Лунден, Эльдрид

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эльдрид Лунден
Eldrid Lunden

Эльдрид Лунден в Дельфах в октябре 2000 г. (Фото: Рейдар Экнер)
Дата рождения:

5 октября 1940(1940-10-05) (83 года)

Место рождения:

Нёустдал, Норвегия

Гражданство:

Норвегия Норвегия

Род деятельности:

поэтесса, эссеистка

Направление:

модернизм, экзистенциализм

Язык произведений:

нюношк

Дебют:

«f.eks. juli» (1968)

Эльдрид Лунден (норв. Eldrid Lunden; род. 5 октября 1940, Нёустдал, Норвегия) — норвежская поэтесса-модернист и профессор писательского мастерства. Пишет на новонорвежском языке. Эльдрид Лунден выпустила десять сборников стихотворений и считается критиками и прессой одной из ключевых фигур норвежской поэзии[1][2]. Её стихи завоевали прочные позиции в современной норвежской литературе, пользуясь пристальным вниманием как поклонников, так и критиков[1][3].

На творчество Эльдрид Лунден повлияли такие поэтессы, как Эдит Сёдергран и в особенности Халдис Мурен Весос[1], писавшая на новонорвежском, как и она сама. Также её творчество испытывало идеологическое влияние феминизма второй волны (19601970-х годов). Политическая составляющая её стихов и эссе всегда была провокационной и критической — включая критику, направленную против некоторых тенденций феминистского движения[1]. В своих стихах, эссе, интервью и критике Лунден особое внимание уделяет проблеме пола[4].

Эльдрид Лунден работала преподавателем в средней школе и в колледже, а также в созданной ею в 1982 году Академии писательского мастерства (норв.) в Бё. Она занимала редакторские должности в различных литературных журналах, в том числе в шведском «Café Existens»[1].





Детство

Эльдрид Лунден родилась 5 октября 1940 года в Согн-ог-Фьюране, в коммуне Нёустдал. Её отец, Людвик Лунден (норв. Ludvik Lunden, 18971989) вёл небольшое хозяйство и работал рабочим на стройках, а мать, Хильда Индреквам (норв. Hilda Indrekvam, 19011998), была домохозяйкой. Эльдрид Лунден покинула родительский дом в 14-летнем возрасте, чтобы продолжить обучение. Через несколько лет, перемежая учёбу с различными заработками, она получила аттестат в общественной гимназии Восса (норв.) в 1961 году. После этого она продолжила обучение в Университете Осло, одновременно подрабатывая ассистентом метеоролога в Метеорологическом институте (норв.)[5][6].

Университетские годы

Эльдрид Лунден получила степень магистра филологии (лат. candidatus philologiæ) по специальности «Северные языки и литература» в Университете Осло. В то время она ещё не планировала стать профессиональным писателем, но, познакомившись с другими студентами, постепенно втягивалась в литературные круги. Она примкнула к группе «Профиль» (норв. Profilgruppa), состоящей из радикально настроенной молодёжи, сплотившейся вокруг литературного журнала «Профиль» (норв.) (норв. Profil)[5]. Как раз в то время журнал оказался в центре борьбы за новую эстетическую платформу, выступающую против литературного истеблишмента. В процессе этой борьбы молодые авторы снова и снова обращались к концепции модернизма. Самые первые стихи, которые впоследствии вошли в её первый сборник, Эльдрид Лунден опубликовала в 4-м номере журнала за 1966 год[1]. В 1967—1968 годах она была помощником редактора «Профиля» (и единственной женщиной в редакции), но, когда в начале семидесятых с приходом в редакцию левых активистов журнал сосредоточился на пропаганде марксизма, Эльдрид Лунден покинула редакцию[5].

В 1973 Эльдрид Лунден написала диссертацию «Куда ушла Нора? Индивидуализм и женственность в трёх норвежских пьесах» (нюнорск Kvar gjekk Nora? Individualisme og kvinnesyn i tre norske drama), которая в 2004 году была издана в сборнике эссе «Почему Норе пришлось уйти?» (нюнорск Kvifor måtte Nora gå?)[5][7].

