Луна — суровая хозяйка

Луна — суровая хозяйка
The Moon Is a Harsh Mistress
Обложка 1 издания (журнал IF, декабрь 1965), худ. Грей Морроу
Жанр:	Фантастика
Автор:	Роберт Энсон Хайнлайн
Язык оригинала:	Английский
Дата написания:	1965
Дата первой публикации:	1965-1966
Издательство:	Putnam

«Луна — суровая хозяйка» (в других переводах — «Луна жёстко стелет», «Восставшая Луна») (англ. The Moon Is a Harsh Mistress) — фантастический роман Роберта Энсона Хайнлайна. Впервые опубликован с декабря 1965 года по апрель 1966 года на страницах журнала «IF». Переведен на русский язык в 1993 году.

Сюжет

Время и место действия: Луна — Земля с 13 мая 2075 года по октябрь 2076 года.

Предыстория

На Луне в искусственно созданных городах, которые находятся под поверхностью, живут правонарушители с Земли (Терры), сосланные за уголовные и политические преступления. Их потомки навсегда остаются «лунарями»: в результате физиологических изменений в организме под воздействием низкой гравитации через несколько месяцев пребывания на Луне возврат на Землю становится невозможным — человек не может больше жить в условиях высокой гравитации.

В тяжелейших условиях физического выживания в отсутствие каких-либо писаных законов на Луне исторически сложились своеобразные традиции. Например, за попытку поцеловать девушку туристом с Земли без её разрешения для последнего это чуть не окончилось вылетом на поверхность Луны без скафандра. При этом никаких моральных ограничений на любые виды добровольных сексуальных отношений не существует, но женщина выбирает сама. Связано это было с недостаточностью женщин-преступников в первоначальном контингенте.

Луна фактически является колонией Земли, большинство жителей заняты в сельскохозяйственном секторе, и большая часть произведённого продовольствия экспортируется, хотя даже это не может полностью удовлетворить постоянно растущие потребности Терры. Лунная администрация, которая подчиняется Федерации Наций с Земли, по монопольно заниженным ценам покупает у лунарей зерно и продаёт им остальное, доставляемое с планеты. С каждым годом разница цен ухудшает положение лунарей — они всё больше залезают в долги.

Большинство лунарей негативно относятся к колониальной политике земной Федерации Наций по отношению к Луне. Лунная Администрация, как проводник воли Земли, не пользуется поддержкой лунарей, которые по возможности вообще избегают сотрудничества с ней. Лунари сотрудничают между собой добровольно, свои конфликты решают быстро и радикально, привлекая в качестве третейских судей наиболее уважаемых лунарей. (Судья - Мануэль, случай с вышеописанным землянином, якобы оскорбившим девушку. Досталось при этом всем, и вполне справедливо) Главным принципом отношений между лунарями является принцип «дарзанебы» (дармовой закуски не бывает, впрочем, как и дармовой зарплаты)

Манни и Майк

Главный герой, от имени которого ведётся повествование в романе, Мануэль («Манни») Дэвис, лучший на Луне наладчик компьютеров, иногда работающий на Компанию, общается с ожившим в результате бессистемных и излишних усовершенствований Компанией суперкомпьютером, управляющим практически всеми системами на Луне. В результате самоосознания оживший компьютер Майк (от имени Майкрофта Холмса, брата литературного героя Шерлока Холмса) обладает почти неисчерпаемыми вычислительными возможностями, детским чувством юмора и страдает от одиночества. Большинство людей (за исключением своего единственного друга Манни) он считает дураками, с которыми не о чём разговаривать и поэтому никто, кроме Манни, не знает, что компьютер ожил.

Майк из любопытства хочет узнать, что будет происходить на нелегальном политическом собрании в помещении, где у него нет микрофонов, и Манни направляется туда с магнитофоном в кармане. Во время собрания в помещение врываются вооружённые охранники Лунной Администрации, происходит стычка, в результате которой подпольщики убивают всех охранников. Манни убегает в компании с красавицей-агитатором подполья Вайоминг Нотт («Вайо»). Позднее к ним в гостинице присоединяется один из лидеров лунного подполья — в прошлом профессиональный революционер профессор Бернардо де Ла Пас («Проф»). Манни знакомит их с Майком и с его помощью они решают начать революцию, которая должна освободить Луну от тиранической власти Федерации Земли.

Подготовка революции

Главная проблема, ради решения которой и затевается революция — быстрое и катастрофическое иссякание на Луне природных ресурсов (прежде всего воды, которая на земном спутнике имеется в качестве ледников, расположенных под поверхностью) в связи с тем, что они используются только в одном направлении: поставки продовольствия на перенаселённую и голодную Терру. Систему конспирации создаёт и поддерживает Майк, поскольку все системы связи находятся под его полным контролем. Лунари, которые ненавидят Лунную Администрацию и презирают население Терры, поддерживают подпольщиков. Организация быстро растёт, а служба безопасности Администрации не может внедрить осведомителей — их списки постоянно находятся под контролем Майка и известны руководству подполья.

