Лакхнау

Город Лакхнау хинди लखनऊ Страна ИндияИндия Штат Уттар-ПрадешУттар-Прадеш Координаты 26°51′38″ с. ш. 80°54′57″ в. д.26.86056° с. ш. 80.91583° в. д. / 26.86056; 80.91583    Площадь 2345 км² Высота НУМ 123 м Население 2 901 474 человек (2011) Плотность 1237,3 чел./км² Часовой пояс UTC+5:30 Телефонный код +91 522 Почтовые индексы 226 xxx Автомобильный код UP-32 Официальный сайт [lucknow.nic.in/ .nic.in]

Лакхна́у, Лукнов (хинди लखनऊ) — столица штата Уттар-Прадеш, в 516 км на восток от Дели. Население — 2,9 млн человек (2011). Является административным, научным и культурным центром. Расположена на реке Гомти.

Этимология

Лакхнау (от Лакшманпур — «город Лакшмана») по легенде получил своё название по имени Лакшмана (Лачмана) — младшего брата бога-героя Рамы, верного соратника в битве с демоном Раваной (события отражены в древней индийской эпической поэме Рамаяна). Исторически город формировался вокруг Лачман-тила (холма Лакшмана).

История

В домусульманский период Лакхнау был частью индусского княжества Каннаудж.

В 1528 году город захватывает Бабур, основатель Империи Великих Моголов. Его внук Акбар делает Лакхнау округом (саркаром) Аудской субы. В 1732 году Мухаммад Шах, один из последних могольских императоров, назначил Мухаммада Амир Саадат Хана навабом-вазиром (губернатором) Авадха. Саадат Хан стал основателем династии, известной как Навабы-вазиры Авадха, бывшей у власти до 1856.

Первоначально столицей Авадха был город Файзабад. При навабе Асафуддоуле в 1775 году столица переносится в Лакхнау. По мере ослабления могольской империи Лакхнау приобретает все большее политическое влияние, и центр мусульманской культуры перемещается из Дели в Лакхнау.

Индийское народное восстание

4 февраля 1856 года состоялась официальная аннексия Авадха под предлогом дурного управления княжеством последним королём Ваджид Али Шахом. Низложенный король был сослан в Калькутту, а мятежные сипаи возвели на трон его малолетнего сына Бирджис Кадара и сделали регентшей королеву Хазрат Махал.

В начале 1857 года многотысячная британская армия двинулась на Лакхнау, который стал одним из центров Великого народного восстания 1856—1858 годов. Наиболее драматичным эпизодом была долгая осада Резиденции, во время которой погибло большинство англичан, служивших в Лакхнау (в том числе, британский резидент Генри М. Лоуренс). Развалины Резиденции не восстанавливались и стоят как напоминание об этом трагическом периоде истории города. Руины, оставшиеся после битвы точно в таком же состоянии, какими они были после снятия осады 17 ноября 1857 года, произвели сильное впечатление на Марка Твена, описавшего осаду Лакхнау в своей книге «По экватору». Подробности осады и штурма Резиденции анализирует Ф. Энгельс в статьях «Взятие Лакхнау» и «Подробности штурма Лакхнау».

Физико-географическая характеристика

Лакхнау расположен в центре Гангской равнины и окружён сельскими посёлками и деревнями. Река Гомти разделяет город на две части. Город расположен в сейсмоопасной зоне III (с умеренным риском опасности).

Лакхнау расположен в зоне влажного субтропического климата с прохладной сухой зимой (декабрь — февраль) и жарким летом (апрель — июнь). Сезон дождей продолжается с середины июня до середины сентября. Среднегодовой уровень осадкой — 1010 мм, приносятся главным образом юго-западными муссонами.

По данным World Bank’s survey на 2004 год, Лакхнау занимает седьмое место среди городов мира с самым загрязнённым воздухом. Перед ним в этот список попали ещё 3 индийских города: Дели (2-е место), Калькутта (3-е место) и Канпур (6-е место).

Климат Лакхнау
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Абсолютный максимум, °C	30,6	35,0	41,7	45,6	47,2	48,3	45,6	40,2	39,4	40,0	35,0	33,3	48,3
Средний максимум, °C	22,6	26,0	32,2	38,1	40,5	38,7	33,6	32,5	33,0	32,5	28,9	24,1	31,9
Средняя температура, °C	14,7	17,6	23,2	29,3	32,6	32,9	29,8	29,0	28,6	25,7	20,3	15,7	24,9
Средний минимум, °C	6,9	9,3	14,2	20,5	24,7	27,1	26,1	24,7	24,3	19,0	11,8	7,4	18,1
Абсолютный минимум, °C	1,1	1,7	7,2	11,4	17,8	19,0	21,1	18,8	17,6	11,1	5,0	1,7	1,1
Норма осадков, мм	21,9	11,2	7,7	4,9	16,5	107,4	294,3	313,9	180,6	45,2	3,8	7,3	1014,7
Источник: [en.climate-data.org/location/6281/] [www.webcitation.org/6GmnoaB0m]

Население

По переписи 2011 года, население города составляет 2 901 474 человек, что делает Лакхнау вторым самым крупным городом Уттар-Прадеш после Канпура. Большую часть населения составляют выходцы из центральных и восточных районов Уттар-Прадеш, впрочем, проживают также бенгальцы, бихарцы и др. Индуизм исповедуют 71 % населения города, мусульмане составляют 26 %, имеются небольшие группы сикхов, джайнистов, христиан и буддистов. По данным на 2001 год, уровень грамотности в Лакхнау составлял 69,39 % (61,22 % для женщин и 76,63 % для мужчин).