Раннее творчество

Литературный дебют Эльдрид Лунден состоялся в 1968 году, когда она была ещё студенткой Университета Осло. Её первый сборник «f.eks. juli» (рус. напр. июль) получился тематически и стилистически неоднородным. Конфликт, напряжённость и тревога являются лейтмотивами сборника. Вошедшие в него стихи описывают пейзажи западного побережья Норвегии, сцены из детства, опыт общения с природой — знакомой, но почти всегда небезопасной. В целом собранные под одной обложкой стихи формируют единое экзистенциальное произведение[8][9].

Следующие три небольших сборника — «Inneringa» (рус. Избегание), «hard, mjuk» (рус. твёрдый, мягкий) и «Mammy, blue» — демонстрируют определённый поэтический прорыв Эльдрид Лунден. Эти книги заняли высокое место в норвежской поэзии, а «Mammy, blue» стал одной из самых известных книг Лунден[1]. Постоянным элементом стихов в этих сборниках является вода — будь то проливной дождь или мелкая изморось, роса, капли, лёд, снег, моря или реки. «Inneringa» живописует сельский ландшафт, в котором природа интерферирует с человеческим сознанием, а дождь представляет основное состояние в жизни. Сборник разделён на пять частей, содержащих короткие стихи без названий, написанные от третьего лица. Мокрый пейзаж предоставляет контекст для созерцания жизни поколений людей, населяющих его, и за изменением этой жизни в быстро меняющихся условиях современности. Поэтический стиль более гладок, чем в первом сборнике; спокойная ритмика и отсутствие резких метафорических контрастов побуждают к визуальному размышлению. Нарастающий конфликт прослеживается во взаимоотношениях мужчины и женщины в городском окружении, и межличностное напряжение добавляет новое измерение к теме противостояния природы и города[1][10].

Сборник «hard, mjuk» в большей степени концентрируется на сознании женщины, на её отношении к собственному телу, к другим женщинам и мужчинам. Отдельным стихам свойственна неопределённость, но в то же время в контексте всего сборника они становятся более доступны и открыты для интерпретации. Во многих стихах присутствует связь «он — она», часто колеблющаяся между страстью и разочарованием. Героиня, влекомая то близостью, то отторжением, застенчива и замкнута, и сближение прерывается, оставляя дальнейшее развитие персонажа неясным[1][11].

В эстетическом смысле «Mammy, blue» близок по композиции к двум предыдущим сборникам, однако утверждает новую фазу, вводя «я» и имя в повествование. Первый из четырёх разделов фокусируется на Анне, её чувственном опыте и её движении в прибрежном ландшафте. В атмосфере, которую создаёт Лунден, осторожные попытки идентификации и поиска вербальных выражений отражены в самом поэтическом языке. Синтаксис подчёркивает взаимодействие пейзажа и человека — контекст, в котором женщина, похоже, видит свои отражения в различных свойствах природы. Структурно «Mammy, blue» состоит из набора образов, взятых из жизни молодой женщины. Разделы не упорядочены хронологически. Можно интерпретировать их так: первый описывает самовосприятие женщины, её чувства и язык; второй — конфликты, страх и надлом; третий — взаимоотношения с другими людьми, в особенности с матерью; и четвёртый — процессы творчества и телесное сознание. Заголовок привносит нотку меланхолии, которая сопровождает весь текст. Через всю книгу проходит мотив депрессии, связанной с матерью — идеализируемой и в то же время отталкивающей, близкой и далёкой[1][12].

Творчество 1980-х

В 1982 году выходит сборник «Gjenkjennelsen» (рус. Распознание), посвящённый в основном взаимоотношениям личности и общества. Структура поэтического языка стала выразительнее. Стихи исследуют силу языка в контексте феминизма через диалоги с читателем и с другими женщинами. Сквозь все тексты идёт повторяющийся вопрос о причинах затруднительного изменения традиционного положения женщины; феминистка обрушивается с критикой на самих женщин, на их сложившиеся иерархии и устоявшиеся модели поведения. В стихах затрагиваются темы женской работы, женской сексуальности, уязвимости женщин перед насилием и склонности самих женщин к насилию. Вопрошающий характер основного голоса в сочетании с отрывочными и рудиментарными ответами остальных создаёт у читателя ощущение нерешённой проблемы[1][13].

