Лунь юй
Поделись знанием:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
|
На этой странице есть текст на китайском языке. Без поддержки восточноазиатской письменности вы можете видеть знаки вопроса или другие знаки вместо китайских символов. |
Лунь Юй (кит. трад. 論語, упр. 论语, пиньинь: lún yǔ, палл.: Лунь Юй, «Беседы и суждения», «Аналекты Конфуция») — наряду с «И-цзином» и «Дао Дэ Цзином» — один из наиболее знаменитых текстов Восточной Азии. Главная книга конфуцианства, составленная учениками Конфуция из кратких заметок, фиксирующих высказывания, поступки учителя, а также диалоги с его участием.
Книга написана на древнекитайском языке, состоит (в наиболее распространённой версии) из двадцати глав, названных по первому выражению каждой из них. Составление книги началось после смерти Конфуция в конце эпохи Вёсен и осеней и заняло от 30 до 50 лет.
Как один из величайших литературных памятников, «Лунь Юй» стал частью конфуцианского Четверокнижия (Сы шу). Знание этой книги наизусть являлось обязательным требованием китайского классического образования.
В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.
Переводы
На русский язык «Аналекты» переводились В. П. Васильевым, П. С. Поповым, В. А. Кривцовым, Головачёвой Л. И. (1992), И. И. Семененко, А. С. Мартыновым, Л. С. Переломовым и А. Е. Лукьяновым,
В литературе
- Юань Мэй (1716-1797, эп. Цин): заглавие сборника историй о сверхъестественном «Цзы бу юй» 子不語 отсылает к манере Конфуция не затрагивать подобные темы, зафиксированной в «Аналектах».
Вне Китая
Парадоксальным образом, средневековые варианты текстов и комментариев «Аналектов» в Японии сохранялись в буддийских храмах, где священники выступали в качестве знатоков китайской классической словесности. Примечательным событием стало возвращение в Китай субкомментария на «Аналекты», созданного Хуан Канем (488-545) и утерянного на материке во времена Южной Сун. В Японии этот текст был опубликован в 1750 и повторно издан в 1864 г. По возвращении в Китай был включен в «Сыку цюаньшу». Интересно, что одной из форм рефлексии над текстом была интерпретация элемента лунь в названии через смежный иероглиф лунь с ключом "повозка", который обозначал колесо. Таким образом, «Аналектам» приписывалась цикличность и совершенство формы, напоминающее жемчужину.[1]
Напишите отзыв о статье "Лунь юй"
Примечания
- ↑ Philologists as Rogues: Puzzles Concerning the Japanese Recovery of Huang Kan's Subcommentary (at Harvard University sponsored by the Fairbank Center) [www.princeton.edu/~elman/]
Литература
- Головачева Л. И. О взаимосвязи понятий «жэнь»- «чжи»-«сюэ» в раннеконфуцианском памятнике «Лунь юй» // Четырнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае» М., 1983. Ч. I.
- Головачева Л. И. О взаимосвязи понятий "жэнь", "сяо", "чжун" в раннеконфуцианском памятнике "Лунь юй"// XVII научная конференция "Общество и государство в Китае": тез. докл./ АН СССР. Ин-т востоковедения. М.,1986. Ч.1. С.127-132
- Головачева Л. И. Категорическое отрицание или риторический вопрос? (Об употреблении служебного слова «вэй» в «Лунь юе») // ХIХ НК ОиГК – М., 1988, Ч. 1, С. 99-103
- Головачева Л. И. О значении и смысле терминов «тянь» и «мин» в раннеконфуцианском памятнике «Лунь юй» // ХХ НК ОиГК – М., 1989, Ч.1, С. 55-58
- Головачева Л. И. О смысле «Дао» и «Дэ» в раннеконфуцианском памятнике «Лунь юй» // Двадцать первая научная конференция «Общество и государство в Китае» Ч. I. М., 1990. С. 39—43.
- Головачева Л. И. Значение термина «шо» в раннеконфуцианском памятнике «Лунь юй»: не радость, а укор // XXII научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. I. М., 1991. C. 54—59.
- Головачева Л. И. О категориальном значении местоимения «во» в раннеконфуцианском памятнике «Лунь юй» // ХХIII НК ОиГК – М., 1992,Ч. 1, С. 39-44
- Головачева Л. И. Некоторые соображения об архитектонике раннеконфуцианского памятника «Лунь юй» // ХХV НК ОиГК – М., 1994, С. 81-86
- Головачева Л. И. Криптограммы и эквивокации знаков неба в «Лунь юе» (Проблемы жизнеописания Конфуция) // ХХVII НК ОиГК – М., 1996, С. 28-33
- Головачева Л. И. Изъяснение плана «Лунь юй» // XXVIII научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. II. М., 1998. С. 285—294
- Головачева Л. И. Учиться восполнению…: (Опыт интеллектуальной реконструкции фрагмента «Лунь юй») // Китай и АТР на пороге XXI века: Тезисы докладов. IX Международная научная конференция – М., 1998, Ч. 2, С. 143-147
- Головачева Л. И. Новая гипотеза атрибуции «Луньюй» // Философия Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация. – М., 1998, С. 50-55
- Головачева Л. И. Изучение «Лунь юя» и гипотеза развития китайской письменности // Проблемы Дальнего Востока. 2000. № 3.
- Головачева Л. И. Понятие «неусовещиваемости» в «Лунь юе» // XXX научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2000. C. 154—158.
- Головачева Л. И. Урок в школе Конфуция (Реконструкция фрагмента XI,26 из «Лунь юя» // XXXI научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2001. С.191-196
- Головачева Л. И. Конфуций об утверждении единомыслия, двусмысленности и инакомыслия: (О некоторых особенностях строения текста «Луньюй») // Философия Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация – М., 2001, С.95-103
- Головачева Л. И. О структуре виртуальных текстов фрагментов "Лунь юй"// XV Всероссийская конференция "Философии Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация. ..."/ РАН. Ин-т Дал. Востока. М., 2010. С.119-127 (Информ. материалы. Сер. Г; Вып.16)
- Завадская Е. В. Миссия слова в «Луньюе» // Конфуцианство в Китае. М., 1982.
- Переломов Л. С. Конфуций: «Лунь юй». М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. 588 с. ISBN 5-02-018024-6
- Семененко И. И. Афоризмы Конфуция. М., 1987. 302 с.
- Спирин В. С. Психологическая сторона понятия «прямая вертикаль» (чжи) в «Лунь юе» // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока XIII. М., 1977.
- Феоктистов В. Ф. Нужны ли новые переводы «Лунь юй»? // Философские трактаты Сюнь-цзы. М., 2005. С. 363—367.
Ссылки
- [lunyu.ru/ Книга «Беседы и суждения» Конфуция, пять переводов на русский «на одной странице»]
- [www.confucius.org/index.html Труды Конфуция и сопутствующие материалы на 23 языках] (Confucius Publishing Co.Ltd.)
- [samlib.ru/a/andrej_s_r/confycii1.shtml «Собеседования и сентенции» — новый перевод легендарной книги афоризмов Конфуция «Лунь Юй».]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Лунь юй
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