Образование

Лакхнау — крупный центр образования и исследований. Среди университетов и институтов города стоит отметить: Gautam Budhh Technical University, Dr. Ram Manohar Lohia National Law University, Babasaheb Bhimrao Ambedkar Central University, Sanjay Gandhi Post Graduate Institute of Medical Sciences, Chhatrapati Shahu ji Maharaj Medical University, Integral University, Institute of Engineering and Technology и др.

Транспорт

Амауси (Amausi) — единственный международный аэропорт Лакхнау, расположен в 20 км от центра города. Обслуживаются местные рейсы до Дели, Патны, Калькутты, Бомбея и Хайдерабада. Международные рейсы включают такие города как Дубай, Маскат, Эр-Рияд, Джидда и др.

На железнодорожном вокзале города останавливается Горакхдхам Экспресс.

Достопримечательности

В XVIII—XIX вв. в Лакхнау был создан оригинальный архитектурный стиль (Лакхнавият), сочетающий в себе элементы национального и европейского зодчества, вариант индийского барокко. К этому стилю принадлежит большинство сохранившихся памятников религиозной и светской архитектуры.

Большая часть архитектурных достопримечательностей Лакхнау расположена вдоль южного берега Гомти или рядом с ним.

В 1784 году строится Бара Имамбара (Большая Имамбара), одно из самых грандиозных сооружений города. В постройке здания принимало участие 22 000 человек. Бара Имамбара известна своими тремя громадными сводчатыми залами. Один из которых является самым большим в Азии (длина 49,4 м, ширина 16,2 м, высота 15 м). Зал сделан без каких-либо внешних деревянных, железных или каменных балок, поддерживающих свод весом около 20 000 тонн. Весь комплекс состоит из нескольких зданий. В него входит мавзолей Асафуддаулы и его семьи и великолепная мечеть Асафи Масджид с множеством минаретов, расположенная на широкой площади.

Комплекс обнесен стеной, в которую встроены большие, украшенные орнаментом ворота Руми Дарваза (Турецкие ворота), построенные по образцу одних из городских ворот Стамбула (в исламском мире Византия, впоследствии Османская империя, была известна под названием «Рум»). Центр ворот украшен изображением двух рыб (махи маратиб) — гербом навабов, который можно встретить практически на всех постройках Лакхнау.

Недалеко от центрального моста через реку лежит главная торговая улица Хазратгандж, на севере которой на берегу Гомти стоит Имамбара Шах Наджаф, построенная навабом Гийасуддином Хайдаром. В ней находится и усыпальница этого правителя.

На западе в районе Хусейнабада находится богато изукрашенная Чхота Имамбара (Малая Имамбара), или Дворец Огней, которую так называют из-за огромного количества хрустальных светильников и люстр, хранящихся в ней. Над ансамблем Малой Имамбары среди минаретов, маленьких куполов и арок возвышается центральный позолоченный купол. В Малой Имамбаре, построенной в 1837 г. Мухаммад Али Шахом (1837—1842 гг.) находится отделанный серебром трон и гробницы навабов Авадха.

На западе от Имамбары в окружении руин возносятся в небо два минарета и три купола соборной мечети Джама Масджид, строительство которой было закончено после смерти Мухаммад Али Шаха, куда не впускают немусульман.

Культура

Шиизм

В отличие от Великих Моголов — суннитов авадхские Навабы были шиитами, и Лакхнау являлся также важным центром шиитской культуры и исламской юриспруденции с законодательной школой Фаранги Махал. Основные постройки, ритуалы, праздники и бытовой этикет Лакхнау также определялся шиизмом.

В Лакхнау проходят ежегодные процессии в месяц Мухаррам в память о мученичестве имама Хусейна и двух его сыновей, во время которых верующие выносят тазия — многоярусные макеты святилища шиитского имама в Карбале (Ирак). Во время остальной части года тазия находятся в Имамбарах («домах имама») — зданиях для шиитских ритуалов поминовения, в том числе в Большой Имамбаре, построенной навабом Асафуддоулой в 1784 г.

Исполнительские искусства Лакхнау

В XVIII в. в Лакхнау сформировалось поразительное разнообразие музыкальных и танцевальных форм. Многие вокально-музыкальные и танцевальные школы северной Индии — гхарана ведут своё происхождение из Лакхнау.

Помимо профессиональных музыкантов в культурной жизни города немаловажную роль играли таваиф (куртизанки), среди которых было много поэтесс, танцовщиц и певиц.

В Лакхнау преимущественно развивалась классическая музыка стиля кхаял. Высокого уровня развития достигли тхумри — лирические песни кришнаитского содержания, в стиле которых смешались классические раги и народные мелодии, а также такие формы как дадра, таппа и тарана, которые называют «полуклассической» или «легкой» классической музыкой.

Катхак — основной жанр северо-индийского классического танца, также получил значительноее развитие. Технически катхак основывается на сильных и энергичных движениях ног, сложных ритмических композициях, сопровождающихся игрой на табле — паре барабанов.

Фестиваль Лакхнау, который проходит в феврале, дает возможность познакомиться с этой живой традиций музыки и танца.

Литература

• Анна Суворова. Ностальгия по Лакхнау. — М., 1995

Ссылки

• Лукнов // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Лакнау // Большая советская энциклопедия: В 66 томах (65 т. и 1 доп.) / Гл. ред. О. Ю. Шмидт. — 1-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1926—1947.

Отрывок, характеризующий Лакхнау

– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.