Поэтесса Лив Люндберг (норв.) так характеризует «Gjenkjennelsen»:

Её стихи свежи — так, что холодно спине; прозрачны — так, что эмоции ощущаются прямо в образах. Они ироничны и теплы, у них острые грани и мягкие кончики пальцев. Образы тела и окружающего мира сплавляются с концепциями в общий поэтический язык, в котором всё собрано в предельно сжатые и красиво скомпонованные стихомузыкальные картины.

Lundberg, Liv. Den minste og kvassaste flammen: Om Gjenkjennelsen av Eldrid Lunden (норв.) // Vinduet. — 1986. — Nr. 2. — S. 62—64.

Вышедший в 1989 сборник «Det omvendt avhengige» (рус. Обратная зависимость) концентрирует внимание на философских вопросах. Многие стихи раскрывают экзистенциальные темы: жизнь и смерть, бытие и небытие. Фрагменты сказок и текстов, традиционно приписываемых тому или иному полу, переплетаются со стихами Лунден. Эта интертекстуальность позволяет ей прибегать к диалогам, пародиям, комментариям и критике. Поэтическое мышление зачастую приобретает форму риторической петли, обозначающей конец стихотворения и перекликающейся с началом. Повтор, конечно же, немного отличается; таким образом, окончательная интерпретация откладывается. Этот эффект призван усилить важную концепцию: похожие вещи всё же различаются[1][14]. Некоторые критики отмечали очевидные философские амбиции сборника и считали изображённую на обложке ленту Мёбиуса аллюзией на деконструкцию и лакановский психоанализ[15][16].

Творчество 1990-х

В творчестве Эльдрид Лунден часто происходят диалоги с другими текстами. В сборнике «Noen må ha vore her før» (рус. Должно быть, тут уже бывали), который увидел свет в 1990 году, два раздела из шести связаны с художником и писателем Кристианом Крогом, его женой Одой Крог, пианисткой и писательницей Дагни Юль и Альбертиной — вымышленным персонажем многих картин Крога, а также его романа «Альбертина» (норв. Albertine). Все персонажи принадлежат в культурном смысле «эпохе прорыва модернизма» (дат. Det Moderne Gennembrud), во время которого конфликт полов занимал значительную часть эстетической и политической повестки дня. Альбертина — натурщица, вынужденная стать проституткой после изнасилования полицейским. Роман и картины Крога были его политическим вкладом в дискуссии 1880-х о лицемерии в вопросах сексуальности, проституции, нищеты и прав женщин. Лунден использует этих персонажей для отражения современной ситуации в искусстве и проблемах пола. Как и в «Gjenkjennelsen», звучит критика, но на этот раз с позиций не столько политики и философии, сколько истории и герменевтики. Портрет, зеркало и рама служат мотивами, проливающими свет на проблемы самооценки и самовосприятия с точки зрения искусства. Кроме того, зеркало обладает свойствами, которые (отражая исторически воспринимаемую хрупкость женщины) позволяют ему быть «уязвимым»: оно может треснуть или разбиться, а о разбитое зеркало несложно порезаться. Лунден разбросала множество острых осколков по страницам своей книги. «Noen må ha vore her før» получил множество положительных отзывов и был сочтён более простым для восприятия, чем предыдущий сборник[1][17].

Сборник «Slik Sett» (рус. Увидено так, 1996) уже в заголовке обозначает тему: на вещи можно смотреть с разных точек зрения. Результат — текстуальная эстетика, напоминающая симфонию: множество голосов, сливаясь и споря, формируют слитное утверждение. Впрочем, заголовок представляет собой заезженное клише; он предвосхищает стихи, в которых обычный язык и клише соседствуют с экзистенциальными мотивами. Основная тема хорошо знакома читателям Лунден: наблюдать и быть наблюдаемым. Однако на этот раз наблюдающий взгляд страстен и полон жизни. Некоторые стихи содержат фрагменты истории о женщине, которая живёт на улице Фангена, 14, и о мужчине, который наблюдает за ней и думает о ней. Другие обращаются к последней ибсеновской пьесе «Когда мы, мёртвые, пробуждаемся», в которой скульптор Рубек и его модель Ирена, разочарованные, рефлектируют над своей строго подчинённой искусству жизнью. Пытаясь восстановить утерянную связь и забытые устремления, они лезут на гору — чтобы оказаться сметёнными лавиной. Похожая судьба ожидает и шведского воздухоплавателя Андре, который отправился в полярную экспедицию на воздушном шаре и погиб во льдах. Внедряясь в эти интертекстуальные образы, темы и нарративы, Эльдрид Лунден не пытается их интерпретировать, а создаёт из них новые образы, обнаруживая в процессе свежие и неожиданные формы[1][18].

