Лукомский, Александр Сергеевич

Александр Сергеевич Лукомский
Дата рождения	10 июля 1868(1868-07-10)
Место рождения	Полтавская губерния, Российская империя
Дата смерти	25 января 1939(1939-01-25) (70 лет)
Место смерти	Париж, Франция
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение Белое движение
Род войск	Инфантерия
Годы службы	1898—1920
Звание	Генерального штаба генерал-лейтенант (1914)
Командовал	дивизией; корпусом
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии

Алекса́ндр Серге́евич Луко́мский (10 июля 1868, Полтавская губерния, Российская империя, — 25 января 1939, Париж, Франция) — русский военачальник, генерал-лейтенант. Участник Первой мировой и Гражданской войн. Видный деятель Белого движения. Один из организаторов Добровольческой армии.

Начало службы

Родился 10 июля 1868 года. Окончил Петровский Полтавский кадетский корпус (1885) и Николаевское инженерное училище. 11 августа 1888 года произведён в офицеры. Служил в 11-м сапёрном Императора Николая I батальоне. В 1891 году произведён в поручики.

Офицер Генерального штаба

В 1897 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба и 19 мая 1897 года, «за отличные успехи в науках» произведён в штабс-капитаны. С 17 января 1898 года — старший адъютант штаба 12-й пехотной дивизии. С 6 мая 1898 года — помощник старшего адъютанта. 18 апреля 1899 года произведён в капитаны. С 16 декабря 1902 года — исправляющий должность старшего адъютанта штаба Киевского военного округа, которым командовал генерал М. И. Драгомиров. 6 апреля 1903 года произведён в подполковники и утверждён в должности старшего адъютанта. 22 апреля 1907 года произведён в полковники. 4 декабря 1907 года назначен начальником штаба 42-й пехотной дивизии.

Руководитель мобилизации русской армии

3 января 1909 года назначен исправляющим должность начальника мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), одновременно с 20 января 1909 года — постоянный член Крепостного комитета. 6 декабря 1910 года произведён в генерал-майоры (со старшинством с 14 апреля 1913 года), с утверждением в должности начальника мобилизационного отдела. Под его руководством было введено новое мобилизационное расписание, предусматривавшее как общую мобилизацию на случай войны с Германией и Австро-Венгрией, так и ряд частных мобилизаций на случай столкновения с соседями на южных и восточных окраинах. Через законодательные учреждения были проведены законопроекты, вносящие изменения в Устав о воинской повинности, и проведены мероприятия по доведению до полных норм всех запасов военного времени.

С 29 января 1913 года — помощник начальника канцелярии Военного министерства. С началом мобилизации возглавил канцелярию. За успешное проведение мобилизации получил уникальную в русской армии награду, о которой в императорском указе от 6 декабря 1914 года говорилось:

В воздаяние особых заслуг исправляющего должность начальника Канцелярии Военного министерства генерал-лейтенанта Лукомского, оказанных им делу блистательного выполнения мобилизации нашей армии, всемилостивейше соизволил пожаловать ленту ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия к имеющемуся у него ордену Св. Равноапостольного Князя Владимира 4-й степени.

Участие в Первой мировой войне

8 ноября 1914 года за отличия по службе произведён в генерал-лейтенанты (со старшинством с 14 апреля 1919 года). В июне 1915 года назначен помощником военного министра, с оставление в должности начальника канцелярии. Также возглавлял канцелярию Особого совещания по обороне государства. На посту помощника министра провёл ряд мероприятий, начиная с обеспечения армии пулеметами и сапогами и заканчивая образованием районных подкомиссий по эвакуации. Убедил Особое совещание в необходимости содействия развитию аэропланового строительства и в приёмке аэропланов фронтом, а также способствовал снабжению армии осветительными приборами.

С 2 апреля 1916 года — начальник 32-й пехотной дивизии, во главе которой принял участие в наступлении Юго-Западного фронта («Брусиловском прорыве»), воевал в Бессарабии. 15 июля 1917 года награждён орденом Святого Георгия 4-й степени:

За то, что, будучи начальником 32-й пехотной дивизии и лично руководя в боях с 22-го мая по 8-е июня 1916 года действиями вверенной ему 32-й пехотной дивизии, на полки каковой было возложено нанесение главного удара для прорыва укреплений австрийской позиции и занятия д. Ржавенцы, он отличными действиями и личным мужеством своим достиг блестящего успеха боевой работы дивизии своей, приведшей к полному разгрому 6 австрийских дивизий, занятию города Черновиц и захвату в плен 729 офицеров, 28021 солдата, а также 30 орудий, 92 пулеметов, 26 бомбомётов, 9 миномётов и множеству других трофеев.

14 октября 1916 года назначен начальником штаба 10-й армии, но уже 21 октября принял должность генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего (утверждён в должности 6 декабря того же года). Вместе с генералом В. И. Гурко разработал план кампании на 1917 год, предусматривавший нанесение основного удара на Румынском фронте, который был отвергнут из-за возражений командующих фронтами генералов Н. В. Рузского и А. Е. Эверта.

