; 30.30222    Первое упоминание 1630-е годы Прежние названия Кивола, Кивалова, Киволово, Киволова Высота центра 79 м Население ▼ 1389 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81371 Почтовый индекс 188324 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41218804008 41 218 804 008]

Лукаши́ (фин. Luukkasi) — посёлок в Гатчинском районе Ленинградской области. Входит в состав Пудомягского сельского поселения.

История

На карте Нотебургского лёна П. Васандера, начерченной с оригинала первой трети XVII века, упоминается как деревня Kivola.

На карте Ингерманландии А. И. Бергенгейма, составленной по шведским материалам 1676 года, как деревня Kiwala.

На шведской «Генеральной карте провинции Ингерманландии» 1704 года, обозначена как Kivola.

Деревня Кивола упоминается на «Географическом чертеже Ижорской земли» Адриана Шонбека 1705 года.

На «Топографической карте окрестностей Санкт-Петербурга» Военно-топографического депо Главного штаба 1817 года, обозначена как деревня Кивола из 9 дворов.

Смежные деревни, Лукаши из 20 дворов и Киволово из 9, упоминаются на «Топографической карте окрестностей Санкт-Петербурга» Ф. Ф. Шуберта 1831 года.

КИВАЛОВА — деревня принадлежит Самойловой, Графине, число жителей по ревизии: 26 м. п., 22 ж. п. (1838 год)

Лукаши, а также соседняя деревня Киволова, упоминаются на картах Ф. Ф. Шуберта 1844 года и С. С. Куторги 1852 года.

В пояснительном тексте к этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, упоминаются две соседние деревни населённые ингерманландцами-савакотами:

• Luukaisi (Лукаши), количество жителей на 1848 год: 47 м. п., 45 ж. п., всего 92 человека
• Kiwola (Кивалова), количество жителей на 1848 год: 25 м. п., 26 ж. п., всего 51 человек.

КИВОЛОВО — деревня Царскославянского удельного имения, по просёлочной дороге, число дворов — 8, число душ — 23 м. п. (1856 год)

Согласно «Топографической карте частей Санкт-Петербургской и Выборгской губерний» в 1860 году деревня Лукаши насчитывала 20 крестьянских дворов, а расположенная за рекой Киволова — 7.

ЛУКАШИ — деревня удельная при реке Ижоре, число дворов — 20, число жителей: 79 м. п., 73 ж. п.
КИВОЛОВО — деревня удельная при реке Ижоре, число дворов — 7, число жителей: 24 м. п., 29 ж. п. (1862 год)

В 1885 году, согласно карте окрестностей Петербурга, деревня Лукаши насчитывала 20 дворов, деревня Киволово — 7. Сборник же Центрального статистического комитета описывал её так:

ЛУКАШИ — деревня бывшая удельная при реке Ижоре, дворов — 32, жителей — 168; 2 лавки, водяная мельница. (1885 год).

В 1898 году в деревне открылась первая школа. Преподавала в ней «мадемуазель Телегина».

В XIX — начале XX века, деревня административно относилось к Мозинской волости 1-го стана Царскосельского уезда Санкт-Петербургской губернии.

К 1913 году в деревне Лукаши был 31, а в деревне Киволово — 9 дворов.

С 1917 по 1923 год деревня Лукаши входила в состав Лукашского сельсовета Мозинской волости Детскосельского уезда.

С 1923 года, в составе Гатчинской волости Гатчинского уезда.

В 1926 году был организован Лукашевский финский национальный сельсовет, население которого составляли: финны — 2494, русские — 59, другие нац. меньшинства — 10 человек.

С 1927 года, в составе Гатчинского района.

В 1928 году население деревни Лукаши составляло 285 человек.

По административным данным 1933 года в Лукашский финский национальный сельсовет Красногвардейского района входили 20 населённых пунктов: деревни Бор, Вангало-Мюля, Веккелево, Вилози, Вярлево, Горки, Киволово, Киккелево, Кобралово, Корпикюля, Лукаши, Никози, Подомяки, Ропола, Большое Руссолово, Малое Руссолово, Сабры, Большое Шаглино, Малое Шаглино, Якколово, общей численностью населения 2136 человек. Центром сельсовета была деревня Лукаши.

По данным 1936 года в состав Лукашского национального сельсовета входили 17 населённых пунктов, 610 хозяйств и 19 колхозов.

Весной 1939 года национальный сельсовет был ликвидирован.

С 1939 года, в составе Антропшинского сельсовета Слуцкого района. Согласно топографической карте 1939 года деревня насчитывала 58 дворов.

Деревня была освобождена от немецко-фашистских оккупантов 25 января 1944 года.

C 1 августа 1941 года по 31 декабря 1943 года деревня находилась в оккупации.

С 1954 года, в составе Покровского сельсовета.

С 1959 года, в составе Антелевского сельсовета.

В 1965 году население деревни Лукаши составляло 151 человек.

Посёлок был образован в 1970 году в результате объединения фактически слившихся населённых пунктов: деревни Лукаши и посёлка Киволово.

По данным 1966 и 1990 годов посёлок Лукаши входил в состав Антелевского сельсовета.

В 1997 году в посёлке проживали 1404 человека, в 2002 году — 1384 человека (русские — 86%), в 2007 году — 1426.

География

Посёлок расположен в северо-восточной части района на автодороге Н96 Красное Село — Гатчина — Павловск.

Посёлок находится на правом берегу реки Ижоры.

Расстояние до административного центра поселения — деревни Пудомяги, 3 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Кобралово — 6 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:370 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:1426 ScaleMajor = unit:year increment:250 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:48 width:15  text:48 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1848 color:gray1 width:1
  from:0 till:143 width:15  text:143 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:205 width:15  text:205 textcolor:red fontsize:8px
bar:1928 color:gray1 width:1
 from:0 till:285 width:15 text:285 textcolor:red fontsize:8px
bar:1965 color:gray1 width:1
 from:0 till:151 width:15 text:151 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:1404 width:15  text:1404 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:1384 width:15 text:1384 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:1426 width:15  text:1426 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:1389 width:15  text:1389 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Предприятия и организации

• Администрация Пудомягского сельского поселения
• Школа
• Отделение почтовой связи
• Опытный завод ОАО «Севзапмонтажавтоматика»
• Продуктовый магазин
• Кафе
• Ночной клуб «Леон»

Транспорт

От Гатчины до Лукашей можно доехать на автобусах № К-527, 529.

От Санкт-Петербурга до Лукашей можно доехать на автобусе К-545.

Улицы

Заводская, Ижорская, Красная, Морская Слобода, Овражная, Сельская, Средняя, Тихий переулок, Финский переулок, Школьная, Южный переулок.

Садоводства

Западное, Комсомолец, Рассвет.

Отрывок, характеризующий Лукаши (Ленинградская область)

– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.