Писатель-метамодернист Карл Уве Кнаусгор в своём эссе о творчестве Эльдрид Лунден подчёркивает утончённость эстетики языка поэтессы в «Slik Sett»:

Лингвистическим нюансам уделяется большое внимание в языке Лунден; стихи легко перемещаются по различным уровням стиля и тона, они создают вокруг себя достаточно пространства, чтобы вместить элементы и дискурсы, которые были бы иначе совершенно чужды, но здесь, в стихах, они лишены статуса определения и свободно перетекают друг в друга.

Knausgård, Karl Ove. Aldri bare begge deler (норв.) // Kritikkjournalen. — 1996. — S. 31—34.

«Slik Sett» был номинирован на литературную премию Северного Совета.

Творчество 2000-х

Сборник «Til stades. Tekstar om erindring og gløymsle» (рус. На месте. Тексты о памяти и забвении), вышедший в 2000 году, можно назвать сплавом поэзии и путевого очерка. Эльдрид Лунден посвятила эту книгу своему прошлому. Детским воспоминаниям уделяется внимание, но всё же большинство текстов посвящено поездкам в Средиземноморье — в Италию, Францию, Испанию — где памятники археологии и классические произведения искусства предоставляют повод для медитации. В сборнике есть и стихи, и прозаические описания с размышлениями об исторических личностях и архитектуре, попадаются и чистые экфрасисы. Будучи «нехарактерной» для Лунден книгой, «Til stades» привлёк внимание прессы и был сочтён рядом критиков более «дружественным» для читателя[1][19]. Некоторые критики заключили, что, хотя классические сборники стихов Эльдрид Лунден обладают бо́льшими литературными достоинствами, в её последнем творении «меньше политики и риторики, зато больше экстравертности и юмора»[20]. Ингрид Стурхольмен (норв.), поэтесса и бывшая студентка Академии писательского мастерства в Бё (норв.), взяла у Эльдрид Лунден интервью в связи с выходом книги. Лунден прокомментировала смешанный характер текстов, утверждая, что существенного различия с её ранними работами нет:

Я считаю, неоднородность присуща моим книгам; в предыдущих работах также встречались факты, нарративы, рефлексии и т.д.

Storholmen, Ingrid. [www.morgenbladet.no/article/20000804/ARKIV/8040310 Direkte omvegar] (норв.) // Morgenbladet. — 2000. — Nr. от 4 августа.

Последний на сегодняшний день сборник Эльдрид Лунден, «Flokken og skuggen» (рус. Стая и тень), вышел в 2005 году. В более сдержанной манере, нежели раньше, Лунден исследует взаимосвязь между разными формами восприятия и их связи с умственной деятельностью, а также с вербальным и визуальным представлениями. Сборник представляет собой настоящее испытание для поэтического восприятия. Читатель втягивается в повествование о смешении различных методов познания и о том, как трудно порой бывает выбирать между внешними стимулами и ментальными проекциями. Создают ли объекты, наблюдаемые в природе, образы в нашем сознании, или же наш опыт восприятия определяет, как их интерпретировать? В десятой книге Лунден эти вопросы — одновременно философские, эстетические и кинестетические — представлены к рассмотрению перед нашим сознанием в манере, бросающей вызов привычным категориям ума, вроде причинности, временности и связи между формой и содержанием[1][21]. Книга получила весьма положительные отзывы в прессе[2][22].

