Лукианисты

Лукиани́сты (др.-греч. λουκιανισταί; лат. lucianistæ; др.-рус. лукинє) — еретики II века, названные по имени основателя их учения — Лукиана (др.-греч. Λουκιανός; лат. Lucanus, Lucianus; др.-рус. Лукинъ).

Лукиан и лукианисты описаны следующими авторами: Филастрием в книге «Liber de Haeresibus», у него апеллиане это 46 ересь; Епифанием в «Панарионе» в числе 80 ересей и Иоанном Дамаскиным в книге «О ста ересях вкратце», у обоих авторов это 43 ересь.

Лукиан учился вместе с Апеллесом у Маркиона, после чего каждый из них создал свою секту, первый — лукианистов, второй — апеллиан. Епифаний Кипрский сообщает о том, что секта лукианистов просуществовала недолгое время, к концу IV века, к моменту написания «Панариона», её уже не было, по этой причине сведения о Лукиане и лукианистах очень скудные. Епифаний пишет о том, что учение Лукиана было согласно с учением Маркиона по основным богословским вопросам. Лукианисты исповедовали дуализм, считая, что справедливый, но жестокий и мстительный Бог Ветхого Завета (Демиург материального мира) не имеет ничего общего с истинным, всеблагим и трансцендентным Богом — Отцом Небесным, сыном которого и был Иисус Христос. Главное отличие лукианистов от маркионитов состояло в том, что Лукиан и лукианисты отвергали брак и учили жить мужчинам и женщинам в чистоте друг от друга. Безбрачное жительство, согласно учению Лукиана, необходимо для уничтожения дел Демиурговых; так как от брака — деторождение, от которого у Демиурга в мире бывает изобилие. Против изобилия, происходящему в мире для Демиурга и надо людям не вступать в брак, как и не соединятся плотски с противоположным полом.

Необходимо различать вышеописанных еретиков лукианистов II века с лукианистами — учениками Лукиан Антиохийский IV века.

Ссылки

• П. А. Алексеев. [books.google.ru/books?id=R-xOAAAAcAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false «Церковный словарь, или Использования речений славенских древних, також иноязычных без перевода положенных в Священном Писании и других церковных книгах» Часть 2. стр. 222]
• Филастрий [books.google.ru/books?id=73HYAAAAMAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false PL 12 col. 1162]
• Епифаний Кипрский. [www.odinblago.ru/epifaniy2/10 «На восемьдесят ересей Панарий, или Ковчег». О лукианистах, двадцать третьей, а по общему порядку горок третьей, ереси.]
• Иоанн Дамаскин. [azbyka.ru/otechnik/Ioann_Damaskin/o_100_eresyax/ «О ста ересях вкратце»]
• [podelise.ru/tw_files/24490/d-24489348/7z-docs/1.pdf «Περὶ αἱρέσεων ἐν συντομίᾳ ἑκατόν, ὅθεν ἤρξαντο καὶ πόθεν γέγονασιν»]

Отрывок, характеризующий Лукианисты

– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.