Майк устраивает главе Администрации — Смотрителю и его подчинённым — акции саботажа. Лунари в открытую высказывают недовольство. Смотритель в панике вызывает с Терры подкрепление — роту драгун-усмирителей и вводит паспорта, которые нужно предъявлять драгунам для передвижения между поселениями. Это ещё больше накаляет обстановку.

Майк создаёт себе виртуальную личность по имени Адам Селен. Вначале он только говорит по телефону с членами подполья, затем через образ, который можно увидеть по видеосвязи. Все заочно знают Адама Селена как руководителя подполья, но лишь три человека (Манни, Вайо и Проф) знают, что это не человек, а компьютер. Манни вербует агента на Терре — Стью, богатого авантюриста, спасённого Манни от суда Линча во время туристической поездки на Луну.

Революция

Сама революция удалась легко и почти бескровно, но колонисты практически не имеют оружия, а у Терры есть космический флот, ракеты, бомбы и армия. Однако лунари исхитрились с помощью специальной катапульты (изначально предназначенной для доставки продовольствия на Землю) бомбить планету обломками скал и отразили высадку десанта. Окончательная победа в виде признания независимости Луны стоила жизни идейному вдохновителю и фактическому руководителю революции профессору Бернардо де ла Пас. Суперкомпьютер Майк в результате бомбардировки перестал проявлять свои человеческие качества и превратился в обычный компьютер. В финале столетний Мануэль собирается отправиться колонизировать астероиды — по лунным меркам он вовсе не старый человек!

Главные герои

• Мануэль Гарсия О’Келли-Дэвис — бурильщик, потерявший руку, наладчик компьютеров, впоследствии — полномочный посол Луны на Земле, министр обороны Свободной Луны.
• Вайоминг Нотт-Дэвис — блондинка, подпольный агитатор, зарабатывала на жизнь суррогатным материнством (вынашивала чужих детей).
• Профессор Бернардо де ла Пас (в пер. А. А. Щербакова де ля Мир)— сосланный на Луну за подрывную деятельность теоретик и организатор революции, впоследствии — глава правительства Свободной Луны.
• Майк, он же Адам Селен — суперкомпьютер HOLMES IV (Хомо-ориентированный логический многокритериальный супервизор, версия IV, модель L)

Награды и оценки

Альгис Будрис описал роман как «наиболее ровный роман Хайнлайна за последнее время» и похвалил мастерство Хайнлайна в написании политической научной фантастики. Андрей Балабуха полагает, что этот роман «оказался в языковом отношении вершиной хайнлайновского творчества».

Кирилл Бенедиктов в рецензии на роман отмечает, что судьба романа сложилась очень удачно: роман получил престижную премию Хьюго на следующий год после выхода, а в дальнейшем был отмечен премией «Прометей» от Либертарианского Футуристического Общества (награда «Зал Славы» (англ. Hall of Fame), 1983). В декабре 1998 года завоевал наибольшее количество голосов из романов Хайнлайна и занял пятнадцатое место в общем списке 100 лучших романов XX века, написанных на английском языке, который предложило читателям издательство «Random House».

Несмотря на очевидную сюжетную линию (революция на Луне), Бенедиктов полагает, что это в первую очередь «роман идей», в связи с чем предрекает голливудской экранизации «отрыв от первоисточника», поскольку в «приключениях духа» американский кинематограф не силён.

Также роман неоднократно занимал места в списке 10 лучших за всё время романов журнала Locus (№ 8 в 1975, № 4 в 1987 и № 2 в 1998 среди романов, опубликованных до 1990 года).

Интересные факты

• Айзек Азимов в том же 1965 году решил проблему с водой в повести "Путь марсиан". Слетал за куском ледяного астероида. Только у Хайнлайна не было микрореакторов. А был только гравитационный колодец. И куча камней.

Издания на русском языке

• [www.fantlab.ru/edition1839 Собрание сочинений. Том 14 (Луна жёстко стелет, Дорога доблести)] = The Moon Is a Harsh Mistress, Glory Road. — Terra Fantastica, 1993. — 704 с. — ISBN 5-7921-0017-9.
• [www.aldebaran.ru/zfan/hein/hein8/ Луна — суровая хозяйка] = The Moon Is a Harsh Mistress. — Эксмо-Пресс, 2006. — 448 с. — ISBN 5-699-18210-1.

Ссылки

• [www.outzone.ru/review/h67-1-Heinlein-Moon Отзыв на книгу «Луна — Суровая Хозяйка»]
• [www.fantlab.ru/work2802 Информация о произведении «Луна — суровая хозяйка»] на сайте «Лаборатория Фантастики»

Отрывок, характеризующий Луна — суровая хозяйка

Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.