За свой выдающийся вклад в сокровищницу норвежской поэзии Эльдрид Лунден получила премию Халдис Мурен Весос в 2007 году — в столетний юбилей великой поэтессы[23].

Академия писательского мастерства в Бё

В 1982 году Эльдрид Лунден открыла Академию писательского мастерства (норв.) (норв. Forfatterstudiet) при Университетском колледже Телемарка (англ.) в Бё[24]. Она стала её руководителем и работает в ней профессором писательского мастерства. Эта школа профессиональных писателей стала первым учебным заведением такого рода в Скандинавии[1]. Первые 10 лет обучение включало полугодовой курс; начиная с 1992 года, курс был расширен до двух семестров[25]. Многие из выпускников получили премию Тарьея Весоса за лучший дебют. Писательница Хейди Мари Крисник (норв.), получившая эту премию в 2002 году за роман «Applaus», с теплотой отзывается о времени, проведённом в Академии:

Учёба в Академии писательского мастерства и возможность целый год посвятить чтению и рефлексии над текстом стали для меня решающими. Год в Академии был годом погружения, он дал мне концентрацию, покой и возможность сосредоточиться на писательстве. Я также научилась лучше читать — и свои, и чужие тексты. И я думаю, что здо́рово было встретить столько других писателей, услышать столько других голосов. Это уникальный опыт.

[m.hit.no/nor/content/download/106068/1125223/file/S%C3%98KNAD+SKIEN.pdf På vei mot universitet: heltene fra Telemark] (норв.). Høgskolen i Telemark. — Фрагмент интервью с Хейди Мари Крисник в буклете колледжа. Проверено 22 августа 2011. [www.webcitation.org/658SiMBKO Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].

Эльдрид Лунден руководила Академией 29 лет, пока не достигла предельного для должности возраста в 70 лет. Новым руководителем Академии 1 марта 2011 года стал писатель Руни Кристиансен (норв.)[26].

Семья

Муж Эльдрид Лунден — шведский писатель и литературовед Рейдар Экнер (род. 25 июля 1929 года). Они поженились 31 декабря 1994 года. Известный норвежский историк Коре Лунден (норв.) (род. 8 апреля 1930 года) — старший брат поэтессы[5]. В октябре 2010 года власти Нёустдала устроили торжества в честь 70-летия Элдрид Лунден и 80-летия Коре Лундена[27]. Кроме Коре, у Эльдрид Лунден есть ещё два брата — Стейнар и Улав, а также сестра Дагунн[6].

Библиография

Стихи

Дата Библиографическая информация Примечания
1968 Lunden, Eldrid. f. eks. juli. — Oslo: Samlaget, 1968. — 42 p.
1975 Lunden, Eldrid. Inneringa. — Samlaget, 1975. — 82 p. — ISBN 978-8-25-210516-2.
1976 Lunden, Eldrid. hard, mjuk. — Samlaget, 1976. — 62 p. — ISBN 978-8-25-210621-3.
1977 Lunden, Eldrid. Mammy, blue. — Oslo: Samlaget, 1977. — 78 p. — ISBN 978-8-25-210767-8.
1982 Lunden, Eldrid. Gjenkjennelsen. — Samlaget, 1982. — 94 p. — ISBN 978-8-25-212157-5. Премия «За литературу на новонорвежском»
1987 Lunden, Eldrid. Dikt i utval. — De norske bokklubbene, 1987. — 111 p. — ISBN 978-8-25-250765-2.
1989 Lunden, Eldrid. Det omvendt avhengige. — Samlaget, 1989. — 87 p. — ISBN 978-8-25-213444-5.
1990 Lunden, Eldrid. Noen må ha vore her før. — Samlaget, 1990. — 93 p. — ISBN 978-8-25-213635-7.
1994 Lunden, Eldrid. Dikt i samling 1968-1990. — 2. — Samlaget, 1994. — 298 p. — ISBN 978-8-25-214363-8.
1996 Lunden, Eldrid. Slik Sett. — Aschehoug, 1996. — P. 105. — ISBN 978-8-20-317744-6. Номинация на литературную премию Северного Совета
2000 Lunden, Eldrid. Til stades. — Aschehoug, 2000. — 118 p. — ISBN 978-8-20-318315-7.
2001 Lunden, Eldrid. Dikt i samling 1968-2000. — Den Norske lyrikklubben, 2001. — 401 p. — ISBN 978-8-25-254498-5.
2005 Lunden, Eldrid. Flokken og skuggen. — Aschehoug, 2005. — 125 p. — ISBN 978-8-20-319061-2.

