Луксорский обелиск (Париж)
Луксо́рский обели́ск (фр. obélisque de Louxor) — стоя́щий в центре главной парижской площади Согласия во Франции древнеегипетский обелиск, высотой 23 метра. Созданный при Рамсесе II, изначально он располагался у входа в Луксорский храм в Египте, но в начале 1830-х гг вице-король Мухаммед Али подарил его Франции.
Луксорский обелиск является самым древним монументом французской столицы.
Содержание
История
Когда-то два обелиска-близнеца обозначали вход в Луксорский храм. В 1829 году вали и самопровозглашённый хедив Египта Мухаммед Али подарил обелиски Франции.
В августе 1832 года французский корвет «Сфинкс» отправился в Александрию на встречу с баржей «Луксор», чтобы забрать один обелиск и отвезти его во Францию. 1 апреля 1833 года оба судна направились в Тулон и достигли его 10 мая. 12 августа корабли вошли в порт города Шербур.
21 декабря обелиск был доставлен в Париж. 3 года спустя, 25 октября 1836 года, по указу короля Луи-Филиппа I обелиск был поставлен в центре площади Согласия.
Второй обелиск остался в Луксоре. Отказ от него был официально адресован египетскому правительству французским президентом Франсуа Миттераном во время его первого президентского мандата.
Пьедестал
Гравировки на пьедестале обелиска, где показано:
- Concorde Obelix (4).jpg
как обелиск был снят со своего места в Египте и вывезен во Францию
- Concorde Obelix (5).jpg
и как он был установлен в Париже.
См. также
|
Портал «Древний Египет» |
|---|
|
Портал «Франция» |
|---|
Библиография
- Жан Батист Аполлинер Лёба (Jean Baptiste Apollinaire Lebas), L’Obélisque de Louxor, Paris, 1839.
Координаты: 48°51′56″ с. ш. 2°19′16″ в. д. / 48.86556° с. ш. 2.32111° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.86556&mlon=2.32111&zoom=14 (O)] (Я)
|
Это заготовка статьи о Париже. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Луксорский обелиск (Париж)"
Отрывок, характеризующий Луксорский обелиск (Париж)
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