2 апреля 1917 года назначен командиром 1-го армейского корпуса. С 2 июня 1917 года — начальник штаба Верховного главнокомандующего. Поддержал выступление генерала Л. Г. Корнилова в августе 1917 года. 29 августа снят с должности и 1 сентября арестован вместе с Корниловым в Могилёве, заключён в Быховскую тюрьму, откуда вместе с другими генералами бежал 19 ноября 1917 года.

Деятель Белого движения

Прибыл по железной дороге в Новочеркасск, помогал генералам М. В. Алексееву и Корнилову в формировании Добровольческой армии. В декабре 1917 — феврале 1918 года — начальник штаба Добровольческой армии, некоторое время состоял представителем Добровольческой армии при Донском атамане. В феврале 1918 года тайно направлен в Екатеринодар в качестве представителя добровольцев при Кубанском правительстве. Через несколько дней арестован большевиками, чудом спасся от гибели и выехал в Царицын, затем в Киев и Одессу, где устанавливал связь с офицерскими организациями. В июле 1918 года возвратиться в штаб Добровольческой армии и был назначен заместителем председателя Особого совещания при Верховном руководителе Добровольческой армии генерале Алексееве.

С сентября 1918 года — помощник главнокомандующего А. И. Деникина и начальник Военного и Морского управления. С октября 1918 года состоял председателем Особого совещания при главнокомандующем Вооружёнными силами Юга России (ВСЮР), с 30 декабря 1919 года — глава правительства при главнокомандующем ВСЮР. По своим политическим взглядам был умеренным монархистом. 8 февраля 1920 года, как сторонник назначения главнокомандующим генерала П. Н. Врангеля, уволен от службы приказом генерала Деникина и выехал за границу.

Эмигрант

В конце марта 1920 года — представитель главнокомандующего Русской Армией генерала барона Врангеля при союзном командовании в Константинополе, затем переведён в распоряжение главнокомандующего. В эмиграции — помощник великого князя Николая Николаевича, выполнял его секретные поручения, жил в Ницце. 31 июля 1926 года ему подчинены все воинские союзы и организации Дальнего Востока и Америки. После смерти великого князя отошёл от политической деятельности, состоял в распоряжении председателя Русского Обще-Воинского Союза (РОВС).

Семья

С 1902 года был женат на Софье Михайловне Драгомировой (1871—1953), дочери генерала от инфантерии Михаила Ивановича Драгомирова, сестре генералов Абрама и Владимира Драгомировых и полковника Александра Драгомирова. В эмиграции жила с мужем во Франции. В 1945 году переехала в США. Скончалась в Си-Клиффе и была похоронена на кладбище при Успенском женском монастыре в Ново-Дивееве. В браке имела дочь Софью (1903—1997) и сына Сергея.

Награды

• Орден Святого Станислава 3-й ст. (1901);
• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1904);
• Орден Святого Владимира 4-й ст. (1906) на ленте ордена Святого Георгия (ВП 6.12.1914);
• Орден Святого Владимира 3-й ст. (ВП 6.12.1912);
• Орден Святого Станислава 1-й ст. (ВП 6.12.1913);
• Орден Святой Анны 1-й ст. (ВП 22.03.1915; с 1.01.1915);
• Орден Святого Владимира 2-й ст. (ВП 10.04.1916);
• Орден Белого орла с мечами (ВП 1.01.1917);
• Орден Святого Георгия 4-й ст. (ПАФ 17.07.1917)
• Подарок с вензелевым изображением имени Его Императорского Величества (ВП 10.08.1914; «за труды по пересмотру Устава о воинской повинности»).

Труды

• Воспоминания генерала А.С.Лукомского. - Берлин. - 1922. [elib.shpl.ru/ru/nodes/17521-t-1-ch-1-3-1922#page/5/mode/inspect/zoom/4 Том I.] [elib.shpl.ru/ru/nodes/17522-t-1-ch-4-7-1922#page/5/mode/inspect/zoom/4 Том II.]
  • Английский перевод: Memoirs of the Russian Revolution, translated by Mrs. Vitali, London, Allen and Unwin, 1922.
  • Переиздание перевода: Westport, CT, Hyperion, 1975.
• Очерки из моей жизни. Воспоминание. сост., предисл., коммент. С. Волкова. — М.: Айрис-пресс, 2012. — 752 c. — (Белая Россия) ISBN 978-5-8112-4483-6
• [www.grwar.ru/library/Lukomsky/index.html Очерки из моей жизни] Вопросы истории № 1 — 12 за 2001 год

Литература

• Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. — М.: АСТ, 2003. — 896 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-06895-1.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_l/lukomski.html Биография Лукомского А. С. на сайте «Хронос»]
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=414 Лукомский, Александр Сергеевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Лукомский, Александр Сергеевич

Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».