Эссе

Дата Библиографическая информация Примечания
1982 Lunden, Eldrid. Essays. — Oslo: Samlaget, 1982. — 133 p. — ISBN 978-8-25-212162-9.
2004 Lunden, Eldrid. Kvifor måtte Nora gå? — Aschehoug, 2004. — 251 p. — ISBN 978-8-20-318836-7. Включая диссертацию Лунден «Kvar gjekk Nora? Individualisme og kvinnesyn i tre norske drama»
2008 Lunden, Eldrid. Modernisme eller litterær populisme? — Aschehoug, 2008. — 122 p. — ISBN 978-8-20-319452-8. Эссе об Арне Гарборге и Кнуте Гамсуне

Публикации об Эльдрид Лунден

Дата Библиографическая информация
1981 Larsen, Merete Rød. Om ho lever i mannssamfunnet? Ja, og mannen: om Eldrid Lundens poesi i hard, mjuk (1976) // Dikt og kritikk. En undersøkelse av 17 norske dikt fra 1975–79 / Ed. Sigurd Helseth. — Oslo: Gyldendal, 1981. — P. 148—158. — 256 p.
1986 Aga, Hanne Aga. Det poetiske prosjektet: om hard, mjuk av Eldrid Lunden (норв.) // Vinduet. — 1986. — Nr. 2. — S. 11—13.
Lundberg, Liv. Den minste og kvassaste flammen: om Gjenkjennelsen av Eldrid Lunden (норв.) // Vinduet. — 1986. — Nr. 2. — S. 62—64.
1990 Pettersen, Lisbeth. Eldrid Lunden & Jacques Lacan (норв.) // Kritikkjournalen. — 1990. — Nr. 2/4. — S. 24—29.
1991 Pettersen, Lisbeth. The Dance of Meaning. Betydningsspill i Eldrid Lundens diktsamling hard, mjuk (1975) / Red. Hans H. Skei, Einar Vannebo. — Norsk litterær årbok. — Oslo: Samlaget, 1991. — P. 124—138. — 240 p. — ISBN 82-52-13728-8.
1994 Renberg, Tore. Noe anna, noe heilt anna: Flekken på tunga i Eldrid Lundens Mammy, blue (норв.) // Vinduet. — 1994. — H. 48. — Nr. 4. — S. 20—28.
1995 Knudsen, Fredrik. Eldrid Lunden intervjuet (норв.) // Sørlandsk Magasin. — Arendal: Agder litteraturlag, 1995.
Rekdal, Bjarte. Eldrid Lunden og Lacan: Det stille punktet i konstant forskyvning // Store oskeflak av sol: Om Paal-Helge Haugens og Eldrid Lundens forfatterskap / Ed. Ole Karlsen. — Oslo: Cappelen Akademisk forlag, 1995. — P. 230—240. — 260 p. — ISBN 82-45-60010-5.
1996 Knausgård, Karl Ove. Aldri bare begge deler (норв.) // Kritikkjournalen. — 1996. — S. 31—34.
2010 Langås, Unni. [brage.bibsys.no/hia/bitstream/URN:NBN:no-bibsys_brage_14722/1/Langaas_2010_Dialogues.pdf Dialogues in poetry: an essay on Eldrid Lunden]. — Bergen: Alvheim & Eide Akademisk Forlag, 2010. — 160 p. — (Scandinavian Women Writers. Vol. 3). — ISBN 82-90359-82-9.
Poetikk: tekster til Eldrid Lunden / Red. Kristian Hanto, Leif Høghaug. — Bokvennen, 2010. — 243 p. — ISBN 978-8-27-488239-3.

Награды

Напишите отзыв о статье "Лунден, Эльдрид"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Langås, Unni. [brage.bibsys.no/hia/bitstream/URN:NBN:no-bibsys_brage_14722/1/Langaas_2010_Dialogues.pdf Dialogues in poetry: an essay on Eldrid Lunden]. — Bergen: Alvheim & Eide Akademisk Forlag, 2010. — 160 p. — (Scandinavian Women Writers. Vol. 3). — ISBN 82-90359-82-9.
  2. 1 2 Grip, Johann. [www.morgenbladet.no/article/20051007/OBOKER/110070054 I kjent landskap] (норв.) // Morgenbladet. — 2005. — Nr. от 7 октября.
  3. Tom Egil Hverven. [www.nrk.no/nyheter/kultur/5191308.html Flokken og skuggen] (норв.). NRK (1 ноября 2005). Проверено 10 июля 2011. [www.webcitation.org/658SdVG5J Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  4. Интервью с Лунден и её академические публикации изданы в трёх сборниках эссе, опубликованных в 1982, 2004 и 2008 годах.
  5. 1 2 3 4 5 Dag Aanderaa. [snl.no/.nbl_biografi/Eldrid_Lunden/utdypning Eldrid Lunden – utdypning (NBL-artikkel)] (нюношк). Norsk biografisk leksikon. SNL. Проверено 13 августа 2011. [www.webcitation.org/658SeaIls Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  6. 1 2 [naustdalsogelag.no/?p=158 Fest for syskena Eldrid og Kåre Lunden] (норв.). Naustdal Sogelag (1 октября 2010). Проверено 15 августа 2011. [www.webcitation.org/658SfLcTM Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  7. Lunden, Eldrid. Kvifor måtte Nora gå? — Aschehoug, 2004. — 251 p. — ISBN 978-8-20-318836-7.
  8. Einar Økland. Å kjenne seg att (предисловие) // Dikt i utval / Eldrid Lunden. — 1987. — P. 6. — 111 p. — ISBN 978-8-25-250765-2.
  9. Lunden, Eldrid. f. eks. juli. — Oslo: Samlaget, 1968. — 42 p.
  10. Lunden, Eldrid. Inneringa. — Samlaget, 1975. — 82 p. — ISBN 978-8-25-210516-2.
  11. Lunden, Eldrid. hard, mjuk. — Samlaget, 1976. — 62 p. — ISBN 978-8-25-210621-3.
  12. Lunden, Eldrid. Mammy, blue. — Oslo: Samlaget, 1977. — 78 p. — ISBN 978-8-25-210767-8.
  13. Lunden, Eldrid. Gjenkjennelsen. — Samlaget, 1982. — 94 p. — ISBN 978-8-25-212157-5.
  14. Lunden, Eldrid. Det omvendt avhengige. — Samlaget, 1989. — 87 p. — ISBN 978-8-25-213444-5.
  15. Pettersen, Lisbeth. Eldrid Lunden & Jacques Lacan (норв.) // Kritikkjournalen. — 1990. — Nr. 2/4. — S. 24—29.
  16. Bjarte Rekdal. Eldrid Lunden og Lacan: Det stille punktet i konstant forskyvning (норв.) // Store oskeflak av sol: Om Paal-Helge Haugens og Eldrid Lundens forfatterskap / Ed. Ole Karlsen. — Oslo: Cappelen Akademisk forlag, 1995. — S. 230—240. — ISBN 9788245600100.
  17. Lunden, Eldrid. Noen må ha vore her før. — Samlaget, 1990. — 93 p. — ISBN 978-8-25-213635-7.
  18. Lunden, Eldrid. Slik Sett. — Aschehoug, 1996. — 105 p. — ISBN 978-8-20-317744-6.
  19. Lunden, Eldrid. Til stades. — Aschehoug, 2000. — 118 p. — ISBN 978-8-20-318315-7.
  20. Økland, Ingunn. Med Eldrid Lunden på kulturhistorisk Interrail (норв.) // Aftenposten. — 2000. — Nr. от 8 августа.
  21. Lunden, Eldrid. Flokken og skuggen. — Aschehoug, 2005. — 125 p. — ISBN 978-8-20-319061-2.
  22. Stueland, Espen. Poesiåret 2005: Bibliotekets eselører v/ noen av dem (норв.) // Vinduet. — 2006. — Nr. 2. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=9788205355095&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 9788205355095].
  23. 1 2 [www.hit.no/nor/HiT/Om-HiT/Nyhetsarkiv/2007/Litteraturpris-til-HiT-professor Litteraturpris til HiT-professor] (норв.). Høgskolen i Telemark (10 декабря 2007). Проверено 10 июля 2011. [www.webcitation.org/658Sfz6W4 Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  24. Экланн И. Норвежская художественная литература с 1978 по 2008 г. // [www.norla.no/index.php/content/download/3855/62444/file/NORLA_two_essays_russian.pdf NORLA 1978—2008: Два эссе о норвежской литературе за рубежом]. — С. 10. — 24 с.
  25. Mariann Aalmo Fredin. [www.dagbladet.no/kultur/2000/05/16/204451.html Kan man lære å bli dikter i et klasserom?] (норв.). Dagbladet (16 мая 2000). Проверено 22 августа 2011. [www.webcitation.org/658SgtcNQ Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  26. [www.hit.no/nor/HiT/Om-HiT/Nyhetsarkiv/2011/Overtar-ansvaret-for-Forfattarstudiet Overtar ansvaret for Forfattarstudiet] (норв.). Høgskolen i Telemark (24 марта 2011). Проверено 10 июля 2011. [www.webcitation.org/658Sj1okU Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  27. Britt Kringlen. [www.naustdal.kommune.no/artikkel.aspx?MId1=19&AId=654&back=1&MId2=253&MId3=254 Festdag for Eldrid Lunden og Kåre Lunden 9. oktober 2010. Rapport!] (норв.). Naustdal kommune (25 ноября 2010). Проверено 22 августа 2011.
  28. [www.nm.no/tekst.cfm?path=10235,10237 Nynorsk litteraturpris] (нюношк). Noregs Mållag. — Список лауреатов премии «За литературу на новонорвежском» на официальном сайте «Норегс Моллаг».. Проверено 10 июля 2011. [www.webcitation.org/658Sjpfke Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  29. 1 2 3 4 [www.samlaget.no/nn-NO/Forfattarar/L/Eldrid-Lunden.aspx Eldrid Lunden] (норв.). Samlaget. Проверено 15 августа 2011. [www.webcitation.org/658SkdH8h Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  30. [www.baerum.kommune.no/bibliotek/litteratur/litteraturpriser/norske_priser/Sokneprest-Alfred-Andersson-Ryssts-fond/ Sokneprest Alfred Andersson-Ryssts fond] (норв.). Bærum bibliotek. Проверено 15 августа 2011.
  31. [www.baerum.kommune.no/bibliotek/litteratur/litteraturpriser/norske_priser/Melsomprisen/ Melsomprisen] (норв.). Bærum bibliotek. Проверено 15 августа 2011.
  32. [www.forleggerforeningen.no/nor/brageprisen/tidligere_vinnere Tidligere vinnere av Brageprisen] (норв.). Den norske Forleggerforening. Проверено 15 августа 2011. [www.webcitation.org/658Sly0hK Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  33. [www.baerum.kommune.no/bibliotek/litteratur/litteraturpriser/norske_priser/amalie_skram/ Amalie Skram prisen] (норв.). Bærum bibliotek. Проверено 15 августа 2011.
  34. [www.forfatterportalen.no/litteraturpriser/legat.htm Mads Wiel Nygaards Legat] (норв.). Forfatterportalen. Проверено 15 августа 2011. [www.webcitation.org/658SmdJ3U Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].

Ссылки

  • [snl.no/Eldrid_Lunden Eldrid Lunden] (норв.). SNL. Проверено 10 июля 2011. [www.webcitation.org/658SnBMyL Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  • Eldrid Lunden. [www.poetryinternational.org/piw_cms/cms/cms_module/index.php?obj_id=6017 Where shall we go the day we see] (англ.). Poetry International. — Видеозапись Эльдрид Лунден, читающей свои стихи, и текст английского перевода, выполненного Дэвидом МакДаффом (англ.).. Проверено 15 августа 2011. [www.webcitation.org/658SnqQTf Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Лунден, Эльдрид

Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.